– Он когда-нибудь подводил вас?

– Нет.

Романов слушал этот диалог все настороженней и все меньше видел в нем смысл. И чего ради эти умники из следственного отдела прислали психолога, а не технического эксперта?

Впрочем, в то, что подвела техника, Роман не верил. Это могло случиться только, если отключить автокурс… Ну конечно! Браницкий в конце концов не выдержал! Был же разговор, когда Олег уверял, что его все время подмывает это сделать.

И предлагал разбросать какие-то маяки. Ему, дескать, надоело-ходить с поводком, хочется свободного поиска. Но все это хитрости слабодушия. Так он Браницкому тогда и сказал: сдрейфил, можешь возвращаться на Землю.

От неожиданной встречи с Еленой осталось странное чувство - не то обида, не то досада. Правда, и не рассчитывал он на сердечность, но могли б хоть поговорить обстоятельней. Ну что ж, у каждого свои дела: ей - расследование, ему - обычная работа. Вот только ничего у него не ладилось. Романов с трудом дослушивал всех, кто к нему обращался: уже через минуту начинало терзать желание избавиться от собеседника.

Да и в одиночестве не удавалось сосредоточиться: что-то торопило, нервировало, обрывало мысли. Но что, он никак не мог определить.

А тут еще очередной “холостой” выход в космос. В который раз ребята возвращались без результатов.

Собрались в вычислительной и спорили. Валерий Пасхин горячился:

– Виноваты расчетники. Меня просто не туда вывели. Тебе, Альбина, наверно, кажется, что мы как на свидание к знакомому фонтану ходим. А в космосе, заруби себе на своем коротком носу, одного и того же места не бывает.

Романов сердито посмотрел на заплаканную Воронину.

– Детсад какой-то вместо расчетной группы! Вы что, не понимаете, во что обходится каждый выход?

– Роман Михайлович, - вступилась за Воронину старший математик Дронова, - вы ведь сами знаете, исследования значительно усложнились. Теперь рассчитать заранее каждый выход в космос почти невозможно.

– Что же вы предлагаете? Может быть, свободой поиск? Без автокурса? Тогда вам и вовсе придется бездельничать.

– А если по маякам? - старший математик не обратила внимания на обидную фразу.

Романов, сощурив глаза, резко и неприязненно взглянул на нее.

– Удивительная смелость нападает на людей, когда они под надёжным куполом.

Дронова смутилась.

– Да, я там не была. Но говорил же Браницкий…

– Не были, так помолчите, - перебил он. - А Браницкий и погиб только из-за этой своей глупости.

Романов вышел, в сердцах хлопнув дверью, и уже по дороге подумал: нехорошо получилось, совсем забыл, что Дронова влюблена в БраницкoГo. У себя в кабинете он увидел Елену и понял, что все эти часы мучился желанием поговорить с ней.

– Ну, так сколько сегодня стычек провел начальник экспедиции?

– Что, психологический тест?

– Зачем же тест, я ведь хорошо тебя знаю. Да ладно, стоит ли пикироваться без посторонних. Расскажи-ка мне лучше, какое ощущение испытываешь там, когда выходишь один.

– Очень трудно передать. Пожалуй, точнее тебе объяснит Ермолаев. Впрочем, и он не мастак. Лучше всего получилось бы у Браницкого. Это Олег умел.

– Тебя я пойму лучше.

Он внимательно взглянул на Елену, и в нем шевельнулась пугливенькая надежда на отпущение. Чтобы не обманываться, отвернулся к иллюминатору, за которым виднелась подбитая звездами чернота.

– Если сказать, что в космосе всегда ночь - вечная ночь, как мрачно пишут поэты, - это неверно. День, ночь, тьма, свет - нелепые там понятия. Глядя сквозь толстые корабельные стекла, ни за что не вообразишь, как в космосе меняются представления о явлениях и величинах. Даже какая-нибудь звезда со всем своим выводком планет - мелочь. В космосе только два гиганта: он сам и твое “я”. Ступив в эту беспредельную пустоту, где огромные миры лишь ничтожные искорки,, ты уже не частица одного из них. Теперь ты с ними на равных. Ты идешь, и за спиной, впереди тебя, справа, слева и под ногами бесконечность. Но не подумай, Лена, что это сладостные чувства. Ощущение своей колоссальности вселяет не гордость, а ужас. Кажется, что мысль твоя в миллионы раз больше тебя самого, но она одинока, бесполезна и обречена. Ведь ее пища - какая-нибудь, хоть крошечная, судьба, а бесконечности наплевать на любые судьбы… Однако я говорю только о себе. Каждый, наверно, воспринимает космос по-своему.

