Литмир - Электронная Библиотека
A
A

- Читаешь? - ее голос звучит как печальная песня.

- Надя, ущипни меня, - говорю я, а у самого возникает дикое, совершенно безумное желание того, чтобы все это оказалось не во сне, а наяву.

- Ну, вот еще! - притворно сердится она. - Не стану я тебя щипать. С чего бы это?

Однако, противореча себе, она все-таки легонько щиплет меня за руку. Я чувствую покалывание длинных ногтей.

- Сильнее!

- Сильнее не могу, - она надувает губки и смотрит с удивлением.

Тогда я сам изо всех сил щиплю себя, чувствую дикую боль, и смотрю, как на руке появляется багровое пятно.

- Ты проверяешь, не сон ли это? - Надя кокетливо поглядывает на меня, довольная своей проницательностью. - Так вот что произошло! Ты спишь и видишь меня во сне.

- Нет, это не сон, - растерянно произношу я, глядя на нее с бесконечным удивлением.

Затем, повинуясь внезапному импульсу, я обнимаю ее, прижимаюсь к ней, стаскиваю ее с подлокотника к себе на колени, и мы целуемся как сумасшедшие, а моя рука сама начинает расстегивать ее халат, и я чувствую ее кожу, и от этого совсем схожу с ума...

- Что ты, Сережа! - исступленно шепчет она, - Андрейка еще не спит. А вдруг как встанет и придет?

- Не придет, - говорю я, однако руки уже опускаются.

Андрейка... Я и его могу увидеть! И это не сон, не сон!

- Я должен пожелать ему спокойной ночи! - громким шепотом говорю я.

- Сумасшедший, - разочарованно шепчет Надя. - Ты уже желал ему спокойной ночи. Десять минут назад.

- Нет-нет! - я бережно поднимаю ее, тоненькую, легкую, ставлю на пол. - Я должен поцеловать его!

- Погоди, погоди! - Надя останавливает меня. - А вдруг он уже заснул? Я погляжу.

И мы идем с нею по коридору в детскую, стараясь, чтобы не скрипели половицы, чтобы не разбудить сына, если он уже спит.

- Спит, - говорит Надя, заглянув в щелку.

- Я должен его поцеловать! Должен, ну пойми же!

Она пропускает меня, прикладывает палец к губам, умоляя быть тише. Я крадусь на цыпочках, со страхом думая о том, чтобы сон не кончился на этом месте, чтобы мне дали досмотреть его до конца.

Комната слабо освещена уличными фонарями через окно. Я вижу кроватку сына и его самого, разметавшего ручки по постели. Он ровно дышит. Спит. Я с благоговением становлюсь на колени, думая о том, что вот она, моя святыня, которой я готов молиться и ради которой я готов пойти на все. Медленно приближаю губы к лицу ребенка, чувствую его дыхание, прикасаюсь губами к щеке. Кожа гладкая и теплая. Нет-нет, во сне так не бывает! Или бывает?

Я тихо притворяю дверь и поворачиваюсь к Наде, которая стояла в коридоре, пока я целовал Андрейку. Я хватаю ее в охапку, приподнимаю, она легкая, почти невесомая, и несу в комнату. Мы падаем на диван, и время перестает существовать для нас. Я спешу, я тороплюсь! Я видел слишком много эротических снов, которые заканчивались на самом интересном месте, чтобы не бояться, что и в этот раз произойдет так же.

Но как бы я не спешил, я не хочу просто сделать свое дело и отвалиться в сторону. Я медленно снимаю с нее халат, разглядывая шею и грудь, ее кожа тускло блестит в металлическом свете ртутных фонарей. Я ощущаю ее кожу ладонями, я едва касаюсь ее, я наслаждаюсь изгибами тела. Она не выдерживает, прижимается ко мне, ее губы ищут мои...

Прочь, прочь эротические сны! Вы ненатуральны, неестественны. Ни в одном сне я не видел конкретной женщины, ее тела. Это были только ощущения, острые, покалывающие, возбуждающие. Но лица и фигуры я вспомнить никогда не мог, и это всегда радовало меня. Я считал, что даже в снах не изменяю жене. Но меня огорчало то, что там была и не она.

Мне дали досмотреть до конца! Я уже не помню, когда я испытывал такое наслаждение. Я был счастлив, невесом, я парил над самим собой, и не было в мире ничего, кроме нашей уютной квартиры, в которой есть Надя, Андрей и я.

