Когда Сара позвала его к столу, она уже сумела взять себя в руки, и в ее поведении не было ни малейшего намека на упрек или боль. Роум молчал, она — тоже. Закончив ужин, он с минуту помедлил за столом, как будто подбирая слова. Делая вид, что не замечает неловкой паузы, Сара начала убирать со стола и наводить порядок, что-то тихо мурлыча себе под нос, хотя не смогла бы сказать, что за мотив напевала. Затем сказала будто мимоходом:

— Я лягу пораньше, раз уж есть возможность отоспаться.

Роум не сказал ни слова, только пристально смотрел на нее, пока она шла в свою комнату.

Сара не стала желать ему спокойной ночи, — и у ее ангельского терпения были границы. Она быстро приняла душ, натянула ночнушку и легла в кровать. Свернувшись клубком, девушка уставилась в стену, ничего не видя, ни о чем не думая; сердце ее словно остановилось, она ощущала только возникшую внутри пустоту.

Лежа без сна, Сара слышала все звуки успокающегося дома: из ванной доносился шум воды, Роум принимал душ. Через некоторое время все звуки затихли, и наступила тишина. Когда дверь в ее комнату открылась, Сара вздрогнула от неожиданности.

В темноте девушка видела только контуры его тела. Роум откинул одеяло и склонился над ней, стягивая ее сорочку через голову и бросая ее на пол. Сара чувствовала его руки на своей груди и бедрах; затем он тяжело опустился на нее и с жадностью стал целовать, неистово сминая губы. Сару сотрясла дрожь облегчения, и она обвила руки вокруг его шеи, позволяя ему раздвинуть ноги и овладеть ею.

— Всего меня, — потребовал он резко, когда она подняла к нему свои бедра. — Возьми всего меня. Еще. Еще! Да, вот так. Именно так!

Он брал ее молча, с едва контролируемым неистовством. Сара без борьбы сдалась бурному натиску Роума, понимая, что утешение ее тела — это единственное, что он захочет от нее принять. Она быстро достигла кульминации, и тогда Роум замедлил темп, переходя к более спокойному ритму и легким прикосновениям. Когда Сара снова начала извиваться под ним, отвечая на его выпады, Роум начал двигаться быстрее, сильнее. Он врывался в нее мощными, резкими толчками, увлекая за собой, лишая здравого смысла… Ладони Сары лихорадочно скользили по его спине, плечам, ягодицам, его плоть входила в нее снова, снова и снова, пока по всему телу девушки не пробежали судорожные волны, вовлекая в водоворот безумного жаркого восторга. Роум приподнялся над ней, хрипло застонал и глубоко погрузился в ее лоно в последнем толчке. А потом содрогнулся, сжимая Сару в объятиях. Тела слились воедино, судорожно вздрагивая. Медленно, очень медленно сотрясающая их пульсация прекратилась, молодые люди безвольно прильнули друг к другу. Никогда раньше Роум не брал ее так, с такой грубой необузданной силой, держа ее так крепко, что она чувствовала себя раздавленной. Но когда все было кончено, он стал отодвигаться от нее, и Сару охватила паника.

Не сумев удержаться, она потянулась к нему.

— Пожалуйста, — прошептала Сара. — Не уходи, обними меня.

Поколебавшись, Роум вытянулся на кровати и притянул ее к себе, устраивая ее голову на свое плечо. Сара вцепилась руками в волосы на его груди, будто могла таким образом удержать его рядом на всю ночь. Она обмякла, ее нежное тело прижималось к нему, идеально подходя. Сара чувствовала, что засыпает, она расслабилась и удовлетворенно вздохнула.

Чуть позже она проснулась от ощущения, что Роум отодвигается, осторожно разъединяя их руки и ноги. Он выскользнул из кровати, стараясь ее не будить, и Сара заставила себя лежать неподвижно, с закрытыми глазами, пока он вышел из комнаты и не закрыл за собой дверь. Затем ее глаза распахнулись, блестящие и яркие от непролитых слез. Она свернулась в тугой маленький клубок и прижала руку ко рту, заглушая рыдания, рвущиеся из горла.

На следующее утро за завтраком Роум внезапно произнес:

— Извини, если прошлой ночью я ранил твои чувства.

Пытаясь казаться спокойной, Сара улыбнулась ему дружелюбной, но слегка отчужденной улыбкой.