Романов обернулся и сразу попал под прицел расширенных зрачков Радищевой.

Истеричный вой сирены заставил их обоих вздрогнуть. За дверью послышался топот пробегавших людей.

Кто-то крикнул: “Роман Михайлович, тревога!” В шлюзовой камере набилось уже столько народу, что ее не удавалось закрыть.

– Пропустить только техников! - крикнул Романов. - Любопытствующие могут выйти и позже.

Он стукнулся шлемом о край шлюзового люка, поэтому последние слова прозвучали под металлический аккомпанемент. Подождав, когда гул в шлеме затихнет, Романов окликнул инженера Борина, топтавшегося уже около выхода.

– Что там случилось, Саша?

– Один луч метеоперехватчика упал.

– Как это упал?

– Он ведь, поймав метеорит, сопровождает его, пока не сожжет. А тут, видно, камушек долетел до поверхности неуничтоженный, за чтонибудь завалился, и луч его потерял.

– Опасность есть?

– Может, задев, сжечь стенку купола или уничтожить что-то из наружных механизмов.

Они вышли из камеры, и Романов, оглядевшись, ничего не увидел.

“Что за шутки?” - пробормотал он, но тут же спохватился и включил инфравидение. Луч висел, едва не касаясь лабораторного купола. Стоит ему слегка сдвинуться вправо, и он аккуратно срежет тому макушку, а метнется влево - не будет стартовой установки. “Вот еще незадача, - подумал Романов. - Как его вывести из этой вилки?” Снова открылась шлюзовая камера и выплеснула целую толпу.

В наушниках начался галдеж, пришлось убавить звук. Кто-то побежал в сторону метеоперехватчика.

– Назад! - крикнул Романов. - Саша, объясни им популярно, что может случиться. Хотя подожди. Можно в старт-снаряде отключить предупредительную сигнализацию?

– Можно. Только перехватчик собьет его сразу на выходе и выведет тогда из строя всю установку.

– А если это сделать в полете?

– Роман Михайлович! - голос у Борина сорвался. - Так нельзя! Вы не успеете…

– Посмотрим, - на ходу бросил начальник экспедиции.

Никто из остальных сначала ничего не понял. Глядели на быстро удалявшуюся фигуру, продолжая обсуждать ситуацию.

– Саша, куда это шеф заторопился? - спросил чей-то голос. - Нам ограничил передвижение, а сам…

– Заткнись! - взорвался вдруг Борин, потом, волнуясь, добавил: - Он решил полететь мишенью.

И сразу в наушниках стало тихо.

Только раз ворвался жалобный возглас Альбины Ворониной: “Да остановите же его!” Между лап стартовой установки вспыхнула огненная струя, она мгновенно выросла, выбросив вверх снаряд. И тут же луч перехватчика метнулся за ней. Люди увидели вспышку, а затем пустоту.

Никто не вскрикнул. Все остались стоять, окаменев, подняв лица. Холодная, безразличная чернота вселенной висела над ними.

Первым заметил тусклый огонек Борин, но он ошеломленно молчал, боясь, что это галлюцинация. Затем кто-то вздохнул, а Воронина заплакала. Теперь видели все - там, вдалеке, работал маленький заплечный двигатель, значит, из космоса “пешим ходом” возвращался человек.

Когда Романов опустился, в гуле голосов невозможно было разобрать ни одного отдельного.

– Борин! - счастливо заорал он. - Если твой чертов перехватчик еще хоть раз выкинет подобный фокус, я его вместе с тобой выброшу с планеты.

– Роман Михайлович, как вы выбрались? - отозвался инженер, и голоса в наушниках стали утихать.

– Как, как, - проворчал тот, шагая в толпе к центральному куполу. - Не захочешь умирать, сразу соображать научишься. Сделал чтото вроде замедленной мины, чтобы разомкнула предупредительную сигнализацию, когда я уже буду на безопасном расстоянии. Важно было лишь выскочить не навстречу лучу.