— Вы полагаете, что публика не любит крови? Боюсь, что Голливуд с вами в этом не согласен.

— В какой-то степени я разделяю вашу точку зрения. Кишки на земле. Лужи крови. Несчётное число изуродованных тел. Стоит лишь вспомнить фильм «Бойня в Техасе», где цепной пилой прикончили массу людей. Все это демонстрируется с ужасающим реализмом, но… кино есть кино. Каким бы реалистичным оно ни было, публика знает, что все эти ужасы сняты несколько месяцев назад и позже смонтированы из разных кусков. Прежде чем фильм вышел на экран, его анонсируют и крутят рекламные ролики. Звезды разъезжают по стране, рекламируя свой продукт. А затем мы смотрим этот продукт на экране в двухмерном измерении.

— Верно, но и на театральной сцене мы иногда… встречаемся с насилием.

— Вы правы, но согласитесь, совсем иное дело видеть реальную кровь в реальном времени и очень близко. Кроме того, в театре всё же слегка стилизуют сцены насилия. На сцене даже обыкновенную драку трудно изобразить достаточно натуралистично. И большинство зрителей не хотят видеть подлинное насилие. Недавно, будучи в Амстердаме, я видел, как актёр на сцене уничтожает растение — режет и рвёт его на куски. Это, насколько мне помнится, был филодендрон в горшке. Вы не поверите, но часть публики в знак протеста покинула зал.

— Хм…

— Проведите вечер в «Замке» и посетите одно из наших представлений. Вы увидите, что наши залы невелики. Самый большой из них вмещает от силы сто человек. Иллюзионисты находятся рядом с публикой, как и должно быть на приличных магических шоу. Однако на выступлениях Карфура зрители первых рядов рисковали быть залитыми кровью. Словно рядом с боксёрским рингом, когда у одного из бойцов из разбитой брови или губы брызжет кровь. Одним словом, среди дам его представления не пользовались успехом, такими жестокими они были.

— Но ему тем не менее позволяли продолжать выступления?

— До того, как Карфур перекроил программу, он пользовался огромной популярностью. Во время его шоу в зале яблоку негде было упасть, и ему с ходу предоставили нашу самую большую сцену. Поэтому ещё какое-то время ему по инерции позволяли выступать. Карфур был потрясающим шоуменом. Хотя публика не одобряла его новые номера, он пользовался большой поддержкой со стороны собратьев по цеху — членов нашего клуба.

— Вот как?

— Его номера являлись жемчужинами магического искусства. Иногда очень древними. Это были настоящие музейные трюки и притом прекрасно исполненные. Один из, если так можно выразиться, raison d'etre нашего «Замка» состоит в том, чтобы хранить историю магии в её художественном воплощении. Поэтому мы радовались возрождению старинных фокусов, хотя бы как исторических курьёзов. Это продолжалось до тех пор, пока мы не осознали, насколько кардинально изменились вкусы публики. Лет сто тому назад публика была страшно кровожадной; никто из зрителей и глазом не моргнул бы, наблюдая за выступлениями Карфура.

— Неужели вкусы так сильно изменились?

— О да. Настало время забыть даже о тех невинных трюках иллюзионистов, когда они только делают вид, что льют чью-то кровь. Сто лет назад схватки медведей, собачьи и петушиные бои пользовались огромной популярностью. О публичных казнях я даже не говорю. И о судах Линча тоже. Люди сбегались толпами. Льётся настоящая кровь? Чем больше — тем лучше!

— А теперь, выходит, она отпугивает людей? — сказал я, вспомнив слова Карла Кавано о трансформации зрительских вкусов.

— Именно. Хотя публика знает, что это всего лишь иллюзия. Когда этот юный иллюзионист Дэйвид Блейн вырвал во время телевизионного шоу своё сердце — запустил руку под рубашку и извлёк из-под неё трепещущую окровавленную массу, постановщик хотел вырезать этот кусок. А ведь это был всего лишь телевизор.

— Что именно демонстрировал Карфур?

— Сейчас вспомню. Дайте подумать… Один из его любимых номеров называется в наших кругах «трюк с корзиной». Это старинный номер. Можно даже сказать — древний. Вы с ним знакомы?

