— Ну все, врубай! — рявкнул Пэт.
Сапер взял еще один провод и подсоединил его к батарее.
Первый взрыв прозвучал на занятом бантагами берегу, обрушив восточную секцию моста, а затем волна взрывов прокатилась вдоль всей переправы. Сваи переломились посредине, поперечные балки разлетелись в щепы, а настил моментально превратился в огромный факел — это взлетели на воздух закрепленные прямо под ним бочки с керосином и бензином.
Эндрю почудилось, что тысяча голосов слились в один вопль ужаса и непереносимой боли. Несмотря на то что это были его смертельные враги, при виде их охваченных огнем, изувеченных бревнами или разорванных на куски тел, падающих в воды Шенандоа, Эндрю охватило чувство жалости.
Пэт, в котором, казалось, ожил какой-то древний языческий бог войны, испустил торжествующий крик и восторженно замолотил по спине своего помощника, а из леса, где укрылись «охваченные паникой» люди, донеслось дружное «ура». Солдаты с радостными возгласами выбежали из-за деревьев, словно празднуя удачную шутку.
Все пушки и ружья бантагов, занявших восточный берег, на мгновение умолкли. В реку посыпались сотни обожженных тел. Немногие счастливцы, чудом оставшиеся в живых, отчаянно умоляли своих товарищей о помощи, но криками они только помогали снайперам Пэта выбирать мишени. По воде зацокали пули, и она стала розовой от крови.
Войско воинов орды, ошеломленное чудовищными результатами взрыва, замерло на дороге, ведущей к мосту. Пушки людей, на некоторое время прекратившие огонь, вдруг выстрелиди все разом, словно их спусковые веревки дернула одна невидимая рука, и десятки врагов повалились на землю. Восточный берег вновь окутался клубами порохового дыма.
— Не очень оригинально, но эффективно, — прокомментировал Эндрю.
— Отличный фокус, а? — захохотал Пэт. — Я так и думал, что эти олухи сломя голову попрут на мост, вот и приготовил для них небольшой сюрприз. Это называется ирландское рагу. Да мы одним махом ухлопали около тысячи этих ублюдков!
— Боже, как же мы ненавидим друг друга, — вздохнул Эндрю.
— Они поступали с нами точно так же, Эндрю. Только еще хуже.
— Да знаю я, черт бы их побрал.
— Бантаги были уверены, что мы удираем поджав хвосты. Этот аттракцион научит их осторожности.
Вражеские артиллеристы наконец опомнились от потрясения и вновь начали обстреливать позиции людей на западном берегу. Пэт пригнулся и вместе с Эндрю укрылся в бункере.
— Пожалуй, наше сегодняшнее представление достойно того, чтобы пропустить в его честь по стаканчику, — заявил ирландец. Эндрю удивленно поднял бровь. — Эндрю, дорогуша, я десять суток отступал с боем под натиском превосходящих сил противника, меня дважды чуть не окружили, и тем не менее мне удалось сохранить свою задницу целой и невредимой. По-моему, я заслужил глоток-другой водки, да и ты, кстати, тоже.
Эндрю улыбнулся и протянул руку к стакану.
— За Винсента Готорна, — провозгласил Пэт.
— Почему именно за него?
— Потому что, если мы хотим выбраться отсюда, этому пацану самое время приниматься за работу.
Эндрю расхохотался и даже был вынужден опустить уже поднесенный ко рту стакан.
— Как думаешь, когда они переправятся на наш берег?
— Уже переправились в тридцати милях к северу отсюда. Мы не смогли помешать им форсировать реку выше водопада: там слишком много бродов. Я надеялся только, что дожди будут идти достаточно долго, чтобы Шенандоа вышла из берегов. Что у нас с поездами?
— До наступления темноты мы эвакуируем Одиннадцатый корпус, а завтра утром — Третий. Через два дня мы вывезем отсюда всех наших солдат.
Пэт кивнул и, не спрашивая разрешения Эндрю, вновь наполнил свой стакан водкой.
— Есть ли известия от Ганса? Он возвращается на север?
— От него ничего не слышно, — вздохнул Эндрю. — Наша судьба только в наших руках.
Бантагский снаряд обрушился на крышу бункера прямо у них над головой, и с потолка посыпалась земля.
