- Нам нужно держаться вместе, - угрюмо произнес Витамин, сверкая глазами.
- Да, конечно, - равнодушно ответил я и зашагал дальше.
Нас обступали разлапистые толстые сосны. В лесу дорога совсем не заросла травой, и казалось, что по ней ездили совсем недавно. Мне показалось даже, что я заметил следы колес на еще влажной земле.
- Следы! - подтвердил Витамин, вглядываясь в землю. - Здесь совсем недавно проехала телега. Уже после дождя!
- Вот как, - я остановился, огляделся.
Низкорослый кустарник обступал дорогу. Я принюхался. Пахнуло дымком.
- Люди! - произнес я хрипло. - Жилье! Там!
Я не испытал радости. Скорее меня кольнуло тревожной иглой. Люди. Они совсем не те, что были до катастрофы. Убить могут запросто. Не говоря уже о том, что избить могут, опять же, запросто, для развлечения и веселья. Если убьют - ладно, но у меня до сих пор болит ребро, сломанное в Урядниково, так, кажется, называлась та деревня, где нас с Витамином изметелили за здорово живешь. А боли я не люблю. Или я об этом уже говорил?
Я порылся в рюкзаке, и вытащил смятую картонку, на которой углем было написано: "Работаю за еду и ночлег". К ней была привязана медная проволока. Я надел картонку на шею, взглянул на Витамина. Тот тоже прилаживал табличку на грудь.
- Идем, - сказал я, и мы пошли по дороге вглубь леса.
Деревня оказалась почти рядом. На обочине валялся прогнивший столб с заржавленным дорожным знаком, на котором еще можно было разобрать: "с. Кормилово". Несколько десятков добротных домов располагались на высоком берегу реки. Донесся запах дыма и чего-то жареного и необъяснимо вкусного.
- Мясо! - сглотнув, прохрипел Витамин. - И название у деревушки... многообещающее.
Я тоже сглотнул, зачем-то оглянулся на лес, и пошел вперед, придерживая картонку, чтобы ее не задирал поднявшийся ветер. В глухом заборе, окружавшем ближайший дом, открылась калитка и выглянула толстая румяная баба, одетая в кирзовые сапоги, цветастую юбку и белую посконную рубаху. На голове у нее красовался черный платок в мелкий белый горошек. Баба уперла руки в боки и с интересом разглядывала нас. Мы приблизились, и молча остановились. За забором два раза глухо и солидно гавкнула собака и этот голос показался мне голосом важного собачьего джентльмена.
- Ага, - сказала баба, прочитав наши таблички. - А что умеете делать?
- А что надо-то? - спросил Витамин, ноздри которого непроизвольно раздувались, втягивая завораживающий запах жареного мяса.
- Забор у мене на заднем дворе завалился, - сказал баба. - Сумеете починить?
- Отчего не починить? - с готовностью отозвался Витамин и двинулся к калитке.
Баба встретила его огромной грудью. Витамин смущенно остановился, скосил глаза в сторону, призывая на помощь меня.
- Гм, - сказал я. - Мы люди мирные, никого не обидим...
- Ха! - перебила баба. - Обидят оне!
Она показала Витамину огромный кулак и процедила сквозь зубы:
- Попробуй только обидеть, я тебя так обижу, что мамку родную забудешь. Почините забор, - накормлю и ночлег дам. А не почините... - она опять показала кулак.
- Ну понятно, - смиренно сказал Витамин. - Вас как зовут-то... сударыня?
- Прасковьей Ильиничной кличут, - ответила баба, пропуская Витамина во двор.
Я прошел следом. Витамин внезапно остановился.
- Что ты?
Я замолчал, увидев огромную собаку, которая стояла перед нами без всякой цепи. Лохматое чудище было серым с коричневыми подпалинами и смотрело на нас недобрыми черными глазами. У меня сделалось нехорошо внизу живота, - я почему-то подумал, что чудовище может откусить мне яйца.
- Полкан, не трогать! - негромко сказала хозяйка.
Полкан сел на задние лапы и высунул язык. Уж точно, бабу с такой псиной не обидишь, - стоит хозяйке сказать "Ату их, ату!", и Полкан кого угодно разорвет на мелкие куски.
- Гляди! - прошептал Витамин, указывая вглубь двора.
