Когда Ким спустилась, экономка причитала над завядшим цветком, обнаруженным в вазе, и Ким с сочувствием подумала о девушке, которую теперь из-за этого вызовут на ковер. Она сама поймала на себе несколько критических взглядов, когда приехала из Лондона, но за прошедшие два дня экономка по отношению к ней несколько оттаяла. Ким решила, что, возможно, сыграл свою роль хороший отзыв миссис Фейбер о новой секретарше.
— К обеду приедет мистер Фейбер, — сообщила экономка, когда Ким присоединилась к ней возле роскошного камина, в котором потрескивали поленья. — Он только что звонил.
— О нет! — воскликнула Ким, перепугавшись.
Экономка поджала губы.
— Если вы подумали о миссис Хансуорт, то я не стала бы беспокоиться, — сказала она. — Они брат и сестра, и все их ссоры поверхностны. Да, я в курсе неприятностей с мисс Ферн, но если спросят меня, то я скажу, во всем виновата миссис Хансуорт… Воспитание ей дается не лучше, чем в свое время давалось миссис Фейбер. Это у них семейная черта.
— Но мне придется предупредить миссис Хансуорт, — воскликнула Ким, двинувшись к лестнице. — По крайней мере, я должна поставить ее в известность о приезде брата.
— Слишком поздно, — сказала экономка, улыбнувшись на этот раз не без удовольствия при виде знакомой черной машины, которая вывернула из-за угла дома и остановилась у ступенек, ведущих к парадному ходу. — Он уже здесь!
Ким обернулась и посмотрела на дверь, в то время как экономка осторожно растворилась в тени, а Пиблз, дворецкий, пошел открывать. Ей очень хотелось подняться наверх и предупредить женщин, уединившихся в гостиной миссис Фейбер, но экономка оказалась права… Было слишком поздно. Войдя в холл, Гидеон Фейбер сразу бросил взгляд на Ким, впрочем, благодаря ее ярко-красному шерстяному платью, на котором играли отблески пламени, ей все равно не удалось бы скрыться незамеченной.
Он был одет в толстое пальто, в руках держал портфель и замер на месте, словно эта яркая худенькая фигурка действительно приковала его внимание.
— Так, значит, вы все еще здесь! — воскликнул Гидеон Фейбер.
Ким медленно приблизилась к нему, чтобы поздороваться.
— А вы разве не ожидали увидеть меня? — спросила она.
К ее великому удивлению, он вдруг улыбнулся… Это была ослепительная, приятная, почти беззаботная улыбка, которую она один раз уже видела.
— По правде говоря, ожидал, — ответил он. — Мне показалось, вы человек настойчивый, а люди настойчивые никогда не сдаются…. они по своей природе не способны сдаться!
Она улыбнусь с напускной скромностью.
— Я приехала сюда работать, — сказала Ким, — и мы с миссис Фейбер уже начали. Рукопись продвигается довольно хорошо.
— Великолепно! — произнес Гидеон Фейбер, и она поняла, что на самом деле он так не считает. — Хорошо уже то, что вы не даете скучать матери. Хотя я ни разу не видел, чтобы она скучала, — добавил он, и на этот раз в его голосе прозвучало одобрение.
К изумлению Ким, в холл примчался из какого-то тайного укрытия Макензи и буквально бросился на хозяина. Неподдельный пыл, с каким пес приветствовал его, открыл девушке глаза, но еще больше они открылись, когда Гидеон наклонился и приласкал щенка, что-то тихо приговаривая, отчего Макензи пришел в полный восторг. Хозяин поднял песика на руки, поднес его к камину, и пока он пытался увернуться от радостных лизаний, приковыляла Бутс и уставилась на него близорукими глазами. Гидеон опустил Макензи на пол и мягко погладил старую собаку.
— Вы уже подружились с ней? — спросил он секретаршу матери. — Бутс немного привереда и не симпатизирует всем подряд.
— Думаю, могу честно признаться, она не сделала для меня особого исключения, — суховато ответила Ким. — Мы ладим, но не больше. Что касается Макензи, мы с ним закадычные друзья. И с Джессикой тоже.
Он взглянул на нее снизу вверх, сверкнув серыми глазами.
— С этим отвратительным животным? Как же, скажите на милость, вы миритесь с ней?
— Очень даже легко, кроме того, после нескольких хороших прогулок она начала понемножку худеть.
