Я мельком глянула на Аттилу, когда он проезжал мимо, и заметила, что он мрачен и ни на кого не смотрит. Женщины и девочки стали петь громче, будто пытаясь преодолеть преграду между своими голосами и безразличным ухом их господина. Когда Аттила спешился и вошел в дом, все поднялись на ноги. Я заметила, как ко мне сквозь толпу спешила моя знакомая маленькая гуннка. Она махнула, приглашая следовать за собой, и быстро побежала к дому. Я отправилась за ней, стараясь смотреть прямо перед собой, чтобы не видеть искаженные мукой мертвые лица. Когда мы добрались до входа, я краем глаза заметила Аттилу, уже воссевшего на покрытое красным шелком ложе и, о ужас, смотревшего прямо на меня! Девочка вошла и бросилась ниц перед ним. Как только она встала, я тоже опустилась перед Аттилой, а потом поторопилась вслед за девочкой к длинному столу. Кувшины с вином уже отодвинули назад, чтобы выложить на стол всяческие угощения: выпечку и фрукты, мясо и сыры, каких я никогда не видела раньше. Некоторые женщины брали еду и раскладывали ее по тарелкам. Другие разносили эти тарелки и ставили на небольшие столы неподалеку. Я взяла две тарелки и последовала их примеру. Вошла группа мальчиков самых разных возрастов и тоже пали ниц перед Аттилой. Среди них был Эрнак, поэтому я решила, что вижу сыновей великого вождя. В отличие от своих братьев, Эрнак лег на пол не возле ног отца, а в непосредственной близости от него, и Аттила, который уже смотрел на следующую группу, входящую в дом, протянул руку и потрепал его по голове. В этой группе среди других богато украшенных драгоценностями мужчин был Эдеко, они тоже пали ниц. В третьей группе к властелину пришли его жены. Мы разнесли всем маленькие, накрытые едой столики. Когда мы их расставили, гости Аттилы сами нашли себе сиденья. Едва все расселись, Аттила встал, не выпуская меч войны, и закрыл дверь.
В комнате воцарилась абсолютная тишина. Пока Аттила усаживался, юная гуннка вышла вперед и подала мне деревянную чашу, наполненную вином. Поскольку на всех столах уже стояли золотые и серебряные кубки, я, совсем плохо соображая, решила, что эта чаша предназначалась для меня, и сделала попытку поднести ее к губам. Тихий вскрик девочки тут же остановил меня. Для того, чтобы прикрыть мою оплошность, она поднялась передо мной на цыпочки. «Для Аттилы, глупая!» — прошептала она и подтолкнула меня вперед.
И я отправилась в самое длительное путешествие в своей жизни. Я смотрела только на вино, но ощущала, что все взгляды в этом зале обращены на меня. Единственным звуком, раздававшимся сейчас, было шарканье моих ног по полу. Я чувствовала, что согнулась, ссутулилась, но не находила в себе сил распрямиться. Ноги подгибались подо мной, я почти не помнила себя от ужаса и смущения.
Дойдя, наконец, до кушетки Аттилы, я увидела, что он уже протянул руку. Я вложила в нее чашу и словно со стороны наблюдала, как моя сильно дрожащая рука возвращается обратно. Мне показалось, что я услышала всеобщий вздох облегчения, потому что, похоже, все нервничали так же, как я, страстно желая, чтобы чаша была передана Аттиле без происшествий. Я повернулась и торопливо отошла к другим слугам. Некоторые из них бросали на меня суровые взгляды. Я встала, как они, спиной к длинному столу и украдкой следила за тем, как Аттила поднес чашу к губам и после первого глотка передал ее одному из своих сыновей, а тот, в свою очередь, отпил и передал другому. Когда чаша обошла весь зал, от стола к столу, от гостя к гостю, одна из жен Аттилы, последней сделавшая глоток из чаши, встала и понесла ее обратно Аттиле. Как и я, она двигалась очень медленно, не поднимая глаз от того вина, что осталось в чаше.
Потом Аттила произнес длинную речь, надолго замолкая, будто стараясь подобрать слова. Он ни на кого не смотрел и говорил так тихо, что, казалось, обращался сам к себе. Я уже понимала достаточно слов, чтобы разобрать, о чем он рассказывал: о своей недавней победе. Правда, его поведение ничем не выдавало ликования или радости, естественных при таких событиях. Когда он закончил и я увидела, как девочка-гуннка приближается ко мне с деревянным подносом, то пришла в ужас. Я попыталась оттолкнуть поднос, но она покачала головой и отступила.
