— Темнота… Радогощь это праздник урожая — после него уже никакие работы в поле не ведутся.

— А… — потянула она. — А травницы здесь при чем? И ведьмак?

— А при том! — старичок снова почувствовал свою важность. — Это осенние равноденствие.

— Оно так называется? — удивилась девушка.

— Ну да Радогощь, осенние равноденствие, праздник урожая, Новый Год — это все одно.

— Подожди! Но Новый год же первого января! Или на худой конец тринадцатого! Первого по Григорианскому календарю, а тринадцатого по Юлианскому!

Старичок посмотрел скептически на Полину, поглаживая бороду.

— Как удобно…

— Что? — удивилась она.

— Знаешь, ты хоть домашнее задание выполнила, но не до конца. Все эти календари чистой воды фикция! Или ты правда веришь, что сын Божий родился в январе? По заказу, прямо… — усмехнулся старичок. — Никто не знает, когда он родился! Никто!

— Тогда почему Новый год на Радогощь?

— А потому что язычникам не было дела до Библии. Ни Старого, ни Нового Завета! У них свой календарь — по небесным светилам. Свои традиции, и праздники свои. И новый Год у них начинался с Радогоща! Или Таусеня. Да и вообще, ты должна знать, для тебя главные святые праздники это: Радогощь, потом Коляда, зимнее солнцестояние, затем Масленица, это весеннее равноденствие, а летом — главный праздник травниц — Купала, на летние солнцестояние. Тогда — самые важные травы собирать надобно.

— Необычно так… а ведьмак причем?

— Следит за вами, бестиями! — подмигнул домовой. — Ох, не за какие коврыжики я бы не хотел оказаться на его месте!

— Я думаю, не все такие, как ты говоришь…

— Хох, — Саныч хлопнул себя по колену. — Это ты сейчас так говоришь, когда еще не поняла, кто ты такая. А потом… Ой, чувствую, морока с тобой, девка будет, ой морока!

— Не нужно на меня наперед наговаривать!

— А ты лучше бы что-то почитала перед встречей с ведьмаком, — заметил домовой.

— Почитаю, — обиделась девушка, доставая одну из тетрадей и ложа себе в рюкзак. — Дома.

Домовой тут же встрепенулся.

— А ты что, не остаешься? — у него голос был, даже немного обиженный и сильно обеспокоенный.

— Не могу. Домой нужно.

— А это разве не дом? — точно обиделся.

— Но я здесь не живу… — попыталась урезонить его Полина.

— Ах вот как! — сказал домовой, спрыгнул с места где сидел и захлопнул дверцу тумбы. — Не живет она! А я заметил! — то, что с ним происходило, очень походило на женскую истерику. — Заметил!!! И что вам в этих бетонных клетках надо- то? А тут дом! Дом в два этажа!!! С домовым!!! Куда мир катиться?!? Не понимаю! Что вы там без домового делаете то? Кто вам тарелки вылизывает? Кто?!? — орал он, а девушка полностью опешила:

— Вылизывает тарелки?

— Не знаю я! Не знаю! Хотя нет, знаю! Пол года на сухом пайке!!! Только к соседу сгонять можно и все! А дома? Дома — шаром покати!!!

— Так переезжай к нам, — Полину замучила совесть.

— Я что из этих? — он покрутил у виска. — Из новомодных? Из домовенков Кузь?!?

— Кого?

— По телевизору видел! Такая судьба — хуже смерти! Триллер, а они детям показывают!!! Ну, нет! Я уважающий себя домовой! Не Кузя, не Нафаня какой-то там! Я Саныч! Не поеду я к вам в квартиру! Один дом — одна семья, один домовой!!! — он сказал это словно лозунг коммунистического строя, а потом почесал затылок и добавил: — Ну ладно, семей может быть несколько, но у одного дома должен быть один домовой — точка!

— А ты смотришь телевизор? — удивилась Полина.

— Конечно! — в свою очередь удивился домовой. — Двадцать первый век на дворе!

Теперь понятно, от чего такая истерика — Саныч пересмотрел латиноамериканских сериалов…

— И электричество сам умеешь включать? — удивилась она.

— Конечно, я же домовой, а мы все по дому знаем.

Теперь Полина была поражена своим "продвинутым" домовым.

— И ты с соседом дружишь? — уточнила она.