- Знаешь, - сказала Надя. - В такие минуты я думаю о том, как хорошо, что мы остались живы после этой ужасной, непонятной катастрофы...

Меня словно полоснули бичом. Катастрофа все-таки была? И мы вместе даже после нее? Возможно ли такое? Но я тут же успокоился. Да, катастрофа была, но моя семья осталась невредима. И это было все, что мне нужно. Это было счастье.

Я закрыл глаза и медленно погрузился в сон. Я слышал, как Надя что-то шептала, я чувствовал, что ее голова покоится на моем плече, и мне было так хорошо, так покойно...

Утром было радостное пробуждение, суета, масло, тающее на горячих тостах, крепкий чай и клубничное варенье. Я сел завтракать, Надя сидела напротив и смотрела на меня счастливыми глазами.

- Знаешь, - сказал я, - какой-то жуткий сон сегодня приснился. Даже вспоминать не хочется.

- Расскажи, расскажи, - попросила Надя, и я пожалел о том, что завел этот разговор.

Как я мог забыть о том, что она очень серьезно относится к сновидениям, что у нее есть несколько сонников, и она ни за что не отстанет, пока я не расскажу о том, что видел.

- Да ерунда, - поморщился я. - Будто произошла катастрофа, и вы... Ну, ты и Андрейка, в ней погибли...

Я говорил и со страхом ждал вердикта, который она обязательно вынесет, истолковав мой сон как плохой, предвещающий несчастье.

Я рассказал ей про Витамина, побег из города, про деревню и торговцев временем и замолчал, ожидая, что скажет Надя. Она улыбнулась, и у меня отлегло от сердца.

- Это к счастью, - сказала она и погладила меня по щеке.

Я схватил ее руку и поцеловал.

- Правда, к счастью?

- Правда. Но торопись, ты опоздаешь на службу.

Я вышел из кухни в прихожую и, когда повязывал галстук перед зеркалом, Надя говорила:

- Вчера тебя сильно поразил этот торговец. Помнишь, на площади? Он сидел у подножия памятника и смотрел своими страшными глазами. А рядом сидел человек, у него глаза были такие отрешенные, такие пустые и пугающие, что казалось, его нет здесь, на площади только тело, а сам он совсем в другом месте. Инопланетник составлял узор для какого-то парня. Помнишь?

- Да, конечно, - ответил я, чувствуя в душе полное смятение. Я решительно не помнил вчерашний день!

- Мне кажется, ты загляделся на этот узор дольше, чем нужно, вот тебе и приснился ужасный сон. Выброси его из головы.

- Ну, еще бы!

Я поцеловал Надю, заглянул в комнату к Андрейке, который мирно спал, и вышел из дому.

Кому не знакомо ощущение после пробуждения от страшного сна? Когда наступает облегчение от того, что весь тот кошмар, который терзал вас ночью, был ненастоящим, существовал только в вашем воображении. Вот же он, город, цел и невредим, не исчез, не испарился, он на месте, живет, радуется восходу. Гудят автомобили, звенят и грохочут трамваи, автобусы с шипением распахивают двери. Люди деловито спешат на службу и не обращают на меня никакого внимания. А обратить стоило! Потому что я улыбаюсь от уха до уха, я просто свечусь, радуюсь тому, что катастрофа была, но нас она никак не затронула, и можно не думать о ней.

Я шел по улице, ярко освещенной утренним солнцем, и вдруг меня словно что-то стукнуло в грудь... На асфальте, прислонившись к стене, сидели инопланетник и человек. Торговцы временем. Они точно такие же, как в моем страшном сне. Я долго стоял перед ними, забыв о том, что мне нужно на работу. Толмач повернул голову и медленно произнес:

- А, это ты, добрый человек.

Я молчал, не в силах вымолвить ни слова.

- Не хочешь, чтобы Рацна составил для тебя узор?

Я не могу даже покачать головой, я парализован.

- Тогда ступай себе мимо.

Уйти отсюда, уйти скорей, иначе опять закрутятся перед глазами шарики, и все пропадет! Исчезнет эта улица, этот город, такой блистающий и прекрасный, исчезнут Надя и Андрейка, и я опять окажусь на вонючем сеновале. Уходи же! Но что-то не пускает меня, что-то держит, и я с ужасом чувствую, что в глубине души не хочу уходить, а, наоборот, хочу, чтобы Рацна составил для меня узор. Это приводит меня в такое отчаяние, что мне хочется заорать так, чтобы все вокруг содрогнулось от ужаса... И я слышу голос толмача:

7
{"b":"138584","o":1}