На маленьких столиках, которые я помогала разносить, стояли самые разнообразные угощения, а на подносе Аттилы — всего лишь миска с мясом. Краем глаза я видела, что он уже выпрямлялся, чтобы принять ее у меня. И снова мне показалось, что, сколько бы я ни шла, ближе к нему не становилась. Подойдя к кушетке и наклонившись, чтобы опустить поднос, я увидела меч войны. В освещенном факелами зале он сиял, словно солнце, и мне представилось, что он дразнит меня, подбивая схватить и вонзить в сердце Аттилы. Поскольку Аттила не делал ничего, чтобы взять поднос у меня из рук, я поняла, что мне придется поставить его к вождю на колени. Я уже собиралась опустить поднос, как Аттила вдруг схватил меня за руку. Почувствовав отвращение от его прикосновения, я забылась и посмотрела ему в лицо. Заметив его негодование, я тут же опустила глаза. Он убрал руку, и я поспешила обратно к прислужницам.
Как только он начал есть, все за столами заговорили, будто компенсируя столь долгое молчание. Девочка протянула мне кувшин с вином и указала на дверь, которую как раз открывал один из сыновей Аттилы. Я с радостью вышла с другими женщинами, чтобы снова обойти всадников. Они уже не были такими шумными, как прежде. Некоторые просто сидели и с торжественным видом смотрели на двери дома Аттилы, будто завидуя тем немногим, кому позволено туда войти. Вернувшись в дом за вином, я увидела, что гости, напротив, стали веселиться. Обернувшись к выходу с полным кувшином, я заметила источник их радости: между столами танцевал гном. Я поразилась, увидев это существо в доме Аттилы, и на какое-то время замерла на месте. У гнома оказался такой горб, что казалось, будто его голова растет прямо из плеч. У него была смуглая кожа, смуглее, чем у гуннов, но это единственная черта, которой он их напоминал. Он вообще не походил ни на кого из тех людей, которых я видела ранее. Перепрыгивая от стола к столу, он лопотал на наречии гуннов и корчил всевозможные рожи. Взглянув на Аттилу, напряженно наблюдавшего за трюками гнома, я заметила, что они ему совсем не нравятся. Потом я вспомнила о кувшине с вином в моих руках и поспешила к выходу.
Я как раз собиралась войти за следующим кувшином, когда громкий хлопок заставил меня остановиться. Смех в доме тут же стих. Повисло молчание, и Аттила отдал своим воинам приказ относительно гнома, которого тут же грубо подхватили под руки и повели прочь. Потом все гости дружно встали. Я заметила, что женщины-прислужницы бросились убирать столы, хотя не все еще успели доесть. Я поспешила присоединиться к ним. Проходя мимо Аттилы, я заметила, что его поднос так и стоял на коленях, и подумала, не должна ли я его забрать. К счастью, не дожидаясь моего решения, Аттила сам поднял его и поставил на стол, который как раз мимо него проносили слуги. В это время гости вставали в очередь и, упав еще раз перед вождем ниц, удалялись.
Эдеко, который отошел, чтобы отодвинуть полог, закрывавший спальню для одной из жен Аттилы, покинул зал последним. Когда Эдеко ожидал своей очереди на прощальный поклон и заметил меня, он сделал такое лицо, будто хотел показать, что я каким-то образом его подвела.
Я тут же отвела взгляд и принялась убирать тарелки со столов, думая, что их надо бы вытереть начисто, но когда все тарелки были составлены на длинном столе, девочка-гуннка коснулась моего запястья и кивком головы показала, что пришло время уходить. Все прислужницы, за исключением двоих, оставшихся закончить уборку, направились к Аттиле для поклона.
Не успела я выйти из дома, как Эдеко схватил меня за руку и оттащил в сторону. К этому времени большая часть гостей разошлась, а те, кто задержался, собирались уходить. Эдеко поволок меня к воротам. Его лицо искажала гримаса злобы. Когда мы добрались до ворот, он отпустил меня и закричал:
— Ты не послушалась меня!