— Конечно, а ты думала, что я один телевизор смотрю? В компании интересней. Правда сосед не любит дом надолго бросать, ведь он хозяйственнике некоторых, — косой взгляд явно предназначался Полине, — но все-таки присоединяется. И мне отрада и компания. Раньше еще и дворовой был, — сказал старичок и вдруг замолчал. По нему тяжело было сказать, что он чувствует — сожаление или удовлетворение.

— Был? — спросила Полина.

— Не ужились мы. Да и Макаровна, травница, не любит, что бы на ее дворе кто-то кроме нее хозяйничал. А меня раздражало, что он тоже телевизор смотреть любил. Сядет в окне, нос к стеклу приклеит… а как шторки закроешь — безобразничать начинает!

Полина не знала, как именно Саныч с бабушкой избавились от дворового и решила не уточнять. Взяв рюкзак, она вдруг вспомнила:

— А ты пожару тут не наделаешь?

— Обижаешь, хозяйка, — заверил он. — Я ж домовой, или ты забыла? И нас и магия на этот случай иметься.

— Какая?

— Не важно, — сказал он, а потом с надеждой спросил: — А ты точно не останешься?

— Нет, — сказал Полина. — Не могу. Я вчера уже ночевала, да и переодеться нужно, а то неправильно поймут.

— Понятно… — он был явно расстроен, а потом вдруг его настроение переминилось: — Ну ладно, иди, иди! Сейчас будут "Друзья", затем "Не родись красивой" а потом "Файна Украйна", а потом и сосед придет…

Она уже почти вышла, а затем обернулась:

— А с соседом что смотреть будете?

— Секс и город, — сказал домовой и дверь за Полиной захлопнулась. Она усмехнулась и зашагала к метро. Только в вагоне она догадалась, почему у бабушки никогда нельзя было найти пульт от телевизора! Сначала она долго хихикала по этому поводу себе под нос, чем привлекала внимание рядом сидящих, а потом достала тетрадь и открыла ее. Обещала почитать про травы. Значит, нужно начинать. По пораженному взгляду рядом сидящей женщины и осторожным словам: "Девушка, но тетрадь пустая" она поняла две вещи. Первая — привычку украинцев читать через плечо не искоренит даже атомная война, а вторая — причина, по которой Инесса не могла узнать секреты травницы. Полина улыбнулась и углубилась в чтение.

Следующее утро у Полины обнаружилась довольно неприятная пропажа — не хватало одного мобильного. Почему одного? Потому что чуть ли не у каждой второй киевской девушки два аппарата и два номера, в целях экономии на операторах связи, а также для удобства. В следствии этого сомнительного факта, Таня уже десять минут наблюдала уже третье по счету полное встряхивание рюкзака.

— По моему, подружка, тебе стоит признать, что телефон у тебя сперли, — сказала она, наконец.

— У меня? — возмутилась подруга. — Быть такого не может!!! Это же я, Тань! Меня щупачи* десятой дорогой обходят и в юбке путаются!

— Может, позвонишь тогда на свой мобильный? — предложила Таня. — Если абонент вне зоны — значит украли, а если не берут трубку — то нет.

— Почему?

— Потому что когда крадут телефон, первым делом выбрасывают карту. Давай звони.

Полина взяла свой второй мобильный и набрала номер:

— Не берут трубку! — воскликнула радостно Поля. — Это значит, не украли!

— Это хорошо, — подтвердила Таня, — Но где он? Я ничего не слышу, а ты?

— Я тоже, но может там тихий сигнал?

— Пошли искать! — решительно сказала Таня и оттащила Полину от подоконника, где та опустошала свой рюкзак.

Девушки, чувствуя себя спецагентами особого назначения, зашли в аудиторию, при этом Полина прижимала телефон к уху. Они внимательно осмотрели всех присутствующих и некоторые их студентов заметили эти изучающие взгляды. Таня кивнула Полине на ближний ряд, а сама двинулась по дальнему, вслушиваясь, ожидая услышать знакомую мелодию старого Полиного мобильного.

Первым на странное поведение девушек ответил Пертов:

— Танька, ты чего?

Таня смерила парня внимательным взглядом, старательно прислушиваясь.

— Эй! Ты меня пугаешь! — воскликнул он, а Полина знаками тут же приказала Тане перестать. Та пожала плечами и двинулась дальше.