Дар улыбнулась и вошла в шатер.

— Ладно, — сказала она. — Но сначала — большая девочка. — Она перешагнула через ноги Тви и встала между ней и солдатом. Затем она опустилась на колени и заслонила собой Тви. — У меня грудь побольше — это лучше, правда?

Солдат вместо ответа глупо улыбнулся. Когда он облапил грудь Дар, она сказала:

— Тви, выйди отсюда.

Тви приподнялась. Солдат выкрикнул:

— Эй! Я не говорил…

Начатую фразу прервал кончик лезвия кинжала Дар. Она прижала его к коже солдата чуть ниже подбородка. Дар искоса глянула на Тви и увидела, что девочка, вытаращив глаза, смотрит на клинок.

— Быстрей, Тви! — крикнула Дар. — Запахни шатер и жди снаружи!

Тви, пошатываясь, вышла из шатра. Дар сильнее надавила на кинжал. На коже солдата появилась капелька крови.

— Орка здесь нет, — процедила сквозь зубы Дар, — поэтому я тебе скажу то, что он говорил. Он говорил: «Кто тронет ее — тот умрет».

Со страху солдат протрезвел.

— Я ее не трогал, — пролепетал он, умоляюще глядя на Дар.

— Я позабочусь о том, чтобы ты никогда не смог этого сделать, — прошептала Дар, готовясь воткнуть кинжал в шею солдата.

Солдат вздрогнул и зажмурился. Дар стало жалко его. Она не могла заставить себя убить человека. Она долго смотрела, как он дрожит, а потом отвела клинок от его шеи.

— Девочка не пострадала, поэтому я сохраню тебе жизнь. Завтра можешь спросить, кого захочешь. Узнаешь, что я не солгала тебе насчет орка.

Дар вышла из шатра и строго посмотрела на Тви. Та с трудом держалась на ногах и глядела на Дар широко раскрытыми глазами.

— Ты его убила?

Дар убрала кинжал в чехол.

— Нет. А что ты там делала?

— Он был добрый, — сказала Тви.

— Ты пьяна и стала глупой, — сказала Дар, взяв Тви за руку. — Пошли со мной.

Дар повела пошатывающуюся девочку через лагерь и яблоневый сад. Они подошли к шалашу Ковока, и Дар втолкнула Тви внутрь. Орка на месте не было. Дар решила, что он участвует в ритуале сожжения погибших.

— Оставайся здесь, — сказала Дар. — Хватит с тебя на сегодня, порезвилась.

— Ты расскажешь Кови?

— Он почувствует, что от тебя разит перегаром, но насчет мужчины я промолчу. И ты лучше помалкивай.

— Дар?

— Что?

— Я голодная.

Дар вздохнула.

— Ты совсем не ела?

— Тот человек дал мне немного фруктов с медом. И все.

— Я раздобуду тебе хлеба. Он впитает в себя вино. Но никуда не уходи отсюда. Поняла?

Тви кивнула. Дар вернулась в лагерь, чтобы поискать хлеба. Корки и другие объедки успели затоптать, и она с трудом находила хоть что-то съедобное. Она еще продолжала поиски, когда кто-то вдруг окликнул ее. Дар обернулась и увидела улыбающегося ей Севрена. Насколько она могла судить, он был трезв.

— Наконец я нашел тебя, — сказал он.

— Да, ты меня нашел, — ответила Дар.

— Что ты делаешь?

— Пытаюсь раздобыть что-нибудь съестное для Тви. Нам не удалось попировать.

— Ты говоришь так, словно кого-то осуждаешь.

— А ты?

— Солдатская жизнь нелегка. Мужчины хватаются за любую возможность хоть чему-то порадоваться.

— И тебя это не волнует? — спросила Дар.

— Волнует, но я не могу сделать так, чтобы другие вели себя иначе. Пойдем, я отведу тебя в ставку короля. Не надо подбирать еду с земли.

— Давот говорил, что, если возьмешь королевскую еду, тебя выпорют.

— Сегодня наш король щедр. Хлеба полным-полно.

— Значит, и насчет всего прочего он тоже не скупится. По крайней мере, насчет выпивки.

— Вижу, ты хорошо понимаешь его величество, — вздохнул Севрен. — Пойдем. Еда имеет не такой вкус, как самое худшее, что можно получить от него.

