— Что со мной было, Лесли? Что?!

Он встряхнул руки точно так же как Алигьери.

— Я подобрал тебя на мосту.

— Хорошо, что не под мостом, — усмехнулась я, — почему это всё, как ты думаешь?

Лесли выглядел очень усталым и почему-то даже немолодым. Или это мне в темноте так показалось?

— Я думаю, что тебе просто нельзя злиться, — сказал он.

— А как иначе?! — мгновенно вспыхнула я, он снова попал в самую больную точку, — по-твоему, я должна всех любить?!

Он не стал со мной спорить, понял уже, что это бесполезно.

— По-моему, тебе нужно выспаться. А завтра утром поговорим.

Я с трудом справилась со вновь вспыхнувшим раздражением. В конце концов, он был прав. Мне нельзя злиться, моя злость опасна не только для меня, но и для всех окружающих. И я это знаю. Знаю, но ничего поделать с собой не могу!

— Спокойной ночи, — выдавила я из себя и отвернулась к стенке.

Сон был ничуть не лучше яви. Мне снилась бедная маленькая Сцилла, она металась в горячке и кричала.

Лесли появился только днем. Я равнодушно смотрела в потолок. Нужно было встать и приготовить хоть что-нибудь на обед, но всё во мне протестовало против любого действия. Я тихо презирала этот мир со всей его суетой и всеми потребностями.

Лесли стоял в дверях и смотрел на меня, ни слова не говоря. Мне это не понравилось. Я приподнялась на локте.

— Ты что?

— Кристин умирает, — сказал он мрачно.

Я поначалу не знала даже, что и ответить.

— Неужели ты думаешь, что это я?..

— Ты это знаешь не хуже меня.

Пришлось встать. Пришлось нервно походить по комнате под его пристальным взглядом.

— А я ведь тебя предупреждал, что твоя агрессивность добром не кончится.

И снова он был беспощадно прав, и мне уже некуда было деваться.

— Не волнуйся, — сказала я раздраженно, — ничего с твоей Кристин не случится. Сейчас я ее вылечу.

— Как?

— Точно так же.

Я очень хорошо представила, что эта девчонка выздоравливает, и пожелала ей всех благ. Раз я так сильна, почему бы мне не воскресить ее? Пусть живет ему на радость и вертится у него на коленях.

— Не смотри на меня так! — не выдержала я наконец, — всё уже прошло, можешь пойти проверить.

Лесли только покачал головой.

— Иди-иди, — добавила я.

И он ушел.

**********************************************************

**************************

Сидеть в четырех стенах больше не было никаких сил. Я повязала платок, схватила корзинку и отправилась в бакалейную лавку.

Погода со вчерашнего дня испортилась, небо сочилось противным мелким дождем, как будто плакало от обиды на меня. Осознание того, что я не могу без последствий даже позлиться, злило меня еще больше. Или я не человек и не имею права на эмоции? Или я не женщина, и мне неведомы самые обычные обида и ревность?

Что ж я теперь и на это права не имею?!

— Вы уже слышали? — спросил меня бакалейщик, — сегодня казни не будет.

— Казни? — не сразу поняла я.

— Ну да. Всех заговорщиков помиловали.

— Всех?

— До единого!

— Слава нашему великодушному королю, — пробормотала я.

— Слава, — подтвердил бакалейщик.

Я купила у него пакет крупы и пряники.

Домой я пришла в полной растерянности. Мне было стыдно за себя, и я наконец призналась себе в этом. Я поняла, чего мне не хватает: великодушия, простого великодушия, в котором захлебнулись бы все мои обиды и все мои слабости. Я слаба, я мелка, и поэтому мне плохо.

Да разве нельзя понять Зариха, для которого благополучие его страны важнее, чем счастье одной какой-то женщины? Он прав, а мне просто не хватает сил с этим смириться. И почему это я считаю себя такой несчастной? Или не знаю более страшных судеб? Взять хоть эту девочку Жанет…

"Надо сварить хотя бы каши, раз к супу ничего нет", — подумала я с тоской, — "что-то же надо делать!"

Лесли застал меня за перебиранием крупы. Я хотела ему улыбнуться, но потом увидела его лицо. У меня даже руки опустились.

