Я не могла думать. Мысли мои оставались лишь какими-то тенями, и я не в силах была довести ни одну из них до логического вывода. Я встала и направилась обратно в лес. Шла, сгорбившись, как старуха, глядя наземь. Я скажу братьям, что слышала их разговор, а затем паду на колени и стану молить не делать того, на что они решились. Я выхвачу у Хёгни его короткий меч, висящий на груди, и пригрожу убить себя, если они не согласятся.

Я остановилась. Если я скажу им, что мне известно об их замысле, не заставит ли их это поторопиться с его воплощением? Они знают, что мне нельзя доверять в том, что касается Сигурда. Я развернулась и пошла обратно, теперь уже медленнее. Дойдя до границы леса, спряталась за теми же деревьями, которые стали свидетелями моего недавнего смятения. Проведя рукой по лицу, я заметила, что оно отекло и покрылось царапинами от попыток вызвать физическую боль, чтобы отвлечь от мук разума. Сигурду будет достаточно одного взгляда на меня, чтобы понять, что случилось нечто ужасное. И я не могу вернуться в дом, не вызвав любопытства у матери или Брунгильды.

Я села, вытянув ноги и опершись спиной о дерево. Листвы на нем уже не осталось. Небо над головой было холодного голубого цвета, как глаза Брунгильды. Желанное спокойствие приходило ко мне постепенно. Теперь мне казалось, что я стала слишком спокойной. По непонятной мне причине разум мой сосредоточился на тонких голых ветках, сквозь затейливый узор которых виднелось небо. Наверное, я даже уснула, потому что голубизна и серебро вокруг меня вдруг сменились на сплошную серость, а та, в свою очередь, — на пустоту. Потом пустота снова стала голубой и серебристой, и в момент этого перехода мой разум обрел ясность. Мысли стали похожи на серебристых рыбок, плавающих в чистых водах, и я наблюдала за их неторопливым движением без всякого труда. Теперь я знала, что делать.

Брунгильда вышла из дома. Будто желая убедиться в том, что за ней никто не наблюдает, она помедлила и оглянулась. Потом направилась к Сигурду, собиравшему дрова в поленницу. Увидев приближавшуюся валькирию, он выпрямился. Они обменялись парой слов, может быть, простым приветствием, затем Брунгильда рассмеялась и, пока Сигурд смотрел на нее, подалась в лес по тропинке, которой ходила каждое утро. Я подождала, пока она минует меня, и последовала за ней. Когда Брунгильда остановилась у ручья, чтобы напиться, я приблизилась к ней и сказала:

— Я не буду мешать вашей с Сигурдом любви.

Валькирия замерла, но все же окунула руки в воду и снова отпила. Отерев губы краем туники, она повернулась и посмотрела на меня. В ее глазах блеснул озорной огонек, и издевательская усмешка тут же вернулась к ней.

— Ну и вид у тебя! — воскликнула она.

Я спокойно повторила слова, которые сказала до этого. Ради них я и пришла сюда. Она слушала с раскрытым ртом, приготовившись смеяться, и, когда я закончила, все же рассмеялась.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она.

— Сигурд женится на мне, а Гуннар на тебе, — начала я как-то нелепо говорить нараспев, будто рассказывала сказку ребенку. Этот тон ставил под сомнение искренность моих слов. — Сейчас этого уже не изменить. Но я не стану мешать тем чувствам, которые вы испытываете друг к другу. Более того, я даже попрошу его быть с тобой. Я найду способ убедить его в том, что буду рада, если он сделает тебя своей любовницей. Изображу холодность и безразличие к его ласкам, если он вообще одарит меня ими. Скажу, что его ласки меня не интересуют. Тогда он придет к тебе. Ты получишь и Гуннара, и Сигурда. По-моему, ты этого и хотела.

Брунгильда прищурилась и перевела взгляд на что-то позади меня.

— Я требую, чтобы ты объяснила мне, что ты затеяла, — тихо произнесла она.