— Все в порядке, — сказала она, небрежно пожав плечами, и сменила тему, спросив, нет ли у него костюмов, которые нуждаются в чистке.

Роум пристально посмотрел на нее и сильно сжал челюсти. Сара узнала этот взгляд — именно так он смотрел на провинившихся сотрудников «Спенсер-Найл», наводя ужас, но она больше не была его служащей, и не собиралась позволять ему копаться в своих чувствах. Наверное, он почувствовал, что она замкнулась в себе, и после секундного раздумья не стал настаивать на разговоре.

Уходя, Роум сказал:

— Сегодня у меня деловой ужин, я буду поздно.

— Хорошо, — спокойно ответила Сара, не интересуясь подробностями.

Роум нахмурился, и, помедлив, предложил:

— Не хочешь составить мне компанию? Ты его знаешь, Лиланд Васко, из «Эмс и Васко». Я могу позвонить, чтобы он тоже пришел с женой.

— Спасибо, но я пас. Мы с Дереком займемся покраской после обеда, и будем работать допоздна.

Улыбка, которой она его одарила, была небрежной, как и поцелуй, за которым он к ней наклонился. Сара чувствовала, что он не прочь продлить поцелуй, но отклонилась, беспечно улыбаясь.

— Увидимся вечером.

Лицо Роума, когда он уходил, выдавало с трудом сдерживаемую ярость.

Весь день Сара гнала от себя грустные мысли и с головой ушла в работу, обслуживая покупателей и наводя порядок в подсобке. Дерек пришел сразу после уроков, с гамбургером в одной руке и большой бутылкой лимонада в другой. Наедине с ней, Дерек всегда становился мягче и дружелюбнее. Он ухмыльнулся, показав на бутерброд:

— Мама совсем погрузилась в эту статью. Мне, скорее всего, придется питаться фастфудом, пока она ее не закончит.

Сара улыбнулась в ответ.

— Роум сегодня тоже работает допоздна, почему бы нам не взять на ужин суперпиццу, когда закончим? Глядишь, нам и удастся оторвать от пишущей машинки твою маму.

— Положите на пиццу пепперони, и я это гарантирую, — сказал Дерек спокойно.

Он красил один, пока Сара не закрыла магазин; затем она надела рабочий комбинезон и стала помогать. Вдвоем, они закончили к семи, и Дерек сразу пошел домой, а Сара заехала в пиццерию и купила самую большую пиццу. Когда она подъехала к дому, Дерек вышел, чтобы помочь, и Сара догадалась, что он стоял у входа, поджидая ее.

Входя в квартиру на первом этаже, в которой они с Марси жили, Дерек прошептал:

— Засекай. Десять секунд — максимум.

Дерек прошел к закрытой двери, из-за которой доносился отрывистый стук клавиш пишущей машинки, и слегка поводил взад-вперед коробкой с пиццей. Через несколько секунд стук замедлился, затем совсем прекратился.

— Дерек, ты дьявол, — завопила Марси, и рывком распахнула дверь. — Дай мне ее сейчас же!

Смеясь, он держал коробку высоко, чтобы она не могла до нее дотянуться:

— Ну же, сядь за стол и поешь, как полагается; потом можешь вернуться к своей машинке, и я клянусь, что до завтра не скажу ни слова о еде.

— То есть до завтрака? — Капризно спросила Марси. Она увидела Сару. — Ты тоже замешана в этом заговоре?

Сара кивнула, сознаваясь:

— Мы назвали это Планом Пепперони.

— И он сработал, черт бы его побрал, — вздохнула Марси. — Ладно, давайте объедимся этой пиццей.

Семейная теплота, безоговорочная любовь между Марси и ее сыном притягивала Сару словно магнитом, и она засиделась у них, даже когда с пиццей было покончено. Ее собственная квартира, которую она так старательно превращала в теплое, уютное гнездышко, была уныла и холодна, в ней не было главного, что давало девушке чувство безопасности — любви.

Марси рассказала о том, как продвигается ее статья, а потом извинилась и снова заперлась в кабинете. Дерек пригласил Сару сыграть партию в джин, но во время игры они разговорились о блэкджеке, потом о покере, и он стал учить ее и считать карты по одной из запрещенных во всех казино мира систем. Этот чудо-мальчик был к тому же заправским картежником! А еще он был очень наблюдательным, и не мог не заметить, что Сара расстроена, поэтому пытался развлекать ее весь вечер. Добрый мальчик, мудрым не по годам.