— Что случилось, Лесли?

— Кристин умерла, — сказал он почему-то спокойно и сел ко мне за стол.

— Как умерла? — ужаснулась я, — когда?

— Только что.

— Но этого же не может быть! Она должна была поправиться…

— Видишь ли, делать добро не так просто как зло. Для этого мало одного желания. Убить может каждый, а воскресить…

И он опять был прав, и я снова почувствовала, что закипаю как котел в печке.

— Уж не собираешься ли ты читать мне проповедь?

— Нет. Я только хочу, чтобы ты поняла наконец, что тебе нужно следить за своими эмоциями. Они опасны не только для тебя, но и для всех, кто тебя окружает. Ты же как стихийное бедствие!

Я комкала пшено, оно прилипало к вспотевшим ладоням.

— Вот как? Я — стихийное бедствие? Так какого черта ты играешь с огнем? Ты не боишься, что я на тебя разозлюсь?

Лесли так на меня посмотрел, что мне захотелось провалиться в преисподнюю и не вылезать оттуда уже никогда.

— А ты не боишься, — сказал он, еле сдерживаясь, — что я на тебя разозлюсь?

Это должно было случиться рано или поздно. Я слишком долго испытывала его терпение! У меня было чувство, что я заглянула в зеркало и обнаружила там чудовище. И это была я. Я отчетливо увидела, что я невыносима, и ужаснулась себе самой. Высокомерная, избалованная, злобная, неблагодарная дрянь…

— Ты прав, — призналась я потрясенно, — я веду себя недопустимо, я отвратительна…

— Этого я не говорил, — сказал он уже мягче.

— Я исчадье ада, Лесли, чего уж тут говорить… И Кристин — не первая моя жертва. Но я, кажется, знаю, что мне делать.

— Что ты задумала?

— Не пугайся. Просто пойду к Святому Робину. Он умеет исправлять таких как я.

— А если твой Зарих кинется тебя искать?

— С чего ты взял?

— Он отменил казнь. Значит, он знает, как всё было.

— Ну и что, что знает?

— Кем надо быть, чтоб от тебя отречься!

— Королем Лесовии.

**********************************************************

**************************

Сборы мои были недолгими.

— Ладно, — сказал Лесли, когда я уже затянула заплечный мешок, — пойду тоже взгляну на твоего Робина.

— Ты не шутишь?

Он встал с сундука, потянулся.

— Пойду скажу старухе, чтоб птиц кормила.

Мы вышли из города ранним утром. Дорогу развезло, приходилось идти по обочине, путаясь в прошлогодней траве. Трир остался за спиной, а вместе с ним все мои грехи и все мои обиды. Пусть там хоронят и женятся, я буду уже далеко.

Я буду добра и спокойна, я изгоню из себя проклятого дьявола, а что было — то было, того не вернешь и не исправишь.

По дороге я фанатично пыталась вылечить всех больных, что нам попадались, и у меня кое-что получалось. Наверно, я очень сильно этого хотела. Вдобавок, я раздала почти все наши деньги нищим и старикам. Это случилось уже на четвертый день нашего пути.

Лесли потряс пустым кошельком и развел руками.

— Тебя швыряет из крайности в крайность!

— Нужно делать добро, — сказала я убежденно.

— Теперь ты всех любишь и всех жалеешь?

— Да.

— Ладно, — он вздохнул, — переживем и это. Скажи спасибо, что у меня в кармане завалялась пара дорлинов.

Мы зашли в гостиницу. Хозяйка предложила нам такие разносолы, что заныло в желудке.

— Нам что-нибудь попроще, — сказал ей Лесли, ничуть не смущаясь, — у нас мало денег.

— Тебя, красавчик, я могу обслужить и бесплатно, — заявила она.

Я по привычке чуть не свернула ей шею за такие слова, но вовремя сдержалась. И это было очень трудно.

— Идет, — кивнул ей Лесли, — тащи всё, что есть.

Она ушла очень довольная, качая пышными бедрами.

— Ты же говорил, деньги остались, — сказала я, скрипя зубами.

— Они нам и завтра пригодятся.

— Просто она тебе понравилась.