Но вот с 1834 года Пушкин был вынужден терпеть новые, более странные и правдоподобные слухи о благосклонности его жены к двадцатидвухлетнему французу-эмигранту Жоржу Дантесу.

Наталия Николаевна и Дантес познакомились осенью 1834 года. Это роковое знакомство быстро перешло в увлечение, и, как утверждали современники, увлечение взаимное...

Благодаря покровительству голландского посланника барона Геккерна, называвшего Дантеса своим приемным сыном, безродный изгнанник сразу же был принят офицером в русский кавалергардский полк – честь, которую иностранцам оказывали крайне редко.

Дантес был очень красив, и постоянный успех у женщин избаловал его. О нем говорило все «высшее общество». Его амурные похождения быстро стали притчей во языцех.

Дантес часто посещал дом Пушкиных. В открытую ухаживал за красавицей Натали. Пушкин знал это и старался до поры до времени не выказывать своей ревности и неприязненного отношения к молодому французу. Однако их столкновение было неизбежным...

Нет смысла пересказывать всю историю, предшествующую роковой дуэли. Нет смысла теперь говорить о роли Наталии Николаевны в этой дуэли – слишком много написано на эту тему.

Напомним только, что «последней каплей», которая переполнила чашу терпения поэта, стал присланный ему грубый пасквиль.

«Кавалеры Большого, командоры и рыцари светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под предводительством великого магистра ордена, его превосходительства Д. Л. Нарышкина (а вельможа этот был женат на светской красавице Марии Антоновне, имевшей прежде связь с императором Александром Первым и родившей от него дочь – авт.), единогласно выбрали г-на Александра Пушкина коадъютором великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена.

Непременный секретарь, граф И. Борх».

Для сведения – граф Борх был мужем весьма легкомысленной жены. А вот слово «коадъютор» – означает заместитель. Таким образом, злые шутники провозгласили поэта заместителем председателя ордена рогоносцев. Грубая, пошлая шутка, на которую, конечно же, не мог не отреагировать такой человек, как Пушкин. И они – эти недоброжелатели – прекрасно знали, какой будет реакция поэта! Для того, собственно, и составлялся пасквиль!

Автора анонимки невозможно точно назвать и по сей день. Важно другое. В ответ на этот пасквиль поэт пишет оскорбительное письмо приемному отцу Дантеса, барону Геккерну, потому что задета не только его честь, но честь женщины, которая ему дороже всего на свете!

4 ноября Пушкин посылает и самому Дантесу вызов на дуэль. Текст этого письма Пушкина неизвестен. Примчавшийся к нему барон Геккерн умоляет об отсрочке поединка. Начинаются сложные переговоры, в которых участвуют посланник Геккерна В. А. Жуковский и тетка Натали Екатерина Ивановна Загряжская. Все стараются предотвратить дуэль... И тут выясняется новое обстоятельство – испуганный Дантес женится на сестре Натали, Екатерине! Так легче всего объяснить теперь самому Пушкину да и всему свету частые визиты в их дом и общение с Наталией Николаевной.

Поединок предотвращен. Светское общество крайне удивлено. И вот 10 января 1837 года происходит эта свадьба.

Но Дантес продолжает ухаживать за Пушкиной и после этого! По свидетельству барона Густава Фризенгофа: «Дом Пушкиных оставался закрытым для Геккерна (имеется в виду Дантес – Авт.) и после брака, и жена его также не появлялась здесь. Но они встречались в свете, и там Геккерн продолжал демонстративно восхищаться своей новой невесткой; он мало говорил с ней, но находился постоянно вблизи, почти не сводя с нее глаз. Это была настоящая бравада, и я лично думаю, что этим Геккерн намерен был засвидетельствовать, что он женился не потому, что боялся драться, и что если его поведение не нравилось Пушкину, он готов был принять все последствия этого».

С каждым днем внимание Дантеса к Наталии Николаевне все усиливалось. Пушкин же с понятным негодованием относился к тому, что его личная жизнь стала предметом светских сплетен.

А что сама красавица? Одни говорят, что Наталия Николаевна благоволила Дантесу. Она тоже была влюблена, хотя, несомненно, старалась «держаться в рамках приличий».

