Дня три он ходил в библиотеку, ибо это не возбранялось, листал тяжелые фолианты Книги Судеб, но скоро и это ему наскучило. Была и другая библиотека, обычная, в которой можно было найти неплохие книги, проштампованные синими канцелярскими печатями с инвентарными номерами. Петр стал захаживать туда и брать книги, которые прочитывал очень быстро, за два-три дня. Он прочел два романа Достоевского, "Мертвые души" Гоголя, два-три фантастических романа и несколько современных русских детективов, от которых у него зачесалось где-то внутри головы, и утолить этот зуд не было никакой возможности.

Телевизор, который, как кровать и стол, выдвигался из стенной панели, Петр смотреть не мог, его тут же начинало тошнить от одной только рекламы, от которой совершенно некуда было деться. Два раза он заходил в видеотеку и брал кассеты с фильмами, но и от них, почему-то, тошнило.

И вот в один прекрасный (хотя, почему, собственно прекрасный?) день, на него навалилась такая хандра, что ему вдруг сделалось на все наплевать. И утром следующего дня он не вышел на работу. С наслаждением остался в постели, уснул после побудки и проспал до десяти часов, пока дверь не открылась и на пороге не возникла приземистая фигура Азы Антоновны. Она вошла, в своей аляповатой деревенской кофточке красного цвета и синей юбке чуть ниже колена, под которой было видно бутылочной формы ноги.

- Таак, - протянула она, усаживаясь на стул и разглядывая Петра, который приоткрыл один глаз, и тут же снова закрыл. - Казеним, стало быть?

- Казеним! - радостно согласился Петр, натягивая одеяло до подбородка. - Что хотите делайте, убивайте, режьте на части, колесуйте, на дыбу вздергивайте...

- На кол посадим, - ласково подсказала Антоновна.

- Да ну, - усомнился Петр. - Не может быть. В наш-то просвещенный век?

- А что? Очень показательно, гы-гы. Соберем всех, дабы никому неповадно было, пусть посмотрят. А ты, сидя на колу, будешь рассказывать, как докатился до жизни такой. Очень поучительное зрелище. В целях воспитания личного состава, гы-гы.

- А, сажайте, - легкомысленно махнул рукой Петр.

- Ух, ты какой! - Антоновна нахмурилась. - И не мечтай. Мы с такими знаешь как поступаем? Мы их наверх выпускаем, ага. А они потом сюда сами просятся.

- Врете!.. Ой, простите...

- Ничего, ничего. Я вру, конечно. Частенько, особенно когда подвыпью, гы-гы. Но не в этом случае, Петруша. Вставай, пойдем.

- Куда?

- Куда, куда. На кудыкину гору. Денисыч тебя в город отвезет.

- А как же государственная тайна?

- Какая тайна? Ах, это? - она обвела рукой стены. - Так это никакая не тайна. Это брехня одна, тебе и не поверит никто. Фээсбэшники не поверят от того, что такого быть не может, чтобы без их ведома. Милиция не поверит, потому что ей не до этого, с психами она не связывается. Кому расскажешь? Алексею? Или статью напишешь? Ну-ну, давай. А я буду посмотреть.

- Погодите, - растерялся Петр. - Как это фээсбешники не поверят? Они ж не дураки там. У них же принцип такой - если есть вероятность, считается, что она сбылась...

- Это ты книжек начитался, милый. Ну, что я тебя уговариваю? Пойдешь наверх? А нет, так живо работать!

- Пойду наверх! Еще как пойду! Солнышко увидать, воздухом подышать.

- Давай, давай, дыши. Выхлопом ты надышишься. И дымами всякими. Я ж говорю, сам назад запросишься. Давай хоть об заклад биться.

- А давайте биться! - Петр вскочил с постели, в одних трусах, потом вдруг застеснялся, быстро натянул штаны и рубашку. - Что поставите?

- Коньяку бутылку. Настоящего, не подделку, которая в магазине. "Камю". А ты?

- А я... А я...

- А ты будешь работать и не рыпаться.

- Согласен!

Ударили по рукам.

Ехали опять в том же автобусе с запотевшими окнами. Петр провел рукой по стеклу, но разглядеть ничего не смог - стоило убрать руку, как стекло вновь покрывалось потом. Антоновна, сопровождавшая его, посмотрела насмешливо.

- Это на случай, если ты вдруг шпионов вздумаешь привести, гы-гы.

Петр только хмыкнул в ответ и отвернулся.

- Ну, касатик, приехали, - сказала Антоновна, когда автобус остановился и распахнул переднюю дверцу. - Сроку на спор даю две недели. Не запросишься в срок, твоя взяла, можешь приходить за коньяком. Запросишься... Да, вот тебе номер, позвонишь, - она дала ему бумажку с цифрами. - Это домашний Денисыча.

- А если я на Денисыча шпионов натравлю?

