— Кто это, Пи Даблю?

Пи Даблю глянул на клочок бумаги.

— Его зовут Кокс. Генри Кокс.

Когда через двадцать минут Дикон вошел через парадную дверь, ресторан был почти пуст. Исключение составляли рыжая официантка и хорошо одетый мужчина в кресле-каталке. Кроме них был только Дикон. Он проскользнул за стул у стойки и заказал чашку кофе, уставившись на дверь, надеясь, что Генри Кокс не заставит себя долго ждать, Официантка подала ему чашку, чуть не расплескав при этом кофе. Она знала, кто он, несмотря на солнцезащитные очки. Он оценил это, когда она, вместо того, чтобы взять у него автограф, как делали очень многие, просто отошла в сторону. У него в данный момент не было настроения беседовать. Ему просто хотелось знать, что от него нужно Генри Коксу, в конце-то концов?

— Мистер Броуди?

Дикон подпрыгнул, услышав свое имя и покрутил головой. Никто не входил. Он глянул на человека в кресле-каталке. Тот кивнул и подъехал к нему. «Уж не собирается ли он попросить автограф?» — подумал Дикон.

— Да? — голос показался холодным даже ему самому.

— Вы не присоединитесь ко мне? — вежливо предложил мужчина.

— Спасибо, но у меня назначена встреча. Мужчина улыбнулся:

— Встречу вам назначил я — Генри Кокс. Дикон непроизвольно сел на стул, не отводя взгляда от человека в каталке.

— Вы — Генри Кокс? — проговорил он, желая удостовериться, что не ослышался. — Вы бывший муж Коуди и отец Кетти?

Улыбка сошла с лица незнакомца.

— Да, я был некоторое время женат на Коуди, — проговорил он.

Он помолчал и указал на свое кресло.

— Вы, вероятно, удивлены моим увечьем, — продолжил он, как бы меняя тему разговора. — Большинство любопытствует, хотя и старается не показать виду. Я полностью парализован от пояса и ниже.

— Коуди не говорила мне об этом.

Человек засмеялся:

— Это меня не удивляет. Она никогда не считала меня инвалидом, сколько бы я ни жаловался. Без нее я никогда бы не стал преуспевающим архитектором, каким являюсь сейчас. Она не позволяла мне сдаться. Он вздохнул.

— Собственно, все не так уж плохо, как кажется. Мой дом оборудован, чтобы я мог справляться со своим недугом, и я хорошо зарабатываю, проектируя дома для других инвалидов. Мой график позволяет мне ежедневно выезжать и возвращаться из моего офиса, так что я вполне могу себя обеспечивать.

Он засмеялся:

— Конечно, это все, что я могу, если вы понимаете, что я хочу сказать.

Он взглянул на официантку, чтобы намек был еще яснее.

— Кроме музыки и чтения книг. Я преданный фанатик мистерий и романов ужасов. А Коуди, да благословит бог ее душу, всегда присылает мне книжки к Рождеству и на дни рождения.

Дикона интересовало, почему этот человек все ему рассказывает, но он не хотел казаться грубым. У Генри Кокса была причина хотеть повидаться с ним, и его интересовало, что же это за причина.

— И как давно вы… нездоровы? — спросил он.

— О, это несчастный случай… В детстве, мистер Броуди. Нырнул на слишком мелком месте. Безумие, что не сделаешь в десять лет, чтобы произвести впечатление на друзей, не так ли?

Коуди раздумывала, открывать ли дверь на звонок. Она не хотела никого видеть и ни с кем разговаривать. Глаза у нее были красными от слез, она дрожала с головы до ног.

— Кто там? — спросила она, стараясь говорить непринужденнее, несмотря на тяжесть на сердце, — Это я, Коуди, — проговорил Дикон с другой стороны. Открой.

Трясущимися пальцами Коуди взялась за засов. Голос его был ужасен. Он знает! Набрав воздуха, она распахнула дверь. Но взглянуть ему в глаза не было сил…

Дикон прошел вовнутрь, захлопнув за собой дверь так, что дом чуть не развалился. Коуди сделала шаг назад, напуганная его убийственным взглядом.

— Что ты из себя воображаешь? — проговорил он сквозь сжатые зубы. Он сжал кулаки.