— Через пять дней мы должны перейти в контрнаступление, — заметил Эндрю, печально глядя на песчинки, плавающие у него в водке. Повертев свой стакан, он тем не менее одним залпом проглотил его содержимое. — Через три дня, Пэт, Третий и Одиннадцатый должны быть готовы к прорыву фронта Гаарка, а Первый и Девятый будут их поддерживать. Все или ничего, иначе нам никогда отсюда не выбраться.
Переполненный гневом и скорбью, Джурак провожал взглядом тела своих воинов, медленно плывущие вниз по реке. Некоторые из них крутились в небольших водоворотах, другие сразу погружались на илистое дно. До этого момента война с людьми была для Джурака обычной боевой операцией, такой же как и все другие. Они преследовали свои цели, они наступали и убивали, чтобы не быть убитыми. В отличие от Гаарка он никогда не испытывал настоящей ненависти по отношению к людям и не боялся их. До этого момента.
Это была война на полное уничтожение. Джурак почувствовал, что его гнев утихнет не раньше, чем он убьет и сожрет их рыжеволосого командира, который, очевидно, и задумал эту страшную и подлую бойню и теперь заливался от смеха, стоя рядом с одноруким Кином, в то время как его, Джурака, солдаты горели заживо.
— Я хочу, чтобы дирижабли были подняты в воздух немедленно, а не завтра!
Едва сдерживая свою ярость, Гаарк гневно смотрел на Бакта, командующего воздушными силами.
— Сир, вы можете злиться сколько угодно, но с ветрами не поспоришь. Буря, длившаяся три последних дня, уничтожила четыре наших дирижабля прямо на стоянке. Здесь для них нет ангаров, — увещевал кар-карта Бакт, показывая на неглубокую долину к востоку от Джанкшн-Сити.
Обломки четырех драгоценных дирижаблей лежали тут же беспорядочными кучами. Из оставшихся шести два пострадали меньше, но у одного было оторвано крыло.
— Я не имею ни малейшего понятия о том, чем занята армия Шудера на юге! — бушевал Гаарк. — До меня доходят только какие-то противоречивые слухи. Информация, которую я получаю от Джурака с восточного фронта, идет сюда больше суток и за это время безнадежно устаревает. Я не знаю, когда ожидать прибытия моих резервов и какова численность войск противника на западе. И ты смеешь говорить мне, что боишься лететь?
— Гаарк, мы можем потерять и эти воздушные суда. Ветер дует не вдоль долины, а поперек. Это ведь не реактивные самолеты из нашего мира, которым все равно при какой погоде взлетать, Гаарк, это дирижабли, к которым мы присобачили крылья. Им нужно несколько минут, чтобы набрать скорость, а к тому моменту они скорее всего врежутся в какой-нибудь склон.
— Ты сам выбрал эту долину под аэродром!
— Потому что это было самое защищенное от ветра место, какое я смог тогда найти. Янки оказались не настолько любезны, чтобы во всем этом хаосе оставить нам воздушную базу.
Гаарк смерил своего старого спутника ледяным взглядом, почувствовав в его словах едва различимую насмешку.
— Взлетай прямо сейчас. Первый корабль полетит на юг, чтобы выяснить, чем занят Шудер, второй и третий на запад — разведать планы неприятеля, повредить их телеграфные линии и взорвать несколько мостов, а четвертый к Джураку — я должен знать, пересекли они реку или нет.
Бакт понял, что спорить нет смысла. Кивнув, он направился к группе ожидавших его пилотов.
— Ты не полетишь первым, Бакт, — приказал Гаарк.
— Я здесь лучший пилот; если у меня не выйдет, окажи мне услугу, не посылай остальных на верную смерть.
Иногда у Гаарка возникало такое чувство, что они с Бактом снова просто друзья — как прежде, до Врат света. Он согласно кивнул, и вдруг ему страстно захотелось, чтобы этого его спутника из другого мира просто не стало. Ибо Бакт знал его слишком давно, ему были ведомы многие тайны и слабости бывшего сослуживца, и он бы никогда не смог с должным благоговением относиться к новому Гаарку Спасителю.
Посадочные команды, прибывшие сюда вместе с воздушным флотом бантагов, уже прогрели двигатели в расчете на то, что ветер, может быть, утихнет. Махнув бригадиру своей команды, Бакт подбежал к дирижаблю и залез в кабину пилота. За ним последовал бортмеханик, но дернувшемуся с места хвостовому стрелку Бакт жестом велел оставаться на земле.