В ответ я лишь отрицательно покачал головой.

— У иллюзионистов существует давняя традиция создавать видимую угрозу для жизни своих ассистентов. Даже в наши дни можно встретить кое-какие вполне стерильные номера в духе этой традиции. Метание ножей в премиленькую ассистентку или распиловка на две части заключённой в гроб дамы. Вместе с гробом, естественно. В этих случаях помощникам никакая опасность не грозит. Чего нельзя сказать о старинных трюках. Там опасность была очевидной. Более того, она всячески подчёркивалась. Делалось всё возможное, чтобы гиперболизировать грозящую ассистенту опасность.

— Понимаю.

— В старинных трюках, которые возродил Карфур, иллюзионисты использовали в качестве ассистентов детей. Иногда это бывали их сыновья. Красивые девицы стали привлекаться несколько позже. Однако будь то ребёнок или прекрасная дама, задача ассистента состоит в том, чтобы целиком подчиняться магу, помогая тому подчеркнуть своё могущество. Следует сказать, что привлечение в качестве ассистентов женщин несколько изменило динамику развития искусства, придав ему элемент сексуальности. Используя мальчика, вы воссоздаёте в некотором роде семейную жизнь.

— Отношения отец — сын?

— Именно. Власть мага в данном случае — власть патриарха, хотя порой её правильнее было бы назвать властью рабовладельца. Или властью божественной. Рабовладелец и раб. Бог и простой смертный. Одна из задач ассистента — отвлекать внимание публики. Если вы хотите, чтобы зрители не смотрели на вас, вы бросаете помощнику… ну, скажем, мяч. Все зрители инстинктивно следят за мячом. Полуодетая женщина также является прекрасным объектом для отвлечения внимания. Публика инстинктивно смотрит на её прелести. Но женщина не вызывает того сочувствия, которое способен вызвать ребёнок. Публика сочувствует ей меньше, нежели ребёнку.

— Понимаю.

— У ребёнка есть и другие качества, которые делают его превосходным ассистентом. Он мал ростом, и его можно спрятать в меньший объём. Но главное достоинство именно в том, что он выглядит гораздо более уязвимым и беззащитным, нежели женщина. Кроме того, он несёт на себе печать невинности, и публика не воспринимает его, как орудие обмана. В наше время использование детей запрещено законом. Однако Карфур нашёл весьма удачный выход. Он прибегал к услугам молодых людей подходящего возраста, но с детской внешностью и телосложением.

— Любопытно. И в чём же состоит трюк с корзиной?

— Этот трюк, обратите внимание, завершал выступление Карфура. До этого он демонстрировал множество фокусов. Однако ближе к концу выступления ассистент якобы совершал серьёзную ошибку или начинал вести себя вызывающе.

Повелитель в качестве наказания загонял его в корзину. Корзину ставили на открытый пьедестал, чтобы все могли убедиться в отсутствии тайных люков или других потайных выходов, через которые мог бы ускользнуть ассистент. Итак, — Деланд шлёпнул в ладоши, — ребёнок заперт в корзине, а маг продолжает представление. Мальчик не унимается, продолжая громко ныть и жаловаться. Иллюзионист выходит из себя. В этот момент он показывает фокус со шпагами. Придя в ярость, он импульсивно вонзает одну из шпаг в корзину. Из корзины раздаётся громкий вопль: «Он меня ранил! Он воткнул в меня шпагу!» От этого крика у зрителей кровь стынет в жилах. Но стенания мальчишки только усиливают ярость мага, и он начинает втыкать шпаги в корзину под такими углами, что ассистент неизбежно должен погибнуть. Иллюзионист просто безумеет от злости. Как этот недоносок смеет мешать ему закончить очередной шедевр?! Затем он возвращается к представлению, презрительно усмехаясь при криках мальчишки. «Кричи, кричи, — говорит он. — Твои стенания меня не трогают. Что за несносный ребёнок!» Крики постепенно слабеют, переходят в стоны, а затем наступает тишина.

Публика нервничает, а иллюзионист облегчённо вздыхает и целиком предаётся представлению, извлекая из ничего кроликов, сцепляя и расцепляя обручи и демонстрируя иные проходные фокусы.