Но дальше — больше. В конце года состоялось еще одно собрание, на котором Огородников предложил немного-немало, как изменить устав Общества, взяв за основу Положение об ученых обществах, состоящих при университетах, другими словами, полностью подчинить себе ОИАК. На этот раз собрание членов Общества было бурным. Некоторым не понравилось статья 17 Устава, в которой говорилось: «Избрание председателя, его заместителя и членов правления Общества подлежит утверждению Правлением университета». Ветеранов же Общества особенно возмутила статья 24: «Все имущество, принадлежащее закрытому Обществу, поступает в распоряжение Государственного ДВ университета». Они как никто другой знали, как непросто было ОИАК создать, а позднее сберечь свое богатство. Мнения разделились, и Распорядительный комитет предложил создать комиссию по выработке устава. Уязвимым местом было то, что из Петрограда не был получен Устав Русского географического общества. В ожидании его Общество тянуло время и не спешило соглашаться с мнением Огородникова, а тот торопился, пытаясь ускорить принятие Устава, удобного ему. В январе и феврале он забросал Соловьева письмами: «… если в недельный срок со дня получения Вами настоящего отношения Распорядительный комитет не решит упомянутого вопроса, Унивеситет сделает для себя соотвествующие выводы, о чем и поставит в известность советскую общественность Владивостока». Уже тогда существовал прием «поставить в известность советскую общественность», с помощью которого создавалось необходимое для власти общественное мнение! Этим-то Огородников и выдал себя. После его писем, написанных порой в оскорбительном тоне, мало у кого из членов Общества еще остались сомнения в истинной цели предложения ректора ГДУ.

10 февраля 1924 г. на своем заседании Распорядительный комитет ОИАК постановил, что предложения профессора Огородникова принято быть не может. Все заседания Распорядительного комитета проходили при непосредственном и активном участии В. К. Арсеньева. Именно он вел и подписывал все протоколы заседаний и был одним из тех, кто с самого начала был против предложения Огородникова.

Но ректор ГДУ решил добиться своего не мытьем, так катаньем. 17 февраля 1924 г. на Чрезвычайном общем собрании ОИАК он бросил Обществу упрек в длительной бездеятельности. «В течение нескольких лет Общество не работает — говорил он. — Музей закрыт, поступления в него прекратились. Давно уже нет экспедиций, научная работа как таковая не ведется».

«Упрек в бездеятельности Общества не справедлив, — возразил Арсеньев. — Невозможно требовать научной работы и экспедиций в атмосфере гражданской войны и смены правительств, из которых некоторые захватывали само помещение музея и занимали его два с половиной года. Задачи Комитета, естественно, ограничивались заботами о сохранении музея, библиотеки и имущества от расхищения».

Поняв, что прямым нажимом он ничего не добьется, Огородников решил использовать обходной маневр. Заручившись поддержкой сторонников, он организовал письменное заявление десяти членов ОИАК о переизбрании состава Комитета и ревизионной комиссии Общества, а на общем собрании 23 марта 1924 г. сделал краткий доклад «Об оживлении научной деятельности Общества», связав ее со своей собственной деятельностью. Особо он отметил, что «каждый член должен своей деятельностью способствовать разработке какого-либо научного вопроса и обязательно ежегодно представлять какой-либо научный доклад».

В.К.Арсеньев категорически возражал против этого требования. «Не все в одинаковой мере способны к исследованиям, — говорил он на собрании. — Одни только интересуются наукой, другие призваны ее двигать. Не следует ставить последним рогаток к входу в Общество». Поддержал Владимира Клавдиевича и известный геолог-ученый А.Н.Криштафович: «Общество не должно суживать рамки обязательностью докладов. В научных обществах нередки случаи, когда их члены не выступают с докладами. Нужна и другая деятельность — посещение заседаний, музея, библиотеки. Балласт сам отпадет».

Позднее геолог П. И. Полевой писал президенту Русского географического общества: «…Когда мелкие придирки во что бы то ни стало дискредитировать старый Президиум с почтенным Николаем Матвеевичем Соловьевым во главе не помогли, то прибегли к клевете. Не называя фамилии, но всякому было ясно, что речь шла об известном путешественнике по Уссурийскому краю Арсеньеве, его обвинили в том, что он в 1917 году отдал интервентам имущество Общества в виде ценных этнографических коллекций. Была поднята старая клевета Липского… Владимир Клавдиевич Арсеньев был в Москве, его сильно не хватало, так как он был душою группы старых членов. Он вел переговоры с Компартией и был обнадежен, что Общество не дадут поглотить Университету и что для этого в список вносятся три члена от партии…»

Ревизинная комиссия ОИАК, тщательно просмотрев все финансовые документы и потребовав объяснения от арендаторов, сняла все обвинения о злоупотреблениях с председателя Распорядительного комитета Соловьева. Арсеньеву же долго еще аукалась клевета, направленная против него в период борьбы Общества изучения Амурского края за самостоятельность.

Что же собой представляла эта клевета Липского, о которой написано в письме Полевого и которая принесла Арсеньеву немало боли в его последний, самый плодотворный период жизни? Современный читатель может подумать: что значит какой то никому неизвестный Липский рядом с такой значительной фигурой как Арсеньев? Но история немало знает примеров, когда именно мелкие людишки становились причиной больших бед для великих людей, вот и недоучившийся студент-этнограф Липский причинил столько неприятностей путешественнику, что о нем стоит рассказать подробнее.

Григорий Дмитриевич Куренков — под таким именем значился А.Н.Липский в списках членов Олгон-Горинской экспедиции В.К.Арсеньева. В своем путевом дневнике В.К.Арсеньев не оставил никаких намеков на свои отношения с Липским-Куренковым. Дневниковые же записи «Куренкова» были более пространными и не оставляющими сомнений в том, что молодой человек относился к Арсеньеву, которого должен был считать своим учителем, явно недоброжелательно. Надо признать, А.Н.Липский был талантлив, фанатичен в работе, его наблюдения отличались скрупулезностью и точностью, но в его жизни отразились все тенденции недалекого прошлого нашей страны. К этому, конечно же, добавились и некоторые личностные черты характера.

Студент Куренков-Липский сумел войти в доверие к В.К.Арсеньеву (он всегда умел это делать, если хотел). Весной 1918 г., возвращаясь домой и проезжая через Хабаровск, «Куренков» зашел в музей и написал заявление о приеме в Приамурское Русское Географическое общество. «Рекомендую» — написал на заявлении Арсеньев, благодаря чему студент Г.Д.Куренков стал членом Географического общества.

Между тем Липскому не давало покоя соперничество с В.К.Арсеньевым. Альберт Николаевич завидовал славе путешественника, популярности его книг, авторитету его как исследователя Дальнего Востока, и он начал целую кампанию по моральному уничтожению противника. Вскоре после установления Советской власти сексот ГПУ публично обвинил Арсеньева в том, что тот в годы интервенции, будучи директором Хабаровского музея, продал за границу часть коллекций. Затем, стремясь окончательно его опорочить, Липский пишет большую клеветническую работу «Как не следует писать о туземцах», в которой не столько критикует научную деятельность путешественника, сколько сводит с ним счеты.