Нет никаких сомнений в том, что первые опыты завершились неудачей и что, во всяком случае, врач в январе 1929 года стал опасаться, что они никогда не смогут добиться успеха.

В конце февраля Шарлотта увидела в Париже Пьера, того самого глупого садовника с Блайдамсвай. Она вернулась к своей привычке юности — гулять по набережным Сены, когда ей нужно было поразмышлять, — там ей казалось, что мысли её текут спокойно и щедро, как воды реки, — и во время одной из прогулок, проходя по Новому мосту, она обратила внимание на скопление людей посреди маленькой площади позади табачной лавки «Генрих IV».

Люди смотрели на садовника. Сначала Шарлотту захлестнул прилив гнева, который чуть было не смыл её в Сену, но какое-то удивившее её интуитивное чувство подсказало ей, что молодой человек изменился.

Он был один и разыгрывал чудное представление, состоявшее в том, что из мелких событий окружающего мира создавал прямо на глазах зрителей свои собственные композиции. Какая-то женщина проходила мимо, держа за руку ребёнка, и он одним движением, совершенно незаметным для неё, вынимал из её руки руку ребёнка и вместо этого давал ей свою. Согнув колени, он следовал за женщиной, пока смех зрителей не заставлял её опустить глаза и с криком броситься назад за ребёнком. После чего Пьер, заметив мужчину, который шёл мимо с двумя борзыми, начинал рычать так похоже на собаку, что борзые вдруг теряли самообладание и затевали драку. Шарлотта почувствовала непреодолимое желание подойти поближе. Находчивость и энергия садовника были полны безрассудства, безразличия к самому себе, в нём начисто отсутствовал страх перед условностями. «Для него, — подумала Шарлотта, — в это мгновение не существует ни прошлого, ни будущего».

Оказавшись внутри круга зрителей, она увидела, как садовник неожиданно рухнул на мостовую. На минуту ей стало страшно за его жизнь, пока она вместе со всеми остальными не догадалась, что он симулирует сердечный приступ, чтобы из своего лежачего положения заглянуть ей под платье. При этой последней выходке он потерял симпатии публики, и его обступили помрачневшие мужчины. Испуганный, но без всякого сожаления, он поднялся и какое-то мгновение смотрел Шарлотте в глаза. И тут ей стало ясно, что с ним что-то произошло, потому что во взгляде его не светилось узнавания, голубые глаза были пусты и безжизненны, словно необитаемая комната. Но, как позже отметила про себя Шарлотта, вся его фигура, когда он убегал, выражала радость идиота от того, что он привлёк внимание.

В тот вечер Шарлотта написала Бору и в конце письма задала несколько вопросов о его садовнике.

Через три недели она получила ответ. Письмо Бора было сбивчивым и, в основном, касалось дискуссии с Эйнштейном, но в конце он с грустью, ничего не подозревая, писал, что потерял садовника. Вскоре после отъезда Шарлотты молодой человек выстрелил себе в голову. Однако он остался в живых и через несколько месяцев смог выписаться из больницы. Но он не смог вернуться на прежнее место работы. Дело в том, что пуля прошла вдоль lobi frontales[26] и на своём пути закоротила миллиарды мельчайших электрических цепей, которые образуют сумму опыта нашей жизни. Мальчик, насколько понял это Бор, полностью потерял память.

Это письмо Шарлотта показала врачу, рассказав ему одновременно о представлении на Новом мосту и заметив, что этот человек без истории, живущий только в настоящем, — тот, кого они долго и безуспешно искали.

И тут у врача проснулись смутные неловкие сомнения. Он вспомнил то, как молодой садовник, отрываясь от газонокосилки, смотрел в окно кабинета на склонённую голову Шарлотты.

— Я думаю, — сказал он, — что, может быть, вы уже достаточно заставили его пострадать.

Шарлотта подошла к нему вплотную.

— Что я слышу, — сказала она, — психоаналитик апеллирует к невротическим угрызениям совести?

