Следующей весной ребенку исполнилось десять лет. Он был рад своему дню рождения и с достоинством принял оказанные ему почести. Теперь он мог целыми днями спокойно обходиться без взрослых, хозяйничая самостоятельно или в компании с себе подобными.

В ближнем лесу (опять в новом месте, но в пределах той же, родной ребенку, языковой области — некоторые, судя по всему, нуждаются в такой родине), через который проходила дорога в школу, почти все скворечники были разрисованы свастикой. Никто на это не обращал особого внимания; однако, когда взрослый заговорил об этом с ребенком, тот знал все эти дурные места наперечет. Зимой, когда слетели листья, кое-как все же прикрывавшие деревянные домики, вид мерзких художеств стал просто невыносим. Предложение пойти и закрасить эту воинствующую гадость кажется самому мужчине поначалу несколько безумным, но ребенок, как ни странно, тут же поддерживает эту идею, и они, вооружившись темным лаком и кисточками, целое утро проводят среди деревьев. Мелкая победа, ликующие возгласы, мстительные огоньки в глазах.

И снова наступила весна. Был непривычно мягкий для здешних широт солнечный день, пронизанный трепетом легкого ветра. Ребенок стоял посреди двора, посыпанного песком. Площадка слегка поднимается в гору и там, на заднем плане, обрамляется рядом кустов. Ветки колышутся, открывая разворачивающиеся на глазах черные глубокие пространства, в гармоничном согласии с развевающимися на переднем плане волосами, как это было почти десятилетие назад во время одинокой прогулки у чужеземной реки (только волосы теперь стали длиннее и в них появились темные прядки), и ребенок, овеянный этим сплошным неистовым колыханием, уходит в эти пространства, на край света. Подобные мгновения не должны исчезать бесследно, и они не должны быть забыты: они требуют продолжения, дабы они могли парить дальше, они требуют мелодии, дабы могла сложиться ПЕСНЬ.

Дождливым утром следующей осени взрослый провожает ребенка в школу. Сумка с учебными принадлежностями за эти годы так отяжелела, что нагруженный поклажей ребенок получил прозвище «Раб школы». К ним присоединяются другие дети, и ребенок дальше идет вместе с ними один, без взрослого. Улица, сырая и темная, упирается в блок новостроек. Перед ними раскачиваются на ветвях плоды платанов. Светлое пятно в картине — ряды балконов и поблескивающие четырехугольники окон на уровне земли, а на переднем плане металлические молнии и бляшки с именами на рюкзаках идущих детей. Все вместе сливается теперь в одно и складывается в единый, тот самый, единственный, вспыхивающий ярким пламенем, достающим до самых высоких вершин вселенной, — текст, который еще предстоит разгадать, и свидетель того вспоминает в сей миг, к которому он будет потом нередко возвращаться, слова поэта, приложимые к любой истории ребенка, не только к написанной: «В кантилене увековечивается полнота любви и всякого неизбывного счастья».

Зальцбург,

весна и лето 1980 года