К сожалению, картина не дошла до наших дней – ее копия сгорела, уцелел лишь один эпизод, чудом склеенный из монтажных срезов...
И уже осенью 1918 года семейство «Брики – Маяковский» полностью перебрались жить в Москву.
Поначалу они жили в коммуналке, в доме, стоящем в Полуэктовом переулке, между Остоженкой и Пречистенкой (ныне – переулок Сеченовский, во дворе дома № 5). Из-за холода снесли все теплые вещи в одну комнату – эту одну легче было протопить. Маяковский часто уезжал в командировки, и тогда приходили нежные письма «для Лилички». Он рвался к ней – в Москву!
Для него был один свет в окошке и один человек, который олицетворял всю Москву, а вернее, весь мир!
К тому времени и он, и она уже не скрывали своей связи, всем было ясно, как он ее боготворил и как она верховодила.
Об обожании Маяковским «Лилички» вскоре узнала вся столица.
Как-то Лиля встретила в кафе Ларису Рейснер. Уходя, Лиля забыла сумочку. Маяковский вернулся за ней. Рейснер заметила весьма иронично:
– Теперь вы так и будете таскать эту сумочку всю жизнь!
– Я, Лариса, могу эту сумочку в зубах носить. В любви обиды нет! – парировал поэт.
Жизнь в Москве была поначалу нелегкой. Лиля служила в «Окнах РОСТа», раскрашивая агитплакаты. Работали и Брик, и Маяковский. Но денег на овощи и фрукты не хватало (в 1918-м году это был жуткий дефицит!) Лиля Юрьевна заболела авитаминозом. И вот об этих «пропавших овощах», так необходимых ей, писал Владимир Владимирович.
Не домой,
не на суп,
а к любимой,
в гости,
две морковинки
несу
за зеленый хвостик.
Он нес морковь (точно драгоценность!) Лиле, в Полуэктов переулок...
Через несколько лет семье «Брики – Маяковский» удалось получить две комнаты в общей квартире в Водопьяновом переулке, возле почтамта. В одной комнате, столовой, за ширмой стояла кровать Лили, а над ней – надпись, которая гласила «На кровать садиться никому не разрешается». Во второй комнате был кабинет, там ночевал Осип Максимович. У Маяковского была комната в коммуналке неподалеку – на Лубянке. Там он работал. (Ныне в Лубянском проезде, дом № 3/6 находится Государственный музей В. В. Маяковского).
Жить всем троим стало легче. Маяковский много печатался, кое-что зарабатывал и Осип Брик. Жизнь в это время Лиля Юрьевна вспоминала, как самую спокойную и мирную.
Летом все вместе выезжали на дачу. И по воскресеньям к ним приезжало множество гостей. Домработница Аннушка, прослужившая у Бриков двадцать лет, готовила котлеты. Если гостей было мало – всем доставалось по две, ну а если слишком много – едва хватало по одной. Лиля и Маяковский гуляли по окрестностям, собирали грибы. Если поэт уезжал в Москву, то никогда не возвращался без букета. Уезжая рано утром, оставлял ей записки с рисунком щеночка (она звала его «Щен», и он часто подписывал так свои письма).
В жизни этого «треугольника» Лиля была главнокомандующим. И Брик, и Маяковский всегда подчинялись неписаному правилу: «Лиля всегда права!». Мужчины жили в этой семье на удивление дружно, уважая друг друга. А вот отношения со своевольной Лилей складывались не всегда прочно...
Кроме любви твоей,
мне нету солнца,
а я не знаю, где ты и с кем.
Однажды сквозь тонкие перегородки их квартиры в Водопьяновом переулке, Осип услышал резкий голос возмущенной Лили:
– Разве мы не договаривались, Володечка, что каждый из нас делает, что ему заблагорассудится и только ночью мы все трое собираемся под одной крышей. По какому праву ты вмешиваешься в мою дневную жизнь?!
Маяковский молчал.
