Собрав в кулак всю свою волю, Паша подтянул руки и принял положение «наизготовку». Тошнота усилилась. Позывы сделались нестерпимыми. Паша решил перевернуться и аккуратно сползти с кровати задом…
Отчетливый силуэт лежавшего рядом человека бросился в глаза, точнее, в один открытый глаз Паши. Он осторожно дотронулся пальцем до закутанной спины соседа по кровати. Тело, неопознанное тело, пришло в движение, и сначала сильный, очень сильный и неприятный запах ударил в нос Паше. Затем нечесаная голова показалась из-под одеяла, а потом лицо… Беззубый рот существа, лежавшего рядом, ласково улыбнулся. Улыбнулся счастливой улыбкой. И женский голос сладко произнес:
– Доброе утро, милый. Ты просто душка!
До унитаза Паша добежать тогда не успел. Совсем не успел.
Правда, бомжихе пришлось доплатить за испорченную одежду и «прическу». Пришлось доплатить еще два пузыря, но дело того стоило.
С той поры Паша не пьет. Точнее, он, конечно, пьет, но вот уже четыре месяца ограничивается только соками и какими-то страшно полезными зелеными чаями.
И вот Паша очень обрадовался словам Антоши, который сказал, что устал от такого количества людей и что ему хочется тишины и спокойствия. А в том клубе как раз хорошо и тихо.
Антоша и Паша были с девушками. А Саша был тогда один. Но он сказал, что это не проблема и что он с успехом обходится один. И они все вместе поехали в клуб. А пока они ехали, Саша понял, отчетливо понял, что Антоша ему нравится. Он много шутил, и Саша смеялся его шуткам. А еще Антоша сказал, что скоро они уже приедут, а то ему ужасно хочется отлить. Тогда Саша решил, твердо решил, что подарит Антоше один из своих маленьких туалетов, точнее, макет туалета. Он подумал, что Антоше обязательно понравится такой подарок.
В клубе, куда они наконец туда прибыли, совершенно не было тихо, а людей там было даже больше, чем на выставке. Тем не менее Антоша спросил:
– Правда, тут хорошо? Хорошо и тихо?
Точнее, Антоша спросил, но из-за шума, из-за оглушительной музыки Саша совершенно ничего не расслышал. Он скорее догадался о том, что говорил Антоша.
– Да, тут хорошо, – закивал головой Саша. – Только не очень тихо. Точнее, совсем не тихо, а даже наоборот, как-то громко тут.
– Что? – заорал ему в самое ухо Антоша.
– Говорю, что громко музыка играет. Слишком громко.
– Да-да, – обрадовался Антоша, – тонко! Здесь все тонко продумано.
– Только шумно, – повторил Саша.
– Ты прав, старик, – довольно заулыбался Антоша. – Дизайн продуман очень умно. Все здорово. Здесь можно и от людей отдохнуть, а еще здесь тихо.
Саша тогда промолчал, потому что в таком адском шуме разговаривать было бессмысленно.
До полуночи друзья просидели в этом клубе, а потом Паша предложил перебраться куда-нибудь, где действительно тихо. Его все поддержали и перебрались в тихое заведение напротив.
Там разговор, прерванный в клубе, возобновился. Антоша, блистая остроумием, рассказывал о своем журнале. Рассказывал о том, как две девицы пытались пристроить свои любовные романы.
– Они даже согласились забеременеть от меня, чтобы только я пустил их в номер, – смеялся Антоша.
Сашу тогда очень заинтересовало все, что было связано с издательством книг и журналов. Он очень внимательно слушал каждое слово, которое произносил Антоша.
– Они были так настойчивы, – возводил глаза к небу Антоша, – что пришлось два раза…
– Переспать? – нетерпеливо перебил Саша.
– Нет, что ты… пришлось два раза указать им на дверь. Сначала одной, потом, после аналогичного предложения, другой. А другой журнал напечатал эти бездарные вещи. Наверное, им удалось уговорить главного редактора.
А еще Антоша сказал, что он знает этого редактора.
– У него зрение минус шесть, поэтому эти страшные… эти страшно бездарные девицы смогли сойти за очаровашек.