С этого времени она каждый день наведывалась к Новому мосту, и через неделю она нашла юношу. После представления она подошла к нему и встретилась с ним взглядом, одновременно положив ему в шляпу деньги, и её опытный девический ум в этот момент представлял собой бесконечно чувствительный вольтметр, который распознал бы малейший проблеск узнавания. Но ничего не было. Бессмысленная любовь и затем пуля — одно из изобретений европейской физики, имевшее чрезвычайно серьёзные последствия, — раз и навсегда разрядили батареи молодого человека, оставив ему только то, что Шарлотта так долго искала: лишённый всякого прошлого настоящий момент.

Когда он уходил, она на расстоянии последовала за ним вдоль Сены и затем на север к кладбищу Пер-Лашез, где Париж становится тёмным, неприветливым и опасным. Перед дверями дома, в который он вошёл, Шарлотта на мгновение остановилась, размышляя о том, что эксперимент, который переходит границы науки, может также перейти и социальные барьеры. Она вошла в дом.

Он жил в подвальной комнатке, которая была столь мала, что они вдвоём с трудом смогли в ней поместиться. В слабом свете фонаря «летучая мышь» он её узнал.

— Я видел тебя сегодня на улице, — сказал он.

— А мы встречались до этого? — спросила Шарлотта, внимательно глядя ему в лицо.

Он уныло покачал головой.

— Я точно не помню, — ответил он.

— Я пришла, чтобы пригласить тебя выступить — сказала Шарлотта. — Три дня подряд. В Сен-Клу.

— Пятьсот франков, — сказал юноша.

Шарлотта могла бы тут же заплакать от радости, но пока что она не чувствовала полной уверенности.

— Пятьсот франков — это большие деньги, — заметила она.

— Ольга, которая готовит мне еду, говорит, — сказал молодой человек, — что мы, нищие духом, унаследуем Царствие Божие. Пятьсот франков — это вроде аванса.

Шарлотта по-прежнему чувствовала некоторую неуверенность и в последний раз всмотрелась в его лицо, но оно было спокойным и ребячливым, как будто прошлое не оставило на нём никаких следов. Потом она спросила его, умеет ли он читать, медленно и тщательно вывела адрес на листке бумаги, оставила франк на дорогу, попрощалась до завтрашнего дня и ушла.

На следующий день, 18 марта, Шарлотта Гэбель и врач рассказывали потерявшему память молодому человеку об эксперименте, и впервые они, ничего не скрывая, посвятили третьего человека в свою тайну.

— В этом доме, — объясняла Шарлотта, — двести лет назад жил молодой поэт по имени Жан-Люк Торо. В том доме, который ты видишь по ту сторону сада, жила девушка, которую он любил.

— Хорошо устроились, — сказал садовник.

— Им никогда не довелось прикоснуться друг к другу, — сказала Шарлотта. — Два года они прожили здесь, разделённые стеной условностей, и за эти два года он написал два сборника стихов, о которых сентиментальные

люди по-прежнему говорят, что не могут читать их без слёз.

— Какая такая стена? — спросил садовник, выглядывая в окно.

— Не настоящая стена, — терпеливо объясняла Шарлотта. — Невидимая стена, построенная на ненависти их родителей друг к другу, на её богатстве и его бедности, на том обстоятельстве, что у него не было никакого положения в обществе, и на том, что её родители обещали её другому человеку.

— А они не догадались перелезть через стену? — спросил садовник.

— Это, — сказала Шарлотта, — мы и хотим узнать. Известно, что молодые люди иногда встречались под наблюдением в этой комнате. В ночь на 19 марта 1731 года здесь был семейный приём. В какой-то момент он закончился, и молодые люди остались одни со старым дядюшкой. Все остальные отправились спать. На следующий день дядюшку нашли в этом кресле. — Шарлотта показала на кресло, где сидел врач. — Он был мёртв. Очевидно, умер от паралича сердца. Молодые люди исчезли. С тех пор мир высказывал самые разные предположения. Похищение, преступление, сверхъестественные причины. Мы хотим узнать правду. Мы считаем, что эта комната и эти стены должны всё ещё сохранять в себе воспоминания той ночи.

Садовник сосредоточенно молчал, и Шарлотта подумала, что в этом состоит одна из сильных сторон науки — в конце концов всегда полностью овладевать вниманием мира.