Врангелевская оценка отдает верхоглядством. Книгочей с детства, потом знаток буддизма Семенов, едва не ставший студентом Института восточных языков, мог из-за его простоватой внешности выглядеть заурядно, но вполне обладал необходимыми образованием и кругозором для «первого плана гражданской войны». Именно в ней малограмотные красные вожди, например, Жлоба, Думенко, Буденный, не только командовали огромными войсковыми соединениями, а и победили таких умниц и интеллектуалов, как Врангель.

В Карпатах Семенов, защищая ущелье, во главе сорока казаков блистательно выдержал подряд четыре сокрушительные атаки Баварской дивизии. Потом он не поладил по поводу награждения за это с начальником Уссурийской дивизии генералом Крымовым. В результате, как и когда-то из-за своего первого полкового командира, Семенов в 1916 году перевелся в 3-й Верхнеудинский полк Забайкальской казачьей дивизии, Смиренным нравом этот казак ни в коем случае не отличался.

Г. М. Семенов продолжает воевать на Кавказском фронте, в начале 1917 года на Персидском фронте участвует в походе русских частей в Месопотамскую долину. В чине есаула (капитан, в кавалерии — ротмистр) возвращается на Румынский фронт в мае 1917 года.

В это время после Февральской революции в армии процветает реформирование, начиная с печально известного «Приказа № 1», положившего начало ее разложению. А, например, генерал Корнилов в его 8-й армии формирует Добровольческий ударный отряд для того, чтобы отборными кадрами укрепить фронт. Создаются другие добровольческие части, не имевшие аналогов в бывшей императорской армии, чтобы противостоять повальному дезертирству. Это и национальные батальоны, полки: украинские, кавказские, латышские и т. п.

Делегат Всероссийского казачьего съезда есаул Семенов проявляет собственную оригинальнейшую инициативу — сформировать у себя на родине из добровольцев отдельный конный монголо-бурятский полк! Он пишет об этом рапорт на имя пока еще военного министра Временного правительства Керенского, указывая свои высокие цели: привести этот полк на германский фронт, чтобы «пробудить совесть русского солдата, у которого живым укором были бы эти инородцы, сражающиеся за русское дело».

Семеновским рапортом заинтересовались, из военного министерства приказали откомандировать есаула в Петроград. Оказавшись здесь в июне 1917 года, 27-летний Георгиевский кавалер Семенов принимает близко к сердцу подпольное движение единомышленников генерала Корнилова. Он знает многих офицеров будущего Корниловского путча, потому что служил в Уссурийской дивизии, которая входит в корпус его также давнего знакомца генерала Крымова, и на эти части понадеется в августе 1917 года Корнилов. Семенов и сам готов встать во главе любой петроградской заварушки, лишь бы расправиться с уже ставшими ненавистными забайкальцу большевиками.

Все это аукнется Г. М. Семенову через тридцать лет, когда те самые большевики будут уже безраздельно править его родиной и, казня самого Семенова, напишут в приговоре в том числе и о раскаленном лете 1917 года:

«Намеревался с помощью двух военных училищ организовать переворот, занять здание Таврического дворца, арестовать Ленина и членов Петроградского Совета и немедленно их расстрелять с тем, чтобы обезглавить большевистское движение…»

Не суждено было есаулу Семенову предвосхитить в Петрограде Корнилова, ему вскоре стало не до этого. Григорий Михайлович произвел большое впечатление в военном министерстве своим знанием монгольского языка и личными связями с влиятельными кочевниками, доставшимися от отца. Есаул с головой ушел для осуществления своей идеи в проработку дела, которое ждало его в родной Читинской области.

В сентябре 1917 года есаул Г. М. Семенов комиссаром Временного правительства выехал из Петрограда с крупной суммой денег на восток для формирования монголо-бурятского полка.

Следующие два месяца Семенов добросовестно формирует свой полк в Забайкалье. На пограничной китайской станции под названием «Маньчжурия» есаул Семенов с несколькими офицерами и десятком казаков основывает свою ставку и рассылает по всем сторонам вербовщиков.

Произошедший Октябрьский переворот немедленно делает Семенова врагом большевистской власти. На борьбу с Советами нацеливает есаул свой складывающийся отряд, названный по месту его дислокации Особым Маньчжурским.

Барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг утверждал, что родился он не на острове Даго (по-эстонски ныне — Хийумаа) в Эстонии, как обычно указывалось и указывается о нем в справочных изданиях, а в Австрии в городе Граце в 1886 году, и так позже рассказывал свою родословную:

«Семья баронов Унгерн-Штернбергов принадлежит роду, ведущему происхождение со времен Аттилы. В жилах моих предков течет кровь гуннов, германцев и венгров. Один из Унгернов сражался вместе с Ричардом Львиное Сердце и был убит под стенами Иерусалима. Даже трагический крестовый поход детей не обошелся без нашего участия: в нем погиб Ральф Унгерн, мальчик одиннадцати лет. В ХII веке, когда Орден Меченосцев появился на восточном рубеже Германии, чтобы вести борьбу против язычников — славян, эстов, латышей, литовцев, — там находился и мой прямой предок, барон Гальза Унгерн-Штернберг. В битве при Грюнвальде пали двое из нашей семьи. Это был очень воинственный род рыцарей, склонных к мистике и аскетизму, с их жизнью связано немало легенд.

Генрих Унгерн-Штернберг по прозвищу «Топор» был странствующим рыцарем, победителем турниров во Франции, Англии, Германии и Италии. Он погиб в Кадиксе, где нашел достойного противника-испанца, разрубившего ему шлем вместе с головой. Барон Ральф Унгерн был пиратом, грозой кораблей в Балтийском море. Барон Петр Унгерн, тоже рыцарь-пират, владелец замка на острове Даго, из своего разбойничьего гнезда господствовал над всей морской торговлей в Прибалтике. В начале XVIII века был известен некий Вильгельм Унгерн, занимавшийся алхимией и прозванный за это «Братом Сатаны». Морским разбойником был и мой дед (прапрадед. — В. Ч.-Г): он собирал дань с английских купцов в Индийском океане. Английские власти долго не могли его схватить, а когда, наконец, поймали, то выдали русскому правительству, которое сослало его в Забайкалье».

Некоторые биографы Унгерна считают, что происхождение барона от гуннов и венгров — семейная легенда, основанная на звучании фамилии, зато указывают его родовой герб: лилии и звезды увенчаны девизом «Звезда их не знает заката».

Барон П. Н. Врангель, у которого Унгерн служил во время Первой мировой войны в 1-м Нерчинском полку вместе с подъесаулом Г. М. Семеновым и командовал 5-й сотней, изложил его биографию в своих мемуарах следующим образом:

«Подъесаул барон Унгерн-Штернберг, или подъесаул «барон», как звали его казаки, был тип несравненно более интересный (чем подъесаул Семенов, упоминаемый ранее. — В. Ч.-Г.).

Такие типы, созданные для войны и эпохи потрясений, с трудом могли ужиться в обстановке мирной полковой жизни. Обыкновенно, потерпев крушение, они переводились в пограничную стражу или забрасывались судьбой в какие-либо полки на Дальневосточную окраину или в Закавказье, где обстановка давала удовлетворение беспокойной натуре.

Из прекрасной дворянской семьи лифляндских помещиков, барон Унгерн с раннего детства оказался предоставленным самому себе. Его мать, овдовев молодой, вторично вышла замуж и, по-видимому, перестала интересоваться своим сыном. С детства, мечтая о войне, путешествиях и приключениях, барон Унгерн с возникновением японской войны бросает корпус (Морской кадетский корпус в Петербурге. — В. Ч.-Г.) и зачисляется вольноопределяющимся в армейский пехотный полк, с которым рядовым проходит всю кампанию. Неоднократно раненный и награжденный солдатским Георгием, он возвращается в Россию и, устроенный родственниками в военное училище (Павловское военное училище в Петербурге. — В. Ч-Г.), с превеликим трудом кончает таковое.

Стремясь к приключениям и избегая обстановки мирной строевой службы, барон Унгерн из училища выходит в Амурский казачий полк, расположенный в Приамурье, но там остается недолго. Необузданный от природы, вспыльчивый и неуравновешенный, к тому же любящий запивать и буйный во хмелю, Унгерн затевает ссору с одним из сослуживцев и ударяет его. Оскорбленный шашкой ранит Унгерна в голову. След от этой раны остался у Унгерна на всю жизнь, постоянно вызывая сильнейшие головные боли и, несомненно, периодами отражаясь на его психике. Вследствие ссоры оба офицера вынуждены были оставить полк.