- Ох, Петруша! Ну, натравишь, и что?

- А то, что автобус ваш два года назад в аварии разбился, и его списали.

- Ну, списали, и что? Эх, касатик, да ты обратись в ФСБ, обратись. Если, конечно, стремишься в желтый дом попасть. Живо упекут, и как звать не спросят, гы-гы. Стали б мы тебя отпускать! Давай, давай, выметайся, меня еще дела ждут. Не один ты у меня, гы-гы.

Петр вышел, зажмурился от яркого солнечного света, от которого отвык в подземелье. Автобус, фыркнув вонючим выхлопом, укатил. Его высадили в знакомом переулке, недалеко от дома. Он побрел домой, разглядывал травку, пробивающуюся на газонах. Было тепло, даже жарко. Он расстегнул куртку, потом снял ее, перекинул через руку.

- Ничего, разберемся, - с оптимизмом прошептал он и зашагал к подъезду.

Чем-то ему не понравилась дверь квартиры. Было что-то в ней не так, что-то неуловимое и непонятное. Петр не сразу сообразил - что. Не горела красная лампочка сверху. Он силился вспомнить, ставил ли квартиру на охрану и не мог. Вставил ключ в замочную скважину... Ключ не поворачивался. Он чертыхнулся, но надавить на ключ сильнее побоялся - вдруг сломается. Стукнул по двери кулаком, звук получился слабым - дверь была массивная, отделанная деревянной рейкой. Стукнул ногой. За дверью вдруг кто-то зашевелился, щелкнул замок и створка открылась. "Воры!" - мелькнуло в голове у Петра. На пороге стоял тучный мужчина невысокого роста, коротко стриженый, в одних трусах, через резинку которых свешивался огромный волосатый живот. В руке толстяк держал вилку.

- Ты чего тут крутишься? - подозрительно спросил он.

- Я? - Петр растерялся и не знал, что делать - бежать вызывать милицию или попытаться справиться своими силами.

- Ну не я же! - толстяк презрительно разглядывал Петра.

- Я здесь живу, между прочим, - нерешительно произнес Петр, подозревая уже, что Орден выкинул его из квартиры.

- Где? - опешил толстяк.

- Здесь.

- Здесь я живу! - толстяк стукнул себя кулаком в грудь. - Слушай, проваливай, а? Я с ночной смены пришел, завтракаю, сейчас спать завалюсь.

И он стал закрывать дверь.

- Послушай! - Петр вставил между створкой и косяком ногу. - Ну, хотя бы вещи мои отдай! Компьютер. А?

- Слышь, старик, - толстяк опасливо косился на Петра в щель. - Мы, когда въехали, в квартире только мусор валялся. Мусор тебе отдать, что ли?

Петр убрал ногу, и дверь захлопнулась. "Вот так-так, - думал он, спускаясь по лестнице. - Орден постарался. Ай да Аза Антоновна! Знала ведь, знала!"

- Две недели тебе сроку, - передразнил Петр.

Он вдруг остановился, пораженный мыслью о том, что все документы остались в квартире. У него в кармане только портмоне с мелочью и записная книжка. Петр нащупал в кармане телефон, набрал номер.

- Леша, привет! Что значит, кто это? Ты что, не узнаешь, что ли? Петр. Как какой Петр? Скорохлебов. А...

Он ошарашенно посмотрел на трубку.

- Ни хрена себе! А, ну да, его запрограммировали.

- Эй, Лешка! - крикнул он. - Я тебе сто баксов должен.

Алексей долго молчал, слышалось сопение.

- Ничего ты мне не должен, - с сомнением произнес, наконец, он. - Враки это все.

- Как хочешь, - сказал Петр и отключил телефон.

Он вышел во двор, сел на скамейку. Во дворе гуляла молодая мамаша с коляской, стояло несколько автомашин.

- Так-так, Аза Антоновна. Вы наверняка ждете меня сегодня к вечеру. Ну уж, дудки. Свой коньяк я отыграю. И горе вам, если он окажется подделкой!

Петр не знал, как он накажет в этом случае Азу Антоновну, сказал так для красного словца, хотя щеголять красноречием было не перед кем, разве что перед самим собой. Пришла идея позвонить Светлане, но Петр очень долго отказывался от нее. Светлану уж точно, если не запрограммировали, то строжайше предупредили убежища опальному аналитику не давать. Он принялся листать памятную книжку и набирать номер за номером. Повсюду выходил ему отказ. Кто-то просто не имел времени с ним встретиться, кому-то срочно нужно было уезжать, а пустить пожить в своей квартире он никак не мог, "ты уж извини, старик"; кто-то просто отказывался его вспомнить, как Алексей. У всех находились какие-то причины. Петр обзвонил всех, кто только нашелся в книжке, кроме Светланы. Наконец, пересилив себя, набрал ее номер.