— Я готова тебе это рассказать. У меня есть причины подозревать, что мои братья, жаждущие получить золото Сигурда, замышляют против него недоброе. Им осталось только убедиться в истинности своих подозрений: в том, что Сигурд нарушил кровную клятву, заключив тебя в объятия. Хёгни убедил Гуннара спросить у тебя об этом прямо. Гуннар опасается, что такой вопрос может отвратить тебя от него, но все же согласился его задать. Тебе лишь нужно убедить его в том, что вы с Сигурдом не были вместе. И, конечно, тебе следует вести себя так, будто ты искренна. Ты не должна злиться, напротив, говори с ним ласково…

— Что ты несешь! — воскликнула она. — Я не давала Гуннару повода для подозрений…

— Нет, дала. Твоя нежность к Гуннару проявилась только после возвращения Сигурда. Это и пробудило подозрения. Как ты сама этого не видишь? Хоть уста твои и пальцы и обращены к Гуннару, глаза по-прежнему ласкают Сигурда дольше, чем принято при обычном разговоре. Поверь мне, Гуннар все знает.

— Это неправда! — крикнула валькирия. Потом она оглянулась и стала говорить тише. — Если кто и пробудил в Гуннаре подозрительность, так это ты. Да ты же ходишь с кислой миной, ни с кем не промолвишь и слова! Вот что насторожило Гуннара. Тебе нужно вести себя так, будто ничто не отягощает твои мысли…

Эти слова застали меня врасплох. Я никогда об этом не задумывалась, но теперь поняла, что в этом есть доля истины.

— Хорошо, — согласилась я. — Но я хочу, чтобы ты дала мне слово, что поступишь так, как я тебя прошу, когда Гуннар придет к тебе со своим вопросом.

— А почему ты решила, что я поступлю иначе?

— Я знаю твой характер. В порыве гнева на Гуннара… или на Сигурда…

Брунгильда улыбнулась.

— Я придержу язык. Даю тебе слово. Но за это попрошу у тебя кое-то взамен.

— Я сказала, что отправлю Сигурда к тебе. Этого не достаточно?

— Глупая. Он бы пришел ко мне и без твоих понуканий, если бы это не было так опасно.

— Тогда вот еще что… У реки ты говорила, что найдешь способ быть с Сигурдом с началом нового сезона урожая. Я думала об этом. Когда мы отправимся к франкам, я скажусь больной и попрошу тебя поехать со мной в качестве лекаря. Тогда вы с Сигурдом сможете делать все, что пожелаете.

— И кто поверит в то, что ты хочешь быть рядом со мной?

— Все, если будут видеть, как мы разговариваем, смеемся и гуляем вместе. Хоть это и неприятно для нас обеих, нам придется сделать вид, что мы — подруги, сестры, как ты однажды сама сказала. Особенно перед Хёгни и Гуннаром. У нас впереди вся зима. К наступлению нового сезона мы сумеем всех убедить. Так ты сможешь не только обеспечить себе место под крышей дома дяди Сигурда, но и заставить Гуннара поверить в то, что он был неправ в своих подозрениях. Я же скажу Гуннару, что больше не сомневаюсь в тебе и Сигурде, так как ты доказала чистоту ваших отношений. Я прошу тебя сыграть свою роль в представлении, которое пойдет на пользу нам обеим. Мне нужна твоя помощь, и не только сейчас, но и в течение всей зимы. Ты можешь устать от Сигурда и перестать заботиться о том, что с ним будет. Поэтому я даю тебе то, чего ты хочешь больше всего, сейчас, чтобы ты и дальше придерживалась нашей сделки.

— Откуда мне знать, что ты сама не нарушишь слова? Кто сказал, что ты не забудешь о договоре, освободившись от братьев и от меня, живя с Сигурдом в землях франков? И что случится, если ты устанешь от мужа, который любит другую, еще до того, как вы уедете в его земли? Что будет тогда, сестренка? Ведь именно ты можешь сказать Гуннару…

— Ты думаешь, мне легко далось это решение?

— Тогда докажи мне крепость своего слова. С тех пор, как Сигурд вернулся, у нас не было возможности побыть наедине. Дай нам ее, не позднее завтрашнего дня. Я встану рано и перед всеми предложу тебе пойти со мной в лес. А ты пойди к Сигурду и расскажи ему, что мы задумали. Когда он придет к нам, ты спрячешься. А после того, как я с ним… поговорю, мы с тобой вернемся из леса вместе. Здесь должно быть место, где любовники могли бы скрыться от досужих взглядов.

— К северу от нашего дома, за сосновым перелеском, стоит березовая роща. Туда никто не ходит, но…

На губах Брунгильды снова заиграла усмешка.