Дарья, а почему бы тебе не обзавестись банданой и косухой?

Чего? — Дашка закашлялась, крошки брызнули в разные стороны.

Ну, раз уж ты такая продвинутая, то для тебя, наверное, существует только тяжелый рок и тяжелые фильмы. Затарься соответствующим прикидом, сделай татуировку, а лучше две — на лобке и на лице. А еще поезжай в азиатскую глубинку, запасись местным деликатесом — вялеными пауками, привези их в родные Тетюши и ешь на глазах у блюющей публики, поясняя, что тебе «дадена власть над маленькой жизнью».[35]

Согласна, рассказывать об азиатской кухне во время десерта — подляна из последних. Дарья скривилась, но мужественно продолжала жевать и вести беседу (замечу: и то, и другое — с открытым ртом!):

Да что ты взъелась? Тебе что, эти Толкиен с Гарри Поттером в душу запали?

Ну, с Поттером у меня в принципе ничего быть не могло, как с литературным персонажем, а с Толкиеном тем более — как с покойным, причем давно покойным. Между прочим, я даже не уверена, что Джоан Роллинг хорошо пишет. Но придумывает очень хорошо. Как сценарий ее книги — золотая жила. А твой подход мне откровенно несимпатичен.

И почему же?

Потому что он не твой. Тебя тут нет и не было. Все равно, идешь ты за стадом или сворачиваешь в противную сторону. Ты следишь за тем, что предпримет это самое стадо, и лишаешь себя права голоса.

А если мне просто не нравится жанр?

Врешь. Если бы ты просто не любила фэнтези, то и вела бы себя иначе, и не изображала бы свободу на баррикадах.[36] Тебя никто не собирается расстреливать за равнодушие к чему угодно. А вот за декларативное неприятие — опять-таки чего угодно — можно и в ухо получить. От фаната этого самого «чего угодно». Ты и встала в боксерскую стойку: дескать, бейте, проклятые! Не боюсь я вас!

Неужели это так выглядело?

А то! Мне даже обидно стало: я человек понимающий и снисходительный…

Свежо предание…

А ты не иронизируй. Я не фанат, чтобы человека, у которого вкус отличается от моего, в столовке тортами закидывать. И не полиция нравов, чтобы лезть тебе в душу, дабы выяснить: нет ли там крамолы какой?

Ну, а если я действительно не хочу это читать?

Ну и не хоти. Просто не ставь свое нехотение себе в плюс. Никто же не восторгается собственной или чьей-нибудь еще аллергией на клубнику: ах, я такая изысканная! Едва подобную гадость нюхну — и сразу вся чешусь! Естественно, мне вкус клубники неизвестен, не то что всякому простонародью, которое ягоды жрет от пуза, да еще варенье из них варит!

И все равно, Лялька, ты не понимаешь: я, когда вижу эти толпы, у которых башню сносит… — Дашка покачала головой.

Страшно, да? Боишься улететь и не вернуться?

А что?

Слушай, не уподобляйся крысе Чучундре, которая боялась выйти на середину комнаты![37] И доверяй своим мозгам. С первой дозы не втянешься. Попробуй — может, тебе понравится, а может, не понравится.

Словом, Дарья пошла на мировую и даже согласилась с нехитрой мыслью: прежде чем категорически отвергать, воспользуйся методом знаменитого мангуста Рикки-Тикки-Тави — пойди и узнай!

Хорошо, что у Дарьи хотя бы была смелость признаться: да, она боится голову потерять и потому старается не прикасаться к «предмету искушения». А большинства критиков и на такую откровенность не хватит. Многие люди вообще не затрудняют себя поиском мотивации. Живут себе отрицанием, следят за тем, что другие хвалят — и тут же принимаются ругать фаворита. Букмекеры хреновы. На подобной тактике они делают себе имя и репутацию «глубокого человека» и «продвинутого специалиста», хотя ничем, кроме «зыркости и протырливости»,[38] как Майка выражается, не обладают. Беспроигрышные обожатели классики, пафосные хулители действительности, мастера синхронного плавания в унитазе до самых преклонных лет обходятся этим скромным набором, бесконечно отыгрывая на нервах окружающих один и тот же мотивчик: настоящее отвратно и беспросветно, наше спасение — в нашем вчера, я — лучший ваш проводник и звать меня Сусанин.