Сашу безумно заинтересовал этот рассказ. Ему было приятно слушать Антошу. Приятно и интересно. А еще ему нравился Антоша. Но не так, как понравился бомж руководителю предприятия в его, Сашином, замысле, а так, как нравятся мужчины друг другу, когда им есть о чем поговорить и даже выпить. Саша хотел говорить, говорить о творчестве, но что-то сдерживало его изнутри. Он никак не мог решиться. И разговор как-то сам собой скользил по разным темам. А еще разговор зашел о профессиях. А Саша хотел говорить о творчестве. Выпитый алкоголь и внимание Антоши помогли Саше раскрепоститься. И он произнес целую речь.
– В каждой профессии и в каждой работе существует элемент творчества. Вот я строю туалеты. Держу пари, что у вас это ассоциируется с неприятным запахом, кучками перед входом вполне понятного происхождения, с грязью. Ведь так?
Антоша и Паша согласно закивали. Девушки неприязненно наморщили носики.
– Ну вот, – продолжил Саша. – А я сразу представляю себе уютный маленький домик, чистенький и аккуратный. Разница в том, что вы представляете себе конечный вариант, а я создаю их сам, я вижу, так сказать, исходный продукт, когда его чистоты не коснулась еще ни одна задница. Это потом приходят разные люди, снимают штаны и торопливо… совершенно нетрепетно совершают… то самое, за что мы все не очень любим этот объект. Ну, вы меня понимаете?
В этот момент принесли заказ, и официант стал торопливо расставлять на столе тарелки и бутылки.
– Так вот… – продолжал Саша.
– А можно сменить эту неаппетитную тему? – в один голос потребовали девушки.
– Я быстро, – успокоил их Саша и чуть тише, видимо чтобы совсем не отбить аппетит у дам, продолжил: – Так вот, что надо сделать, чтобы на полу туалета не было гов… гов… говорящих, так сказать, следов пребывания человека в уборной? – Саша обвел аудиторию тяжелым взглядом: – Кто знает?
Никто ему не ответил на заданный вопрос. Лишь одна из девиц злобно оттолкнула от себя тарелку с салатом и проворчала:
– И вам всем тоже приятного аппетита!
– Вот, никто, оказывается, не знает, – счастливая улыбка засияла на устах Саши, – а я думал разные мысли по этому поводу. Если расширить дырки в полу туалета, чтобы только туда делали, чтобы не промахивались, а, наоборот, попадали… точнее, чтобы были точнее… тогда будет неудобно. Неудобно будет и даже опасно. Я думал, долго думал. А потом придумал, точнее, понял, а еще точнее, отчетливо врубился. Врубился в то, что даже если совсем не делать пола, а сразу яму, точнее, одну большую дырку, то и тогда никто не попадет. Меткость… она просто не является, просто не входит в число добродетелей россиян. Точность – это отнюдь не черта пытливого русского ума. Дело-то оказывается в менталитете русского человека… Русский, он как привык? Все по-быстрому, по-скорому, все как-нибудь. Так что писать в туалете обращения к посетителям с правилами пользованиями отхожим местом – это мартышкин труд. Русские действуют вопреки! Если сказано «Не трогать!», он обязательно потрогает. Если написано на скамейке «Окрашено!», непременно пальчиком пощупает, даже если садиться на эту скамейку не собирался. Даже дорогу, дорогу мы как переходим? Обязательно на красный свет. А если выскочат на дорогу двое, а тут неожиданно автомобиль – то разбегаться они будут, несомненно, в разные стороны. Если у соседа обновка появилась, то ему тоже такую надо! Надо срочно. Здесь и сейчас. И он покупает. Покупает, переплатив в два раза. А на почте, услышав, что за оплату телефонной квитанции с него возьмут проценты, тотчас уходит. Бежит в отделении связи и на всей этой афере экономит пять рублей.
– К женщинам это тоже относится? – заинтересовалась девушка, потерявшая аппетит.
– Конечно! – Саша даже подпрыгнул от охватившего его возбуждения. – Если вещица модная, то, несмотря на фигуру, как-нибудь, лежа на диване, они натягивают ее на свои целлюлитные бедра. Молнию застегивают так, что дышать больно. Но терпят. А как же… красота требует жертв. А еще русские – оптимисты, глупые, наивные как дети. Если покупают выпивку, то берут одну бутылку, потому что свято надеются, что остановятся после первой. Но после первой все равно пойдут. Пойдут за второй, точнее, побегут.