— Так значит, вы водите собак на прогулки? — мистер Фейбер достал из кармана портсигар и протянул Ким, к немалому ее удивлению. Она тоже смогла его удивить, отказавшись… А то, что он удивился, она поняла по тому, как он приподнял брови. — Вы не курите?
— Очень редко, — сказала она и могла бы добавить:
«Только не в обществе непредсказуемого человека».
— А что еще вы делаете?
— Сегодня утром мы начали мемуары. Как я вам уже сказала, по-моему, начало хорошее.
— И вам интересен тот вздор, который забавляет мою мать?
— Все, что составляет часть человеческой жизни, мне не кажется вздором… А если, диктуя свой рассказ, ваша мать становится счастливей, то разве это не весомая причина, почему следует поощрять ее занятия?
Он резко повернулся на каблуках и направился в рабочий кабинет. Эта комната более соответствовала мужскому вкусу, чем библиотека, а потому в ней легче было расслабиться.
— Зайдите на несколько минут, — пригласил он. — Мне бы хотелось перекинуться с вами еще двумя словами, прежде чем идти наверх переодеваться, а вы, быть может, согласитесь выпить рюмку хереса или чего-нибудь еще?
Гидеон Фейбер подошел к подносу с напитками, который был уже приготовлен на сервировочном столике, и налил ей хереса. Когда он протягивал Ким рюмку, она пожалела, что не сумела попросить экономку подняться на верхний этаж и подготовить Нериссу Хансуорт, которая не подозревала, что брат один раз отступил от своих правил и в пятницу после работы вернулся домой… А еще Ким подумала, что если пить вино медленно, экономка догадается сбегать наверх, хотя, видимо, она не такого уж высокого мнения о Нериссе и даже, кажется, радуется предстоящему столкновению между братом и сестрой.
— За мемуары, — сухо произнес Гидеон, приподнимая рюмку.
Ким машинально приподняла свою.
— Хочется думать, что работа сложится удачно. Книга доставит такое удовольствие вашей маме.
— А другим людям?
— Ну…
— Я почти уверен, что мне придется оплатить печать небольшого тиража, и как только мама получит свой экземпляр, остальные пойдут в огонь. — И хотя в голосе Гидеона слышался холод и неумолимость, Ким показалось, что внезапная легкая улыбка, коснувшаяся уголков его рта, не была лишена снисходительности, чего раньше она не замечала. — Однако, оставим работу. Как вы считаете, мисс Ловатт, вам удастся устроиться здесь с относительным комфортом?
Ким даже улыбнулась.
— Я уже устроилась с большим комфортом, мистер Фейбер, — сказала она. — Мне до сих пор не доводилось видеть столько роскоши вокруг.
— Вот как? — Он пристально посмотрел на нее, слегка наклонив голову, и были в его взгляде задумчивость и какой-то интерес.
— Да. — В ее темно-голубых глазах промелькнула улыбка. — Все мне здесь кажется невероятным. Огромный дом, хорошо вышколенные слуги, какие бывают только в кино, лошади, собаки… великолепнейшая природа…
— Вас привлекает деревенская жизнь?
— Я родилась и выросла в деревне. Наверное, это навсегда вошло в мою кровь.
— Вы не находите, что и в городах есть много привлекательного?
— Очень мало.
Он подошел к камину и стряхнул пепел на решетку.
— Не могу с вами согласиться. Для меня жизнь в деревне означает застой… Я приезжаю сюда на выходные, потому что так мне велит мой сыновний долг, но если бы матери не было в живых, я бы вообще сюда не приезжал. Я бы продал это место и жил в городе. Вероятнее всего, в Лондоне…
— В Лондоне у вас офисы?
— Да, но наша кровь течет здесь, на севере. — Он прислонился спиной к камину. — Чтобы держать палец на пульсе, приходится много времени проводить в здешних краях, но мне нравится жить в Лондоне. В столице столько возможностей и так много людей… А для меня важны люди.
Ким изумилась.
— Не каждый в отдельности, а все вместе. Они полны энергии и жизненной силы, и наблюдать за этим гораздо интересней, чем за трутнями, которым кажется, что мир вращается вокруг их ничтожных интересов, вроде послеобеденного чая и благотворительной распродажи. Я испытываю только крайнее презрение к женщинам, которые сплетничают за чашкой чая, устраивают приемы и званые обеды и из года в год ровным счетом ничего не делают, чтобы помочь обществу.