Даже когда слышишь аналогичную «проводниковую» ахинею от малолетнего придурка, это жуть как раздражает. Хоть и сознаешь нехитрую причину такого поведения: собеседник, отморозок, всего-навсего судорожно, будто перепуганный грызун, «копает норку», в смысле долбит нишку во льдах вселенского безразличия. Вот и демонстрирует свою (якобы) незаменимость: ах, я знаю истину, я приведу вас прямиком к цели, туда, где хранится Святой Грааль… Конечно, все мы рано или поздно сталкиваемся с тотальным равнодушием, поскольку однажды оно окружает — вернее, обволакивает — человека со всех сторон. Только что все было, может, и не так, чтобы замечательно, но вполне терпимо: вокруг друзья и родня, опекают, оберегают, сочувствуют. И вдруг обнаруживается, что близкие — просто крошечный островок в целом Ледовитом океане безразличного отношения к твоей персоне. Немудрено и испугаться, представив, как мала вероятность победить это.

Но с возрастом у человека должны, непременно должны появиться и возможности, и перспективы, и намерения побежать изначально равнодушную реакцию посторонних людей. В общем, с года человек обязан сформировать хоть что-то кроме истерически-пафосного имиджа крестоносца-энтузиаста или, например, маски неопознанного, неуловимого и нафиг никому не нужного Бэтмена. А между тем вокруг полным-полно народа, которого не осенили ни возможности, ни перспективы, ни намерения. Хотя их возраст можно охарактеризовать и как зрелый, и как перезрелый. Я не о «потерянном поколении» говорю: потерянные люди в изобилии встречаются в любом поколении — через всю жизнь пронесут чувство невостребованности, ненужности, некондиционности. И кстати, страсть какую гордость испытают от собственной никчемности: как я, однако, достал общество одним лишь фактом своего существования! Экий я какой! Особенно много подобных «Недопечориных» среди шестидесятников… Во всяком случае, с «дедушками-подростками», у которых состояние психики и данные паспорта не соответствуют друг другу, сталкиваешься постоянно. И я уже вывела некоторые закономерности обращения с оными. Впрочем, эти закономерности работают независимо от возрастной категории.

Закономерность первая. Не стоит пристально разглядывать и тщательно планировать поведение и мышление дурака — не из-за таинственной (якобы) структуры дурацкой психики. А исключительно из-за особенности любого сознания, о которой говорят психологи: то, на что человек смотрит пристально, увеличивается и начинает казаться куда значительнее. Если сложить это правило восприятия и фигуру дурака, то получается нехитрая вещь: разглядывая «фигуранта» через мощную лупу сознания и рассуждая умозрительно, недолго решить, что роль и место дурака в природе куда завиднее, чем даже роль и место гения. А что? так оно и выглядит, ориентируясь на данные статистики (кстати, о роли статистики в трактовке индивидуальности я вообще намеревалась высказаться отдельно — и не в пользу статистики). А от пресловутого вывода о доминантной роли глупца в биосфере — буквально два шага до парадокса насчет равноценности гения и дурака перед лицом мироздания. А там и вовсе перестаешь одного от другого отличать.

Среди людей способных и неординарных, действительно, множество чудиков встречается. И есть большое искушение намертво связать одно с другим: вот еще псих — не иначе, как новый Эйнштейн! Или Эйзенштейн. А он всего-навсего под придурка косит, добиваясь именно такого эффекта: пускай за мной никаких талантов отродясь не водилось, зато неустанными трудами за мной закрепится звание гения. Непризнанного. В смысле, все знакомые, полузнакомые и незнакомые признают меня непризнанным гением. Софизм, зато какой полезный! Дутыми (точнее было бы сказать «надутыми» — причем «наполнителем» служит именно этот софизм) фигурами пестрит любая тусовка — богемная, научная, финансовая, а тем паче политическая. Чем чаще мы на них натыкаемся, тем основательнее уверяем себя: вот они, столпы и устои общества! Вот люди земли русской, чьи крепкие лбы подпирают… В общем, неважно. До чего достанут, то и подпирают. В зависимости от роста и положения обладателей лбов. Большой дурак на высоком посту ужас что с… то есть подпереть может.