Ходили калеки на костылях, с приделанной к костылю жестяной баночкой для подаяния, останавливались молча, получали милостыню, кланялись и крестились, желали подавшему прибытку.

Бегали по рядам рыночные воришки, пацаны десяти-двенадцати лет, воровали у зазевавшихся торговцев то спортивные штаны, то майку с трусами, то перчатки. Однажды Петр был свидетелем, как торговка догнала воришку, стащившего у нее футболку, влепила ему затрещину и вернулась к прилавку. Однако для пацана этим дело не закончилось. Его наказал еще и "пахан" - главный вор, которому мальчишки платили "оброк". Этот отлупил, и пребольно. Чтоб впредь не попадался.

На стыке продуктового и товарного отделов рынка кучкой стояли дневные проститутки, в миру милые и приятные девчонки, но на работе - развязные шлюхи. Маринка, ноги которой призывно выглядывали из короткой юбчонки, на голову выше всех остальных, выступала вперед и, держа в длинных пальцах с кровавыми ногтями длинную сигарету, спрашивала потенциального клиента низким преступным голосом, неимоверно растягивая слова:

- Мужчина, огоньку не найдется? - и выдвигала вперед приличных размеров грудь.

Мужчина хлопал себя по карманам, не отводя глаз от груди, которая висела прямо на уровне его лица. Наконец находилась зажигалка, или спички, высекался огонь, Маринка выпускала дым в лицо кавалеру и говорила:

- Отдохнуть от трудов праведных не желаете?

- Гм, гм, - мужчина приосанивался, глядел орлом. - Отчего бы не отдохнуть?

- Ну так пойдемте, мужчина, что вы мне зубы заговариваете. Пятьдесят баксов и вы испытаете такое, чего никогда в жизни не испытывали.

Дальше было два варианта событий. Вариант первый.

- Пятьдесят баксов! - ахал мужчина, и с него слетали все до одного орлиные перья. - Так ты шлюха, что ли?

- А вы думали, я в вас влюбилась, что ли? - Маринка презрительно оттопыривала губу, товарки за спиной громко фыркали. - Мужчина, вы себя в зеркале видели?

- Ах ты, сука...

Но докончить любителю отдохнуть на халяву не давал Тимофей, сутенер и телохранитель. Он вырастал перед раздухарившимся клиентом словно гигантский кованый сундук, смотрел недобро и спрашивал: "Что тут у вас, проблемы?" Клиент тушевался и исчезал подобру-поздорову.

Вариант второй.

- Пятьдесят баксов! - ахал мужчина, но перьев не терял, наоборот, как бы становился выше ростом. - Да за полтинник я себе такую сниму на Чиверской...

- Ну, уж и пошутить нельзя, мужчина, что вы, в самом деле. Тридцать пять...

- Двадцать, не больше! - резал клиент.

Сторговывались на четвертаке. Маринка уводила клиента в "апартаменты" неподалеку, в комнатку, где пахло немытыми телами, дешевыми духами и клопами, а ее место занимала другая девушка.

Проходя по рядам, Петр слышал:

- Шапочки недорого.

Это зазывал в свои сети шапочник, шьющий зимние ушанки из крашеного сурка. Такие шапки покупали толстые тетки своим мужьям "на работу носить". Шапки протирались на затылке за сезон, но и стоили соответственно.

- Шарфики, рукавички, совсем даром, однако! - это расторговывалась цыганка из Узбекистана, стремилась продать зимний товар на стыке весны и лета.

- А вот кому самса, пироги, расстегаи? - крикливо вопрошала разносчица, везя по рядам тележку с сумкой, из которой восхитительно пахло. Петр купил у нее однажды расстегай, который оказался вовсе не расстегаем, а треугольным пирожком с белой рыбой, впрочем, был вкусен и свеж.

- Чай, кофе, пепси-кола!

- Кому курточки, плащики кожаные?

- Подайте, Христа ради, - просил нищий, по-настоящему слепой, заросший черной щетиной дед.

Всем известно отношение покупателей к китайскому товару. Китайское - значит дешевое и некачественное. При покупке покупатель всегда спрашивает:

- Китайское? - при этом вид у него такой, будто не обманешь его ни за что.

- Что вы! - возмущенно отзывается торговка. - Южная Корея!

