И вот этот мой разговор с князем, который должен был принести мне счастье, оказался источником всех моих бед. Дело в том, что князь, который прежде не обращал внимания на Нато, старавшуюся, впрочем, его избегать, после моей просьбы стал поглядывать на нее и, как видно, она ему понравилась.

Однажды я сидел и размышлял о том, как бы уладить мое дело с женитьбой. Вдруг прибегает Нато и бросается мне на шею.

— Нодар, ради бога помоги! Не знаю, как мне быть! Князь как-то странно глядит на меня… Мне страшно. Я, кажется, ему приглянулась. Что делать, скажи?

Кровь бросилась мне в голову от ее слов.

— Избегай его, старайся не попадаться на глаза, сказал я.

— Я и сама понимаю. Скорей умру, чем покорюсь ему! Ну, а потом? Как быть дальше?

— Там увидим. Бог наставит.

Князь в тот же день еще раз подстерег Нато. Та, конечно, не отвечала на его заигрывания.

Прошло недели три, и князь, казалось, забыл о Нато.

Но вот однажды он вызвал меня, велел отнести письмо к одному из его городских приятелей и доставить ответ. Я отправился в город. В этом письме князь, оказывается, писал, чтобы меня не отпускали домой несколько недель. Когда прошло достаточно времени, мне прочли письмо господина и велели возвратиться в деревню. Я тотчас же догадался, с какой целью все это было проделано. На краю нашего села мне попалась навстречу одна старуха.

— Матушка, — спросил я ее, — не знаешь ли ты, как поживает наша Нато?

— Эх, сынок, и не спрашивай!

— Что случилось? Говори, мать, не томи!

— А случилось то, что князь начал к ней приставать. Когда Нато отказалась подчиниться по доброй воле, наш князь, будь он проклят, хотел силой и угрозами добиться своего. Бедная девушка сначала терпела, но, наконец, не выдержала и кинулась в реку. Вот тут же, повыше деревни Наозы, и нашли бедняжку.

Не дослушав ее, я, вне себя от ярости, ворвался к князю.

— В чем дело? Что с тобой? — вскричал тот. — Рожа у тебя перекошена, как у дьявола.

— Где Нато?

— А черт ее знает! Верно, все это твои проделки, собачий сын!

Я бросился на него с кинжалом.

— Что ты делаешь, негодяй?! Помогите, убивают! — закричал князь.

Это были его последние слова. Он захрипел. На крик князя прибежала госпожа. Пораженная ужасом, она взвизгнула и бросилась обратно в свою комнату. Услышав ее голос, я вспомнил, что есть еще кому мстить, и кинулся за нею. Вбежав в ее комнату, я увидел, что она обнимает сына, закрывая его своим телом.

— Нодар, убей меня, но пощади моего Гиго, он невинен перед тобой! — взмолилась княгиня.

— Не убивай меня, я тебе ничего не сделал! — повторил мальчик.

Но я был глух к их мольбам. Опьяненный видом крови, я заколол сына на глазах у матери, а затем прикончил и ее. Потом выбежал во двор, вскочил на коня и ускакал. К вечеру меня настигла погоня. Но никто из гнавшихся за мною не попытался задержать или убить меня. Напротив, они же и посоветовали мне бежать в Ахалцихе. Я послушался совета и на третий день был уже там. В Ахалцихе я немедля явился к муфтию и выразил желание принять веру пророка. На другой день я торжественно отрекся от Христа и принял магометанство. Местные турецкие вельможи осыпали меня подарками. Они посоветовали мне отправиться в Стамбул и записаться в янычары. Я поехал туда и сделался янычаром. Должен тебе сказать, что жизнь моя внешне сложилась прекрасно. Но что творилось в моей душе — об этом знал только бог.

Убийца невинного ребенка, вероотступник!. Совесть не давала мне покоя и доныне терзает меня. На пиру или в бою — где бы я ни был — перед моими глазами всегда стоит окровавленный мальчик и укоризненно говорит мне: «Что я тебе сделал, зачем ты меня убил?»

Сколько раз я искал смерти в сражении! Сколько раз очертя голову бросался в гущу боя, стремясь расстаться с постылой жизнью! Но пуля врага не настигала меня. Вместо того чтобы найти смерть, я приобрел славу бесстрашного бойца и скоро сделался сотником.

Совесть по прежнему терзала меня. В надежде забыться, я занялся торговлей и изрядно разбогател. Все же и это не избавило меня от угрызений совести.

— Боже, простятся ли мне когда-нибудь мои прегрешения? — сказал Осман-ага тихо, задумался и потом сам ответил: —Тайный голос говорит мне, что нет.

— Бог милостив, — сказал Дурмишхан. — Я слыхал, что всякое прегрешение будет прощено, если раскаяться от всего сердца.

— Нет, не может быть мне прощенья, — в раздумье проговорил Осман-ага. — Не дождаться мне его.

— Не отчаивайся, милосердие божье безгранично, — повторил Дурмишхан.

— Эх, довольно!.. Прости, если я тебе наскучил, — с грустной улыбкой сказал Осман-ага и приказал своим слугам готовить коней.

— Ты поедешь с нами? — спросил он Дурмишхан Дорогой поговорим о твоем будущем.

— Я готов за вами следовать.

Через несколько минут они сели на коней и отправились в путь… Вот и все. «Горе я оставил там, радость принес сюда» [7]…

— О, не тебе бы рассказывать эту историю, — сказали друзья Алекси, когда он кончил.

— А кому же?

— Князю-либералу!

Князем-либералом мы называли Л. Д., потому что он был ярым сторонником освобождения крестьян и первым узнавал все, что касалось отмены крепостного права.

— Пусть он рассказывает завтра.

— Итак, завтра князь-либерал! Приготовься, князь; только, сделай милость, обойдись без высокопарных фраз.

— Вы мне так надоели, что я ни слова не скажу о крепостном праве, — ответил князь-либерал.

— Кум, решайся, говорю тебе, нечего раздумывать!

— Гм, гм… Эй, жена, поверни-ка шашлык, видишь — совсем обгорел.

— Да ты не увиливай, а отвечай мне!

— О чем ты, друг?

— Решайся, говорю: выдавай замуж мою крестницу!

— Да я готов, если кто-нибудь посватается.

— Вот я к тебе и пришел сватом.

— Нет, дорогой мой, за него я дочь не отдам.

— Да почему?

— А потому что, во-первых… Эх, да мало ли почему! Есть причины.

— А все же какие? Или парень, по-твоему, не годится?

— Нет, парень хорош, но… — Да брось ты эти свои «но»!

— Но ведь он без роду без племени.

При этих словах гость поморщился, словно на что-то накололся.

— Ну так что ж, пусть безродный! Разве парень от этого хуже? Всего два года, как он при мне, а уже сотню червонцев нажил. Чем не молодец?

— Хорош, хорош… Но ты ведь знаешь, дочь у меня одна… Вот я и хочу найти ей подходящего жениха.

— А кто, по-твоему, ей подходит?

— Да кого бог пошлет! Хочу отдать за дворянина, хотя бы и захудалого.

Тут гость снова поморщился, словно в сердце у него что-то оборвалось.

— Что за беда, если будет не дворянин!

— Эх, кум! Дворянин — это совсем другое дело. Как бы ни был он беден, найдется все же у него хоть один слуга да одна дворовая девка. Вот и не нужно его жене самой воду таскать да тесто месить.

— А разве жене моего молодца придется самой хлеб печь? Разве он не может обзавестись слугами?

— Отчего же, только слугам ему платить придется, а у дворянина собственная дворня.

— Коли так, завтра же куплю ему крепостных.

— Ну и покупай! Бог в помощь!

— Тогда отдашь дочь?

— Не знаю. Да ведь он же безродный, кум, безродный! Я сам не без роду без племени, есть у меня и друзья и родня, и враги. Хочется мне похвастаться перед ними зятем и его родней.

— Пустое, кум! Такую свадьбу справлю, что любой княжеский сын позавидует.

— Какой же от этого прок?

— А такой, что ты на первых же порах пустишь пыль в глаза своим врагам. Потом Дурмишхан снова примется за торговлю, станет загребать золото, а с деньгами, сам знаешь, — всего можно добиться!

— Однако деньги не сделают его родовитым.

— Верно! Ну, а если самые родовитые станут ему завидовать да заискивать перед ним, лишь бы он ссудил их деньгами?