В то время у Лили Юрьевны начался роман с высокопоставленным советским чиновником Краснощековым. Поэт переживал это тяжело. Осип Брик, как мог, успокаивал его: «Лиля – это стихия. С этим надо считаться!»
Но если Брик привык к этому, то Маяковский долго привыкнуть не мог. Он не хотел делить ее ни с кем!
А приходилось... В жизни Лили Юрьевны, женщины яркой и неординарной, за годы «жизни втроем» (с 1918 по 1930 год) было не счесть романов!
Кроме Краснощекова, был красавец Лев Кулешов – классик отечественного кинематографа, известнейший режиссер. В Брик был влюблен Николай Николаевич Пунин, известнейший искусствовед. Вот страничка из его дневника от 3 июня 1920 года:
«Виделись, была у меня. Много говорила о своих днях после моего отъезда. Когда так любит девочка, еще не забывшая географию, или когда так любит женщина беспомощная и прижавшаяся к жизни – тяжело и страшно, но когда Л.Б., которая много знает о любви, крепкая и вымеренная, балованная, гордая и выдержанная, так любит – хорошо. Но к соглашению мы не пришли...»
Для Лили Брик крутить романы с близкими друзьями было так же естественно, как дышать. Причем она продолжала поддерживать добрые отношения с семьями своих любовников, считая, очевидно, что романы – краткосрочны, а вот дружба – гораздо важнее и длиннее...
Говорят, что в ее гостиной едва ли не ежевечерне пили чай всесильный чекист Яков Агранов и крупный начальник из ОГПУ Михаил Горб. Говорят и то, что Агранов, приставленный властями приглядывать за творческой интеллигенцией, входил в число Лилиных воздыхателей....
Эта воистину феерическая женщина необыкновенно тонко знала мужскую психологию.
«Надо внушить мужчине, что он замечательный или даже гениальный, но что другие этого не понимают. И разрешить ему то, что ему не разрешают дома. Например, курить или ездить, куда вздумается. Ну, а остальное сделают хорошая обувь и шелковое белье».
Вот и все уроки пресловутого «любовного магнетизма», который так умело применяла она на практике!
Обладая большой личной свободой, эта дама тем не менее строго следила за поведением поэта, не желая делить с кем бы то ни было звание Музы.
Иногда Маяковский в разлуке с нею вел себя не так, как ей хотелось бы. Она воспринимала все его влюбленности как плохое поведение маленького мальчика.
Он написал об этом в поэме «Люблю».
Пришла —
деловито
за рыком,
за ростом,
взглянув,
разглядела просто мальчика.
Муза была так уверенна в себе, что не принимала его вольности всерьез. Про свои небольшие флирты он рассказывал ей сам. А если не рассказывал, она все равно все знала! Ей были известны до подробности все его, как она называла «лирические делишки».
«Володик, – писала она из Риги, куда уехала не надолго, – Юлия Григорьевна Льенар рассказала мне, что ты напиваешься до рвоты и как ты влюблен в младшую Гинзбург... Ты знаешь, как я к этому отношусь.
Через две недели я буду в Москве и сделаю по отношению к тебе вид, что я ни о чем не знаю. Но требую, чтобы все, что мне может не понравиться было абсолютно ликвидировано... Если все это не будет исполнено до самой мелочи – мне придется расстаться с тобой...».
И все было исполнено! Никакой Гинзбург!
Заводя «романы и романчики», поэт с каждой новой подружкой отправлялся за подарками Лиличке. Каждая из его женщин знала, что ей не занять первого места в душе его! Оно было прочно занято Лилей Брик.
Лиля знала о его любви с русской эмигранткой Татьяной Яковлевой в Париже. И об американке Элли Джонс, которая родила ему единственного в его жизни ребенка – дочь. И они, эти женщины, знали про Лилю, – какая она замечательная, умная и красивая. Да, такой ее рисовал сам поэт в своих рассказах. Он словно давал им понять, что на самом-то деле сердце его навсегда отдано другой.