Так, например, фрейлина К. К. Мердер, увидав Пушкину и Дантеса на балу у княгини Бутера, записала в своем дневнике: «...они безумно влюблены друг в друга».

В 1946 году французский писатель Анри Труайя опубликовал в своей двухтомной книге о Пушкине найденные им в архиве Дантеса-Геккерна два письма – от Дантеса к приемному отцу. И в одном из этих писем есть строки, в которых Дантес рассказывает о том, что прелестная Натали отвечает ему взаимностью, хотя безусловно боится выказывать свои чувства.

Со слов Дантеса, на его призыв «нарушить ради него свой долг», Натали, якобы, ответила: «...я люблю Вас так, как никогда не любила, но не просите у меня никогда большего, чем мое сердце, потому что все остальное мне не принадлежит, и я не могу быть счастливой иначе, чем уважая свой долг, пожалейте меня и любите меня всегда так, как Вы любите сейчас, моя любовь будет вашей наградой...» Но ведь это только со слов Дантеса!

Правда, есть еще и свидетельства князя А. В. Трубецкого, друга Жоржа Дантеса, о том, например, что горничная Пушкиной, Лиза, часто приносила его другу записки от своей хозяйки... Но это тоже мнение весьма пристрастное.

Очень сложно теперь, спустя века, восстановить истину. Мы пытаемся собрать ее по крупицам, хотя каждое неосторожное слово, каждый неверно истолкованный поступок, могут напрочь изменить подлинную картину ...

Вот что пишет об этом периоде в жизни Пушкиных в своем дневнике Д.Фикельмон: «...все мы видели, как росла и усиливалась эта гибельная гроза! То ли тщеславие госпожи Пушкиной было польщено и возбуждено, то ли Дантес действительно тронул и смутил ее сердце – как бы то ни было, она не могла больше отвергать или останавливать проявления этой необузданной любви. Вскоре Дантес, забывая всякую деликатность благоразумного человека, вопреки всем светским приличиям, обнаружил на глазах всего общества проявления восхищения, совершенно недопустимые по отношению к замужней женщине. Казалось при этом, что она бледнеет и трепещет под его взглядами, но было очевидно, что она совершенно потеряла способность обуздывать этого человека, и он был решителен в намерении довести ее до крайности... Наконец на одном балу он так скомпрометировал госпожу Пушкину своими взглядами и намеками, что все ужаснулись, а решение Пушкина было с тех пор принято окончательно...»

Другие современники утверждают, что Дантес и злил, и смешил Натали своими ухаживаниями, букетами, записками, она отмахивалась от его назойливых комплиментов, от слез сестры Екатерины, которая, будучи серьезно влюбленной в молодого офицера и пока еще не выйдя за него, бросала ей упреки ревности. Она пыталась предостеречь гордую Коко (домашнее имя Екатерины Николаевны) от опрометчивого шага, но не смогла, не осмелилась настоять на своем. По воспоминаниям Констанции, гувернантки детей Наталии Николаевны, она (Н. Н. Пушкина) «была поражена тем, что и после женитьбы барон Д’Антес не оставил своих ухаживаний за нею и только, чтобы положить всему этому конец, приняла решение о единственном с ним свидании на квартире своей подруги Идалии Полетики, жены полкового командира барона Д’Антеса».

Идалия присутствовала при этом. Свидание для «влюбленного» француза – покорителя сердец – кончилось ничем: Наталия Николаевна гневно оборвала его пылкие признания и покинула квартиру подруги. Она надеялась, что никто не узнает об этом ее ложном шаге, за который она заплатила «счастьем и покоем всей своей жизни» (ее собственные слова). Но то ли подруга не сохранила тайны, то ли сам Дантес решил превратить поражение в победу... Пушкин узнал обо всем.

Отголоски его откровенного разговора с женой есть в преддуэльном письме к барону Геккерну: «Моя жена, удивленная такой трусостью и пошлостью, не могла удержаться от смеха, и то чувство, которое, быть может, и вызвала в ней эта великая и возвышенная страсть, угасло в презрении самом спокойном и отвращении вполне заслуженном... Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее – чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец!» (Пушкин – Геккерну 26 января 1837 года.)