Улыбнувшись, принцесса погладила его по лицу.
— Что бы я без тебя делала, Гернот? Ты единственный, кто не думает целый день только об огне и уничтожении.
Услышав похвалу любимой сестры, Гернот улыбнулся.
— А ты — единственная женщина при бургундском дворе, чей разум настолько же ясен, как и велико ее сердце.
Хаген обнаружил дочь все там же, на балконе. Сняв плащ, он накинул его на худые плечи девушки.
— Твоя смерть была бы совершенно бессмысленной, так что лучше поберечь себя, — заботливо произнес он.
Эльза даже не взглянула на него.
— И почему люди не понимают, кем ты хочешь для них быть, и видят только то, что соответствует их ожиданиям?
Хаген вздохнул. Эльза была странной, замкнутой девушкой. Он заменил ей мать, умершую при родах, и старался сделать все, что было в его силах и что позволяла ему должность советника короля. Давно, когда Эльза была маленькой, она перестала общаться с детьми других придворных и пошла своим путем. Иногда она уходила по вечерам и возвращалась только утром. Никто не знал, где она проводила большую часть времени. Часто она появлялась ниоткуда, как мрачное предзнаменование — нежданное и тихое.
Хаген из Тронье не был особо сентиментальным человеком. Жизнь сделала его жестокосердным, а война — расчетливым. Он знал, что Эльза имеет в виду, и не постеснялся говорить об этом.
— Гернот видит в тебе то, кем ты являешься, — сказал советник. — Ты — дочь Хагена. Это принесет тебе уважение. Но не жди любви, это было бы жестокой ошибкой.
Темные глаза Эльзы, огромные от природы, расширились и стали еще больше.
— Я… ты…
Хаген улыбнулся, глядя на дочь с отцовской заботой.
— Ты очень хорошо умеешь скрывать свои чувства, девочка. Но я, в свою очередь, очень хорошо умею разгадывать скрытые желания других.
Почувствовав себя пойманной на месте преступления, Эльза попыталась убежать, но отец удержал ее за руку.
— Эльза, послушай меня. В нас с тобой нет королевской крови. Никакие интриги не позволят тебе стать принцессой. Но то, чего нам не хватает от рождения, мы можем завоевать, манипулируя людьми исподтишка. — Он криво улыбнулся и добавил: — Вот почему наши сердца должны быть закрыты для чувств.
— И что же, я должна пожертвовать своим сердцем во имя политики, как это сделал ты?
Однако Хагена не так-то легко было сбить с толку.
— Ты не должна продавать свою любовь задешево, Эльза. Раз уж ты решила очаровать бургунда, то пускай это будет Гизельгер. Кронпринц, король, мужчина… Удачно разыграй свои карты, и он будет прислушиваться только к тебе. Ты научишься управлять им, как я управляю Гундомаром.
Эльза презрительно сплюнула на пол.
— Ты что, совсем слеп, отец? Гундомар больше прислушивается к Гунтеру, чем к тебе. А раз ты решил торговать телом дочери, чтобы склонить на свою сторону наследника трона, то каково же на самом деле твое влияние на короля?
Хаген отвесил ей пощечину — раньше он никогда не позволял себе поднимать на нее руку.
— Забудь о Герноте!
Вырвавшись, Эльза побежала по коридору.
— Нечего тут забывать!
Тяжело вздохнув, советник повернулся, а затем с силой ударил кулаком в черной перчатке по стене.
Трапеза при бургундском дворе не шла ни в какое сравнение с деревенскими праздниками, на которых приходилось бывать Зигфриду. Когда они с Регином вошли в большой зал, слуги уже раскладывали мясо жареных свиней и быков по тарелкам, отделяя его от костей. За столами сидели около сотни вассалов, советников и высокопоставленных воинов. Вино и пиво лились рекой. Напитки подавали придворные дамы, время от времени появляясь из тени с кубками и кувшинами в руках.
Высокие стены зала, освещенные факелами, были завешены коврами и великолепными гобеленами. У восточной стены стоял камин, наполнявший комнату приятным теплом. Сам король сидел в окружении сыновей и Хагена из Тронье на скромном троне, перед которым стоял еще один стол. Королевская семья возвышалась над остальными, находясь на небольшом подиуме. Праздник был относительно приличным: никто не ругался и еду еще не начали швырять на пол.
