Размер поместья, поместного оклада, зависел от родовитости принимаемого на службу и должности, на которую он назначался. Чем выше должность – тем больше земельный надел; чем больше земли – тем больший отряд выставлял помещик, так как по действующему тогда закону с каждых 150 десятин поместной пахотной земли (1 десятина равна 1,09 гектара) помещик должен был представить по одному конному воину.
Но этим не ограничивались мобилизационные возможности Московского государства. В случае военных действий в полки призывались не только лица, для которых ратная служба была «по отечеству» в силу поместного права, но также городские и сельские жители (по человеку с определенного количества дворов), а еще вооруженные слуги церковных и светских землевладельцев, состоявших по гражданской части или на службе при дворе. В разные годы московским князьям удавалось собирать 200, 300 и даже 400 тысяч воинов. Один англичанин, оценивая военную мощь Москвы первой половины XVI века, утверждал, что на постоянном денежном содержании великого князя находились 100 тысяч человек.
Интересен и национально-племенной состав этого войска. В.О. Ключевский приводит такие данные по московскому «столбовому дворянству»: из 930 семей, занесенных в Бархатную книгу 1687 года, великороссы составляли 33 %, 25 % дворян имели западно-европейское происхождение, 24 % были выходцами из Литвы и Западной Руси, 17 % происходили от татарских и других восточных народов.
Поместный принцип комплектования армии позволил московским князьям организовать более надежную охрану своих владений от набегов крымских татар. Для этого, начиная с Василия III, Разрядный приказ в зимнее время рассылал повестки по городам и уездам наместникам и волостелям о направлении ратных людей, городских дворян и детей боярских «конно, людно и оружно» в определенное время и в определенное место. Как правило, армия собиралась на период с конца марта и до осенней распутицы (самое удобное для набегов время). Уклонение от службы каралось беспощадно. «Нетчиков» били кнутом, а поместья у них отбирались и тут же передавались другим соискателям княжеской службы, так что желающих испытать на себе княжеский гнев с каждым годом становилось все меньше и меньше. Воинская служба была трех видов: одни несли береговую службу вдоль реки Оки в полках, ежегодно собираемых в Серпухове, Калуге, Кашире, Коломне и Алексине на случай татарского нашествия; другие охраняли Русь на дальних подступах к Москве в укрепленных городах, острогах и острожках, построенных на наиболее вероятных путях передвижения татарских отрядов; третьи совершали разведывательные рейды или несли сторожевую, станичную службу непосредственно в Диком поле.
По сравнению с временами Дмитрия Донского – Василия Темного, такая организация военного дела на Руси в корне меняла и военную доктрину, и тактику военных действий. Эти изменения можно смело назвать революционными, ибо от робкой защиты Иван III и Василий III перешли в наступление с целью возврата исконно русских земель и покорения своих недавних угнетателей.
С включением в состав Московского государства великих княжеств Тверского, Рязанского и Ярославского, Господина Великого Новгорода и Пскова, Вятки и ряда западно-русских земель назрела достаточно острая необходимость в унификации законодательства, действовавшего в этих частях Русской земли. Несмотря на общность традиций и обычаев, длительное раздельное проживание русских племен наложило-таки свой отпечаток на уклад их жизни и нормативное регулирование общественных отношений, уголовное и гражданское судопроизводство.
Судебник 1497 года вряд ли может быть отнесен к систематизированному уложению, или кодексу, ибо представлял собой сборник в разное время вышедших великокняжеских постановлений, часто повторяющихся, а иногда и противоречащих друг другу. Тем не менее после Русской Правды Ярослава Мудрого (ХI век) это был первый общерусский свод законов, призванный унифицировать правоприменительную практику.
Итак, судить могли великий князь, бояре и наместники, волостели. На церковных землях был отдельный суд – святительский. Для организационного обеспечения судопроизводства судьям придавались судейские дьяки и подьячие, в чьи функции входило производство розыска и дознания. Для объективности и непредвзятости боярского и наместнического суда предписывалось обязательное присутствие на судебных процессах дворского, старосты и «лучших» людей судебного округа. Доказательствами для принятия судебного решения признавались: задержание с поличным, показания свидетелей и обвиняемого, клятва (крестоцелование) и судебный поединок. Для получения признательных показаний в отношении подозреваемых допускалась пытка.
Диапазон мер наказания был небольшим: штраф в пользу потерпевшего и суда, возмещение ущерба, в том числе и за счет продажи виновного, битье кнутом и смертная казнь, которой подвергались не только рецидивисты, но и лица, впервые совершившие кражу из церкви или кражу людей (головники). Кровная месть, как и самоуправство (недонесение наместникам и волостелям о задержании преступника), запрещалась. Не забыл Судебник и о судебных пошлинах, за счет которых кормились бояре (дети боярские) и дьяки: 6 % от суммы иска – первым и 4 % – вторым. Пошлина взималась и за выдачу копий судебных решений, правых грамот. Повышенные пошлины были установлены за организацию судебного поединка.
Впервые в истории русского права Судебник Ивана III вводит правила регистрации сделок купли-продажи лошадей, которая осуществлялась пятенщиками, ставившими на купленной лошади соответствующее «пятно» – клеймо и записывавшими в регистрационную книгу ее приметы.
Кажется, впервые вводится и понятие срока давности по искам на право собственности землей: три года по землям боярским и монастырским и шесть лет по землям государственным, черным.
Из гражданско-правовых отношений наиболее значимым изменением было признание за дочерьми права наследования имущества умерших родителей, в случае отсутствия сыновей, и за членами рода – в случае отсутствия и тех и других.
Судебник окончательно прикрепляет крестьян к обрабатываемой ими земле, опять же впервые устанавливая ограничение их перехода от одного помещика к другому – лишь в период за неделю и в течение недели после Юрьева дня (26 ноября).
Мы уже говорили о возросшем международном авторитете Московского княжества, что произошло вследствие ослабления власти Золотой (Большой) Орды, создания буферного Касимовского царства и прекращения выплаты дани. Москва, ранее воспринимавшаяся как улус, провинция Татарской империи, стала заявлять о себе твердо и уверенно. В числе государей, направлявших к Ивану III своих послов, значатся турецкий султан и германский император, короли Западной и Северной Европы. Во всем этом мартирологе государей московскому князю нужно было позиционировать себя так, чтобы не потерять лица и престижа, не уронить своего достоинства и не лишиться чести. И Ивану III это удалось. Чего стоит только один ответ великого князя на предложение германского императора получить из его рук королевскую корону: «А что ты нам говорил о королевстве, то мы Божьей милостью государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а постановление имеем от Бога как наши прародители, так и мы;
просим Бога, чтоб нам и детям нашим всегда дал так быть, как мы теперь государи на своей земле, а постановления, как прежде мы не хотели ни от кого, так и теперь не хотим».
Единственно, кого Иван III ставил выше себя, так это крымского хана, да и то делал он это лишь в память о прежнем татарском владычестве и в надежде на стабильность союзнических отношений в борьбе против Литвы и остатков Золотой Орды. Со всеми же другими государями держал себя наравне, будь то турецкий султан или германский император. С польским королем он это равенство нарушил в свою пользу, введя практику подписания двухсторонних договоров исключительно в Москве, а вот с послами Швеции и Ливонии вообще общаться не хотел, отсылая их к своим наместникам в Новгороде или Пскове. Таким образом, только в бытность одного князя, Ивана III, Московская Русь превратилась из колонии в равноправное европейское государство с хорошими историческими перспективами на будущее.