Там по земле ходило несколько белых кур, рядом стоял на одной ноге петух с красно-синим хвостом и багровым гребнем, и поглядывал на нас гордым глазом.
- Мать твою! - прошептал Витамин.
- Ну, чего встали? - грозно спросила Прасковья Ильинична.
- Да вот, куры, - заискивающе улыбаясь, проговорил Витамин.
- Куры, куры, - ворчливо сказала хозяйка. - Кур не видали, что ль? Садитесь пока тут, - она кивнула на деревянную скамью возле дома, перед которой стоял дощатый струганый стол, - а я струмент мужнин принесу.
Мы уселись, и я спросил у Витамина:
- Как думаешь, сколько мы прошли?
- От города? Черт его знает. Если километров тридцать-сорок в день, то не меньше пятисот.
- Далеко, - согласился я. - Тут и слыхом не слыхивали ни о чем. О голоде-то точно.
- Куры ходят! - громким шепотом поведал Витамин и принялся пересчитывать. - Семь штук! Я сейчас ума решусь! И мясом пахнет, мясом! Жареным.
- Это не здесь. Это от соседей несет.
На просторном дворе стояла низенькая банька, за плетнем угадывался огород, слева были сарай, загон для скота и курятник. В углу двора высился колодезный журавль, напоминающий комара, уткнувшего хоботок в землю. Левая стена забора была обсажена молодыми кленами. Появилась хозяйка. В руках у нее был плотницкий ящик, из которого торчали рукояти молотка и топора.
- Вот, - сказала она, поставив ящик на землю. В нем густо звякнули гвозди.
- Айда за мной! - Прасковья Ильинична махнула рукой, приглашая следовать за ней. Мы обошли загон для скота и увидели небольшое поле, засеянное невысокими растениями с необычайно большими мясистыми листьями и желтыми цветками, между которых деловито гудели пчелы. Дальше стояла стена подсолнечника в человеческий рост. Еще дальше, на холме, виднелся погост. К запаху навоза из загона примешивался сладковато-горький запах странных растений. Двор от поля отделял прясельный забор. Два столба прогнили и держались только на подпорках.
- Вот вам, - сказала Прасковья Ильинична. - Вон там бревна. Выберите самые крепкие. Вот лопата. Работайте.
- А, это... - Витамин указал на странные растения. - Это вот что? В жизни не видал.
- Табак это. Пасынковать уж надобно.
- Пасынковать?
- Ну да, пасынки обрывать. Да ты работай, работай.
Она ушла.
- Табак... - произнес Витамин и так закатил глаза, что мне показалось, он собирается хлопнуться в обморок. - Сколько я уж не курил? А как его курить-то? Помнится, в сигаретах не такой табак, желтый.
- Так его сушат, наверное. Ладно, хватит болтать. Жрать хочется, сил нет. Давай работать.
Мы выбрали среди кучи бревен два самых крепких, разобрали старый забор, вкопали новые столбы. Часа через два работа была закончена. Хозяйка наведывалась к нам каждые десять минут, поглядывала, как идут дела. Когда мы закончили, она подергала прясло, одобрительно кивнула, и позвала нас обедать.
На столе стояла тарелка с помидорами и огурцами, перья зеленого лука. В другой тарелке лежал хлеб, от которого шел пьянящий дух давно забытого лакомства. Стояла также кринка с молоком и две глиняные кружки.
- Вы вот что, - сказала хозяйка, глядя, как мы восторженно смотрим на еду. - Давно голодуете, ешьте осторожно, не то заворот кишок случится, а дохтура у нас нету.
- Как же вы без доктора? - поинтересовался Витамин, набивая рот хлебом и закрывая глаза от удовольствия.
- А помер. - Прасковья Ильинична присела на крыльцо, по-бабьи сложила руки на животе. Где теперь другого взять? Нынче дохтуров на улице не валяется, не то, что в ранешное время. А вы, часом, не дохтуры?
- Неет, - Витамин разочарованно вздохнул. - Мы починители заборов.
Хозяйка улыбнулась шутке.
- А как вас величают-то, болезные?
- Меня зовут Витами... Виталий, а его - Сергей.
- А что это у Сергея глаза такие?
- Какие у него глаза?
- Такие... Мертвые.
- А я и есть мертвый, - сказал я и сделал страшное лицо.
Баба отшатнулась было, но, увидев наши улыбки, тоже заулыбалась.