Дар покачала головой.

— Как-то раз один человек сказал мне, что пустой живот — лучшее лекарство от угрызений совести.

— Наверняка это был солдат.

Дар и Севрен пошли к ставке короля, где царило такое же повальное пьянство, как во всем лагере. Посреди шатров стояла повозка, а в ней оказалось немало хлеба.

— Видела бы ты эту повозку, когда она здесь только появилась, — сказал Севрен. — Она была полна всевозможных лакомств. — Он забрался на повозку и стал выбирать каравай получше. — Да, тут здорово похозяйничали, — сообщил он. — Ага! А вот этот не заметили.

Он протянул Дар большой каравай свежего белого хлеба с запеченными ягодами. У Дар потекли слюнки.

— Надо отнести этот хлеб Тви, — сказала она.

Севрен, похоже, расстроился.

— Погоди, не уходи. У меня кое-что есть для тебя.

Он убежал.

Ожидая возвращения Севрена, Дар прислушивалась к шуму разгульной пирушки. Она вспоминала вопли, которые слышала прошедшей ночью, и думала о том, что это веселье куплено ценой боли и потерь других людей. Она еще думала об этом, когда вернулся Севрен со свертком светло-коричневой ткани и протянул его ей. Дар развернула сверток. Это оказалось почти совсем новое платье. Простого покроя, но из тонко сотканной ткани. Севрен радостно улыбнулся и сказал то, чего можно было не говорить:

— Это тебе.

Дар не улыбнулась в ответ. Она холодно поинтересовалась:

— Где ты это взял? Какая женщина погибла, чтобы ты мог подарить мне это платье?

Улыбка Севрена растаяла.

— Гвардейцы грабежом не занимаются. Я взял это платье с повозки. Это часть моего жалованья.

— Большая разница, — фыркнула Дар. — Как я смогу носить его и не думать о горе другой женщины?

— Ты не знаешь ее судьбы, и я не знаю, — возразил Севрен. — Возможно, ее судьба печальна. Но если даже ты сожжешь это платье, этим ее жизнь не поправишь.

Дар провела кончиками пальцев по ткани платья. Никогда в жизни она не носила ничего настолько тонкого и мягкого.

— Я не могу его взять.

— Значит, из-за своей гордыни ты останешься голой.

— Дело не в гордыне.

— Разве не гордыня — верить, что ты можешь изменить весь мир? Мы не короли и не королевы. Мы должны стараться жить честно и по возможности делать добрые дела. Возьми это платье, надень его, и этим поступком смягчи чужую боль.

Дар молча смотрела на платье. Ей не хотелось отдавать его, и она чувствовала себя виноватой из-за того, что ей хочется его оставить. Ее «хорошее» платье, дважды порванное и дважды заштопанное, постепенно превращалось в лохмотья. А другое платье уже давным-давно стало похожим на рваную тряпку.

— Все мы обнажены, когда идем на запад, — сказал Севрен, чувствуя неуверенность Дар. — Когда ты предстанешь перед Карм, ты забудешь об этом платье.

— Боюсь, вскоре мне придется проделать этот путь, — вздохнула Дар.

— А я надеюсь, что ты пойдешь не на запад, а на юг и проживешь долгую жизнь как свободная женщина.

Дар помедлила еще немного, снова вздохнула и сказала:

— Хорошо, я возьму его.

— Я рад, — улыбнулся Севрен.

— Мне нужно идти. Тви голодна.

— Я пойду с тобой, — сказал Севрен. — Мужчины озверели от спиртного.

Дар не стала возражать, и Севрен проводил ее до границы стоянки орков. Дар вошла в Объятия Мут ла. В центре круга полыхал погребальный костер. В нем лежали тела погибших орков. Дар слышала о людях, которые хоронили мертвых вооруженными и в доспехах. А орки покидали этот мир обнаженными, лежащими на камышовых жилищах, служивших им кровом. Живые орки неподвижно сидели вокруг костра. Языки пламени взметнулись высоко в небо, и орки завели погребальную песнь.

Они пели не о воинской доблести, не о славе. Они обращались к погибшим песней, в которой припевом звучали такие слова:

Вскоре низкие скорбные голоса заглушили звуки, доносящиеся из лагеря людей.