Покупатель уходит удовлетворенный, с покупкой. Все довольны. Покупатель доволен, что приобрел корейский товар, продавец доволен, что продал китайское, соседи довольны, что видели интересное зрелище.

Но за корейский выдается только товар, у которого на ярлыках иероглифы. Если иероглифов нет, товар идет за итальянский, немецкий и даже французский. Китайцы не лыком шиты. Петр видел однажды женские ботинки, сделанные в Китае, у которых на подошве было написано "Italy". Написано грубо, даже коряво, но покупатель ушел просто счастливым. А сколько продано кроссовок марки "Adiads"! Это не опечатка, точнее опечатка, но китайских поддельщиков. А костюмов с ярлыками "Кристиан Диор"! А обуви "Саламандер"! А косметики "Ив Роше"! Если все это делается и не в Китае, то в Турции или в Польше. Причем для того, чтобы купить подлинную вещь, не нужно идти в дорогие магазины, потому что там тот же самый китайско-турецко-польский товар, только более чистый, не запыленный на рыночном ветру. Подлинную вещь в России, купить, конечно, можно. Но... маловероятно.

Оказывается, искра между Фаиной и Петром все-таки пробежала, но Петра не задела, а Фаину подпалила порядком. Петр заметил, что женщина и смотреть на него стала томно, и вздыхать украдкой, и старается задеть его ненароком. Тогда Петр пустил в ход все свое обаяние, купил ей три гвоздики, нашептывал на ухо что-то приятное, и добился своего. Вскоре он ночевал уже не в подвале, а на квартире у Фаины. Впрочем, квартира была не ее. Коммуналка на семь жильцов. Запущенный коридор, плохо освещенный пыльной лампочкой, давно не метеный пол, какие-то сундуки, велосипеды и коляски, двустворчатые двери, крашеные во времена оно. Фаина занимала дальнюю комнату с окном на двор. У нее было чисто, опрятно, висели веселенькие занавесочки на окнах, стояла бабушкина металлическая кровать с блестящими шарами на спинках, лежала перина, взбитая до потолка. Еще в комнате стоял качающийся из-за неровного пола сосновый стол, крытый белой скатертью, шкаф со скрипучими дверцами, напоминающий дореволюционного городового и этажерка с книгами. Книжки оказались преимущественно женскими романами с блестящими обложками, где на второй странице начинаешь безудержно рыдать, а на двадцатой готов совершить самоубийство, и только желание послать тысячу проклятий автору и издателю останавливает и наводит на жизнелюбивые мысли.

Ночью, когда Фаина засыпала и сопела у Петра подмышкой, он размышлял о себе и своем положении. Всегда, всегда он использовал женщин для каких-то целей, будь то секс, приятное времяпрепровождение или крыша над головой. Вот Фаинка, переспала с ним один раз, и, похоже, влюбилась не на шутку... Маленькая, пухленькая, совсем не в его вкусе.

- Сволочь ты, Петя, - шептал он в потолок, освещенный слабым светом дворового фонаря. - Ты ж ее бросишь, как бросал других, и ей будет плохо. А влюбиться в нее ты не можешь, и вовсе не потому, что она тебе не нравится, а потому, что ты вообще не можешь влюбиться. Ты не знаешь, что такое любовь, Петя, мать твою!

- Ты с кем разговариваешь? - сонно бормотала Фаина, поворачиваясь на другой бок.

- Спи, спи.

- Ну и ладно! - отвечал Петр самому себе. - Подумаешь, влюбилась девчонка! Это ее проблемы. Тебе что, лучше ночевать в грязном подвале? Очень скоро твое положение переменится, если Философ не врет, конечно. Впрочем, может и врет, с него станется.

- Вот скажите, Философ, - говорил он бродяге, сидящему рядом на табурете, - как вы к такому выводу пришли, ну, про начальника?

- Обыкновенно пришел, - отвечал бомж. - Методом сопоставления и анализа.

- Нет, вы не методом пользовались! - Петр покачивал пальцем перед лицом Философа. - Вы и есть самый настоящий агент Антанты, то есть Ордена этого. Потом мне дадут должность самую дурацкую, а я на начальника замахнулся. Что будет? Разочарование.

- Ну, и зачем Ордену ваше разочарование? - улыбался бомж.

- А так, чтоб служба медом не казалась.

Философ рассмеялся и пропал. Зато появилась незабвенная Аза Антоновна, улыбнулась глумливо и молвила: