Мигали вспышки и доносился рев толпы. Вскоре после семи прибыли знаменитости — женщины в бальных платьях и мужчины в смокингах. На Коуди было простое персиковое платье для коктейлей. Хотя Дикон прислал ей денег на бальное платье, она вернула их ему и сшила для себя и Кетти на своей старенькой швейной машинке то, что считала нужным. Дочь выглядела очаровательно в длинном платье из хлопка, отделанного мережкой.
В восемь прибыл Дикон в смокинге в сопровождении членов его группы, одетыми, как и он. Хотя группа установила свою аппаратуру раньше, у Коуди почти не было шансов поговорить с ними. Кетти поспешила к Дикону и обменялась крепким объятием, пока Коуди, совершенно потерянная, стояла в стороне. Она заметила, что он даже не взглянул на нее, а когда Майлз Ферчайлд шагнул вперед, чтобы сделать фото, глаза его стали угрожающе злобными.
Репортер исчез в толпе.
К девяти вечер был в полном разгаре. Длинный буфетный стол под бело-зеленым навесом был заставлен провизией. В залах мерцали свечи и стояли свежие цветы. Под другим шатром играл маленький оркестрик, нанятый для развлечения гостей. Маленькие белые подсветы придавали всему немного сказочный вид и Кетти не могла скрыть возбуждения. Когда Дикон пригласил ее танцевать, Коуди подумала, что она рухнет в обморок. Они протанцевали несколько танцев, оживленно разговаривая друг с другом, и Коуди не могла не задумываться, о чем же они беседуют.
Смутно она осознавала, что к ней подошла и что-то ей говорит Мейбелин. Коуди заморгала, увидев огромную женщину, затянутую в черное вечернее платье, которое, очевидно, должно было скрывать ее излишний вес.
— Какой прекрасный вечер, Коуди, — проговорила толстуха. Ее обвислые щеки пылали от возбуждения.
Когда Коуди ответила, голос ее прозвучал довольно холодно:
— Благодарю, Мейбелин. Надеюсь, ты хорошо проведешь время.
— Прекрасно, ты и представить не можешь, как я была удивлена, когда мистер Броуди попросил приютить у меня в доме моего любимого певца. Ну, — она сделала паузу, чтобы набрать дыхания, — первое, что я сделала — это наняла команду маляров. Я, конечно же, не могла позволить такому человеку жить в плохих условиях. Она наклонилась поближе:
— Я надеюсь, мистер Броуди возместит мне расходы, если ты понимаешь, о чем я говорю… Он, конечно же, может…
— Тебе лучше обсудить это лично с ним, — ответила Коуди. — А теперь извини, но мне надо заняться гостями.
Десерт состоял из вишневого торта и различных фруктов и сыров. Кофе подавался в высоких серебряных кофейниках, а официанты получали заказы на послеобеденные коктейли. Коуди тщетно пыталась застать Дикона одного. Наконец, в одиннадцать Броуди и его оркестр вышли на сцену.
— Добрый вечер, леди и джентльмены, — проговорил Дикон в микрофон. — Я надеюсь, вы хорошо провели время.
В толпе послышались бормотания и краткие аплодисменты.
— Вы все знаете причину нашей встречи, так что я буду краток. Мы попросили администратора главного госпиталя Калгари присутствовать сегодня здесь…
Дикон сделал паузу и нашел глазами пожилого человека, стоящего в стороне.
— Мистер Барнет, не будете ли вы так любезны подойти к микрофону?
Дикон подождал, пока этот человек не встал рядом с ним, а затем снова сосредоточил свое внимание на собравшихся.
— Когда мне было десять лет, моя сестренка заболела лейкемией, — сказал Броуди чуть спустя. — Тогда у заболевших этой болезнью было мало шансов, особенно в таком местечке, как Калгари, Северная Каролина. Моя сестра умерла. Он снова помолчал.
— Я думаю, тогда же умерла и какая-то частица меня самого. Я стал ожесточенным. С тех пор со мной случилось много хорошего. Конечно же, последний год — один из худших в моей жизни, и я опять почувствовал горечь. Но, поверьте, для тех, кто страдал, приходит и утешение. Даже если я докажу свою невиновность в том, в чем я был обвинен год назад, я был виновен во многом другом. — Опять пауза. — Но в основном, я был виновен в том, что неправильно рассуждал, когда видел, как страдают люди. Я полагал, что раз я имею много денег, я застрахован от зла. Я просто решил, что теперь пришла очередь других. Но я ошибся. Я не могу больше закрывать глаза, так же, как и вы.