Она вздрогнула от звука его голоса. Никогда в жизни она не видела его столь разозленным, даже в ту ночь тринадцать лет назад, когда она сказала, что не хочет его видеть больше никогда в жизни.

— Дикон, подожди, я объясню. Я хотела сказать тебе, — в голосе ее явно звучал страх.

Он схватил ее и притянул так близко, что она могла видеть свое отражение в его глазах.

— Когда, Коуди? Когда ты собиралась сказать мне, что это я настоящий отец Кетти?

Комната, казалось, завертелась вокруг, когда он произнес эти слова, бросив обвинение ей в лицо. Годами она думала об этой сцене, размышляя и воображая, что бы он сказал, если бы когда-нибудь узнал. Генри предупреждал ее, что может настать такой день, несмотря на всю ее уверенность в противном. Она никогда не собиралась встречаться снова с Диконом Броуди.

Коуди облизнула губы… В горле моментально пересохло…

— Как ты узнал? К тебе приходил мистер Ферчайлд?

— Я только что мило побеседовал с Генри Коксом. Он заставил меня поверить, что я отец Кетти.

Коуди попыталась остановить дрожащие руки, сцепив их перед собой.

— Дикон, я понимаю, что ты мне не поверишь, но я много раз хотела сказать тебе, У меня до сих пор остались письма, которые я писала тогда. Это действительно облегчение, что ты, наконец, знаешь…

— Кончай болтовню, Коуди, лучше просто скажи мне правду.

— Это долгий разговор.

— Ни один из нас не выйдет из этой комнаты, пока ты не расскажешь мне правду.

— Можно мне сесть?

У нее так дрожали ноги, что она не была уверена, садится она или падает.

— Пошли, — он кивком показал на диван. Затем он внезапно отпустил ее. Коуди прошла к дивану и села на его край. Она массировала запястье, где все еще виднелись отпечатки его пальцев.

— Не знаю, с чего начать.

— Почему бы тебе не начать там, где мы расстались? — предложил он, скрестив руки на своей широкой груди. — Начни с той ночи, когда ты дала мне отставку.

— Я никогда не хотела тебя бросать и сделала это только потому, что любила тебя. Я любила тебя больше, чем саму жизнь, Дикон. Верь мне.

— Сейчас я вообще не знаю, чему верить. Продолжай.

Его слова ранили ее, но, наверное, большего она и не заслуживала, думала она.

— Дикон, я хотела выйти за тебя… Мечтала с пятнадцати лет, — проговорила она. — Я только об этом и думала, пока училась в школе. Но, во имя неба, мы были так молоды, едва окончили учебу. У нас даже не было работы…

Его лицо говорило, что все, ею сказанное, ни о чем не говорило.

— Правда в том, что я не хотела, чтобы ты был как твой отец. Я не хотела, чтобы ты состарился раньше времени, работая на текстильной фабрике. А я знала, что если ты останешься в Калгари, другого пути нет, Я не хотела мести и скрести по сусекам, чтобы накормить наших ребятишек, как это приходилось делать твоим родителям. И я знала, что ты станешь несчастным, если будешь так жить.

Глаза ее мерцали от слез.

— Я боялась, что, в конце концов, ты возненавидишь меня, — она отвернулась. — Конечно, в ту ночь, когда мы расстались, я не знала, что беременна. Когда я об этом узнала, то написала тебе длинное письмо, затем позвонила твоей матери узнать адрес, но…

— Но — что?

— Ну, она сказала мне, что ты днями и ночами репетируешь с Мери-Лу и ее группой. И стал очень нервным к тому же…

Она помолчала.

— Я не хотела ничего делать, чтобы ломать твою жизнь…

— Почему же ты ничего не предприняла, когда я уже заключил договор с Мери-Лу?

— Дикон, я послала тебе письмо по почте, как только узнала, что ты получил работу. И неделями ждала ответа. Затем однажды письмо вернулось с пометкой «Адресат не числится». Потом я узнала, что ты разъезжаешь с Мери-Лу, а мелкие бульварные газетенки заполнены историями о ее новой любви.

— Все было преувеличением, не более, — возразил он. — Я никогда не прикасался к ней до тех пор, пока не узнал о тебе и Генри Коксе. Что заставляет меня задать следующий вопрос: как он попал во все это?

— В то время я оставалась в семье у Генри, ожидая, когда начнутся занятия. Коксы были старыми друзьями моих родителей.