Большинство выдающихся персонажей истории обязаны своему заметному положению неким исключительным личным качествам, хорошим или плохим, чем и выделяются из числа своих собратьев. Но в 1500 г. в бельгийском городе Генте родился один человек, средних способностей и мизантропического темперамента, сын душевнобольной матери, которую взяли в жены из государственных соображений, и ему суждено было оказаться, пусть и не по своей вине, в эпицентре долго зревшего общественного и политического взрыва в Европе.

Историк поневоле вынужден поставить его, незаслуженно, по стечению обстоятельств, в один ряд с такими заметными личностями, как Александр Македонский, Карл Великий и Фридрих II. Этим человеком был император Карл V. Какое-то время о нем говорили, как о величайшем монархе Европы со времени Карла Великого. И сам он, и его иллюзорное величие были плодами государственного подхода к супружеству его деда, императора Максимилиана I (1459–1519).

Некоторые семьи оружием, некоторые интригами прокладывали себе путь к вершинам власти; Габсбурги делали это, заключая выгодные браки. Максимилиан начал свой путь, обладая наследственными владениями Габсбургов — Австрией, Штирией, частью Эльзаса и другими областями. Женился он — имя его избранницы, пожалуй, можно опустить — на Нидерландах и Бургундии. Большая часть Бургундии ускользнула от него вместе со смертью его первой жены, но Нидерланды все же остались за ним. Затем он безуспешно пытался жениться на Британии. Вслед за своим отцом, Фридрихом III, он стал императором в 1493 г. и женился на герцогстве Миланском. В конце концов, он женил своего сына на слабоумной дочери Фердинанда и Изабеллы, тех самых испанских монархов, покровителей Колумба, которые правили не только свежеиспеченным Испанским королевством, Сардинией и королевством Обеих Сицилии, но и, в силу папского дарения, всей Америкой западнее Бразилии. Вот так и вышло, что Карлу, его внуку, досталась в наследство большая часть Американского континента и еще от трети до половины того, что турки оставили от Европы. Отец Карла умер в 1506 г., и Максимилиан сделал все, чтобы императорский трон в свое время перешел к его внуку.

Карл унаследовал Нидерланды в 1506 г.; он стал фактическим королем испанских владений, поскольку его мать была невменяема, когда умер его дед испанский король Фердинанд в 1516 г.; а после смерти его деда Максимилиана в 1519 г. он был избран императором в сравнительно юном возрасте — без малого двадцати лет.

Его соперником на выборах императора был Франциск I, молодой и блистательный король Франции, который унаследовал французский трон в двадцать один год, в 1515 г. Кандидатуру Франциска поддерживал Папа Лев X (1513), который также заслуживает эпитета «блистательный». Сам этот век, как видим, оказался веком блистательных монархов. Это был век Бабура в Индии (1525–1530) и Сулеймана в Турции (1520). И Папа Лев, и Франциск опасались сосредоточения такой огромной власти в руках одного человека, чем грозило избрание Карла. Оставался еще один монарх, имевший вес в Европе, Генрих VIII, который стал королем Англии в 1509 г. в возрасте восемнадцати лет. Он также предлагал свою кандидатуру на императорство, и читатели-англичане могут при желании пофантазировать, каковы были бы возможные последствия такого избрания.

Этот королевский треугольник давал полный простор для дипломатии. Карл по пути из Испании в Германию посетил Англию и заручился поддержкой Генриха против Франциска, подкупив его министра, кардинала Уолси. Но Генрих не скупился и на проявления дружбы с Франциском. Его посещение Франции (1520) сопровождалось пиршествами, турнирами и прочими устаревшими проявлениями рыцарской галантности. Рыцарство в XVI в. было лишь манерным притворством. Императора Максимилиана I немецкие историки иногда называют «последним из рыцарей».

Успешное избрание Карла, отметим это особо, было обеспечено существенными денежными суммами, которые пришлось потратить на подкуп.