Дикон полез в карман и достал пакет.
— Ваша щедрость сделает возможным для госпиталя Калгари сделать онкологический исследовательский центр, которого недоставало моей сестре Кимберли Броуди.
Он сглотнул и мгновение казался слишком взволнованным.
— Ее жизнь не удалось спасти, но я надеюсь, мы сможем спасти других детей.
Он откашлялся и оглядел присутствующих.
— Мистер Барнет, я обещал соответствовать образуемому сегодня фонду и решил подарить вам чек на пятьсот тысяч долларов. Этого недостаточно, чтобы построить центр, но я обещаю еще поработать.
Аплодисменты были громкими, а администратор госпиталя занял место у микрофона и произнес краткую речь, поблагодарив Дикона и его друзей за помощь, за то, что они открыли свои сердца и кошельки для помощи больным детям. Он тоже, казалось, готов был заплакать. Как только мистер Барнет покинул сцену, Дикон сразу же занял свое место у микрофона.
— Многие из вас спрашивали меня, что я делал последний год, — сказал он в наступившей тишине. — Думаю, что могу сказать лишь одно — осваивал уроки жизни. Я многому выучился. Я узнал, что истинные друзья остаются с тобой, несмотря ни на что, что они продолжают верить в тебя вопреки всем свидетельствам. Мне повезло в том, что я имел ряд… добрых друзей и настоящих почитателей моего творчества, — добавил он, думая о письмах, которые он унес в ночлежку и читал каждый вечер.
Он засмеялся.
— А также имел несчастье встретить нескольких врагов, которые не верили в меня. Я никогда не мог убедить этих людей в своей невиновности… Итак, я решил, что если я не смогу доказать свою невиновность, то смогу… по крайней мере, доказать свою полезность.
Судя по множеству пауз, это была весьма личная для Дикона речь, и Коуди, слушая ее, смахивала с ресниц слезы.
— Некоторые из вас знают, что я провел последние недели, работая в убежище для бездомных. Я как-то слышал о человеке, который очень горевал, что у него нет ботинок, пока не увидел человека, у которого не было ног. Я думал, что мне очень плохо, пока не увидел людей, у которых нет дома.
Он снова закашлялся, и было очевидно, что он опять старается справиться со своими эмоциями.
— Во всяком случае, работа в ночлежке заставила меня еще раз посмотреть на свою собственную жизнь. Хочу спеть песню, которую я написал однажды ночью, когда не мог заснуть. Она называется «Я потерял свой путь».
Когда группа Дикона заиграла, толпа стихла. Медленная песня о человеке, который был беден и разбогател, затем забыл о том, кем он был и откуда пришел. Это была песня о расплате и трудных уроках, о человеке, который обрел успех, но потерял душу, человеке, который отчаянно пытается найти что-то хорошее, что еще в нем осталось. Это была щемящая, но и прекрасная песня. Стоя в тени, Коуди чувствовала, что у нее сердце разрывается на куски. И по тишине в зале она знала, что слушатели были тоже тронуты. Даже Мейбелин Картер разволновалась. Когда песня кончилась, раздался взрыв аплодисментов.
Коуди поспешила в свою спальню, где выплакалась перед тем, как вернуться назад. А затем все начали расходиться и остались только запах цветов и духов. Посуда была вымыта и упакована в коробки, столы освобождены от скатертей и сложены, чтобы их погрузили в рафик на следующий день. Было уже два часа ночи, когда она и поставщик провизии все закончили. Коуди отправила Кетти спать, потушила свет и вышла на крыльцо подышать свежим воздухом. Едва она закрыла за собой дверь, как поняла, что она здесь не одна.
— Я думала, ты уехал.
— Я вернулся, чтобы попрощаться. Она сглотнула.
— Попрощаться?
Он подошел к ней поближе.
— Сегодня я уезжаю в Мемфис. Моя группа ждет меня.
— Понимаю.
— Я хотел поговорить с тобой о Кетти.