Увидев двух кузнецов, Гундомар жестом подозвал их и приказал им сесть за стол на подиуме. Двое подданных уступили гостям место, и перед новоприбывшими мгновенно поставили деревянные тарелки с жарким и хлебом, а возле тарелок появились наполненные вином кубки.
Зигфрид и Регин с аппетитом накинулись на угощение, ведь они уже давно не ели горячей пищи. Особенно усердно поглощал еду Зигфрид, словно старался сделать запас на день вперед.
Как только был утолен первый голод, король обратился к своим гостям:
— Говорят, вы с севера. Вы приплыли сюда по Рейну?
Регин покачал головой.
— Нет, мы шли из Майнца по тракту.
Мужчины за столом переглянулись — не настолько незаметно, как им хотелось бы, — но все же промолчали, поскольку слово взял король:
— И что же вам довелось пережить во время поездки?
Тревожные нотки в его голосе насторожили Регина, и он понял, что Гундомар спрашивает не о каких-то смешных происшествиях в пути.
— Ваше величество, мы с Зигфридом нечасто путешествуем, — откашлявшись, ответил кузнец. — Может, поэтому многое из того, что нам довелось увидеть, показалось нам необычным, хотя для местных жителей все это, вероятно, представляется совершенно нормальным.
— Можешь говорить открыто, кузнец Регин, — мягко вмешался Гунтер. — Нам всем известно, что в лесах вокруг Вормса творятся чудовищные вещи, и мы, признаться, рады, что вам удалось избежать печальной участи.
Зигфрид понял, что лучше уж рассказать обо всем, что так потрясло их по пути в Вормс.
— Мы видели на обочине тракта брошенную кем-то повозку, а еще обугленную лошадь. Лес был неестественно тихим, и из него доносился какой-то странный гром.
Король и его сыновья мрачно переглянулись. Атмосфера за столом стала напряженной.
— Мне докладывали, что он убил еще трех крестьян прямо в поле, — сдерживая ярость, прошипел Гизельгер. — Большой караван с товарами из Саксонии остановился недалеко от Рейнталя: люди были запуганы до смерти. Виноделы боятся выходить из домов на проповедь.
Обеспокоенно кивнув, Гунтер добавил:
— В наши порты почти не приплывают корабли с товарами. Поля не обрабатываются, и мы боимся потерять урожай этого года. Похоже, нашему королевству грозит голод.
Зигфрид и Регин поняли, что своим рассказом затронули именно ту тему, которая волновала их с тех пор, как они пересекли границу Бургундии. Выдержав паузу, заговорил Хаген. Голос советника звучал тихо и спокойно, но его, казалось, слышали все, кто находился в зале.
— Народ — это скот, который забудет о голоде, если на столе у него появится пища, о мой король. Вопрос в другом: как долго скот будет следовать за пастухом, который не может его защитить?
Гундомар в ярости ударил кубком по столу, расплескав вино.
— Довольно! Мы уже потеряли наших лучших воинов. Как только Этцель уедет, я сам поведу своих солдат в бой с этим чудовищем по имени Фафнир!
Со всех сторон послышались ликующие возгласы. Воины подняли свои кубки в знак восхищения смелостью короля.
Гизельгер резко вскочил.
— А я, отец, буду сражаться рядом с тобой! Кто сможет противостоять лучшим мечам королевского рода Бургундии?
Ликования, как и вина, стало еще больше.
Зигфрид наклонился к Гунтеру, сидевшему рядом с ним.
— Простите мое неведение, господин, — почтительно произнес он, — но кто этот Фафнир, от которого страдает вся страна?
Гунтер понизил голос, чтобы не злить отца.
— Мой добрый Зигфрид, вы крещены по христианскому обряду, во имя триединого Бога?
Молодой кузнец покачал головой.
— Регин… я… мы верим в богов Валгаллы[3] и в Одина, их повелителя.
Его ответ нисколько не удивил Гунтера.
— Тогда я объясню вам так: Фафнир — худшее из чудовищ, когда-либо выползавших из Утгарда. Это дракон, с которым побоялись бы сразиться даже боги. Змей, чей череп сумеет проломить лишь молот Тора! Его дыхание — огонь, а его когти — смерть!