Среди тех, кто оказывал Карлу наибольшую поддержку и кредит, был влиятельный немецкий торговый дом Фуггеров. Это обширное обращение денег и кредитов, что мы называем финансами, которое исчезло из европейской политической жизни с падением Римской империи, начинало вновь набирать силу. Появление влиятельных финансистов, подобных семье Фуггеров, дома и дворцы которых затмевали императорские, отмечает движение наверх тех сил, которые стали складываться двумя-тремя столетиями ранее, во французском Кагоре, во Флоренции и других итальянских городах. Деньги, долги и кредиторы, общественные волнения и недовольство, вызванное долговым бременем, мы снова видим в своей прежней роли на миниатюрной сцене этих «Очерков». Карл V был императором не столько семьи Габсбургов, сколько семьи Фуггеров.

С самого начала правления Карла в Германии на него навалились все те неразрешенные противоречия, которые одолевали западное христианство. Открытое неприятие папизма, которое не прекращалось с дней Гуса и Уиклифа, подхлестнула новая, небывалая в своем цинизме торговля индульгенциями, затеянная ради сбора денег на завершение собора св. Петра в Риме. Один немецкий монах по имени Мартин Лютер (1483–1546), возведенный в сан священника, знаток Библии, посетил Рим по делам своего ордена и был глубоко потрясен безбожным образом жизни и роскошью папства. Лютер выступил против этой уловки папства — индульгенций — в Витгенберге (1517), настаивая на открытом обсуждении и предложив к нему свои тезисы. Это дало начало полемике, имевшей, как оказалось, далеко идущие последствия.

Поначалу Лютер излагал свои суждения на латыни, но затем перешел на немецкий, и очень быстро его идеи вызвали брожение в умах. Когда Карл вернулся из Испании в Германию, этот спор успел разгореться в полную силу. Карл созвал рейхстаг в Вормсе на Рейне (1521). Лютеру также было ведено явиться, где он должен был, по требованию Папы Льва X, отречься от своих взглядов. Лютер прибыл и, совершенно в духе Гуса, отказался от отречения, пока, заявил он, его не убедят в ошибке логическими аргументами или авторитетом Писания. Но покровители Мартина Лютера среди немецких князей были слишком сильны, чтобы его постигла участь Яна Гуса.

Ситуация, в которой оказался юный император, была не из легких. Есть основания предполагать, что поначалу он был настроен поддержать Лютера в противовес Папе. Лев X выступал против избрания Карла и был в дружественных отношениях с его соперником Франциском I.

Но Карл V был плохим последователем Макиавелли, к тому же пребывание в Испании отразилось на его серьезном восприятии католичества. Он принял решение не в пользу Лютера. Но за реформатора вступились многие из немецких князей, и в особенности курфюрст Саксонии Фридрих. Лютер укрылся в безопасном месте, пользуясь покровительством курфюрста, оставив Карлу решать, как заделать ту трещину, которая, как оказалось, разделила западное христианство на два враждующие лагеря.

Одновременно и в связи с этими религиозными неурядицами по Германии прокатилась волна крестьянских восстаний. Лютер был сильно напуган этой вспышкой народного гнева. Он был потрясен крайностями слепого бунта, и с тех пор Реформация, которую он утверждал своими тезисами, перестала быть народной реформацией и стала Реформацией княжеской. Лютер, который когда-то так мужественно отстаивал право на свободное суждение, утратил в него веру.

Тем временем Карлу становилось все очевиднее, что его обширной империи угрожают и с запада, и с востока. На запад от него был его неугомонный соперник Франциск I, на востоке — турки: они напали на Венгрию, вступили в союз с Франциском и теперь требовали, чтобы австрийские земли платили им дань. В распоряжении Карла были испанские деньги и армия. Но крайне сложным оказалось получить ощутимую денежную помощь из Германии. Его дед реформировал немецкую пехоту по примеру швейцарцев, во многом на манер, который изложил Макиавелли в своем трактате «О военном искусстве». Но этим войскам надо было платить, и траты императора покрывались необеспеченными займами, которые, в конечном итоге, привели его кредиторов Фуггеров к банкротству.