В правление императора Тиберия в Иудее появился великий учитель, который пришел для того, чтобы освободить напряженное осознание праведности и безусловной единственности Бога и нравственного долга человека перед Богом, которые были силой правоверного иудаизма, от примеси алчной национальной исключительности, с которой это осознание парадоксально смешивалось в еврейском разуме. Это был Иисус из Назарета — скорее посеявший зерно христианства, чем основавший христианскую религию.
Почти единственными источниками, из которых мы можем получить сведения о личности Иисуса, являются четыре Евангелия, которые уже существовали спустя несколько десятилетий после его смерти, а также ссылки на обстоятельства его жизни в посланиях ранних христианских проповедников. Первые три Евангелия — от Матфея, Марка и Луки — многие ученые считают происходящими от более ранних документов. Евангелие св. Иоанна намного самобытнее, оно имеет сильную теологическую окраску эллинистического типа. Библейская критика склонна расценивать Евангелие св. Марка как самое достоверное из свидетельств о личности и подлинных словах Иисуса. Но все четыре Евангелия единодушно показывают нам одну и ту же определенную личность. Убедительность их изложения может иметь в основе лишь подлинные события; в этом они сходны с ранними повествованиями о жизни Будды. Несмотря на все их чудеса и невероятные домыслы, приходится признать: такой человек действительно был, эту часть истории нельзя было придумать.
Личность Гаутамы Будды теперь почти неразличима, если пытаться разглядеть ее в позолоченных идолах позднего буддизма, в сидящем со скрещенными ногами изваянии. Возникает чувство, что и энергичный облик Иисуса значительно искажен теми условностями и неправдоподобием, которые неверно понятое благочестие наложило на его образ в современном христианском искусстве. Иисус был учителем-бессребреником, странствовавшим по пустынной, выжженной солнцем Иудее, жившим случайным подаянием; однако его всегда изображают спокойным, аккуратно причесанным, в одежде без единого пятнышка, в положении стоя и с какой-то неподвижностью в нем, словно бы он не ходил, а скользил по воздуху. Этот налет неправдоподобия отдалил Иисуса от многих, неспособных отделить суть евангельских событий от орнаментальных и не всегда оправданных добавлений неразумных последователей.
Вполне может быть, что начальные части Евангелий также являются прибавлениями подобного рода. Чудесные обстоятельства, предшествовавшие рождению Иисуса, яркая звезда, указавшая путь мудрецам с востока, которые пришли поклониться ему в его колыбели, избиение по приказу Ирода младенцев мужского пола в Вифлееме, как следствие этих предзнаменований, бегство в Египет, — многие авторитеты относят все это к подобным домыслам. Они ничего не дают для понимания учения, но отнимают у него значительную часть силы и воздействия, которые оно обретает, как только мы освобождаем его от этих добавок. Таковы и противоречивые генеалогии, приводимые Матфеем и Лукой, в которых делается попытка вывести род Иосифа, отца Иисуса, напрямую от царя Давида, словно это может прибавить чести Иисусу или кому-нибудь другому — иметь своим предком такого человека. Включение этих генеалогий тем более странно и бессмысленно, что согласно Евангелиям Иисус вовсе и не сын Иосифа, а был чудесным образом зачат от Святого Духа.
Если мы отбросим все эти усложняющие прибавки, перед нами предстает личность вполне человеческая — искренняя и страстная, склонная к порывам гнева, пришедшая с новым, простым и глубоким учением: с вестью о любящем Боге Отце и пришествии Царства Небесного. Это был человек, обладавший исключительным личным обаянием. Иисус притягивал последователей и наполнял их души любовью и смелостью. Слабые и робкие воодушевлялись и исцелялись в его присутствии. Но сам он, вероятно, не отличался крепостью сложения — судя по тому, как быстро принесли ему смерть крестные муки. По преданию, он потерял сознание, когда ему пришлось, как было заведено, нести свой крест на лобное место. Когда Иисус начал учить, ему было около тридцати лет. Три года он ходил по стране, проповедуя свое учение, а затем пришел в Иерусалим и был обвинен в том, что пытается установить в Иудее какое-то неслыханное царство. По этому обвинению он был приговорен к смерти и распят вместе с двумя разбойниками. Задолго до того, как умерли эти двое, закончились и его страдания.
Теперь это очевидно, что Евангелия лишь с очень большой оговоркой подтверждают основную часть богословских суждений, которые составляют доктрину христианства. Читатель сам может убедиться в том, что в этих книгах не содержится явного утверждения некоторых доктрин, которые христианские проповедники всех конфессий считают отправной точкой для спасения. В Евангелиях они могут найти только косвенную и иносказательную поддержку. Кроме нескольких спорных мест, сложно найти в Евангелиях слова, действительно принадлежащие Иисусу, в которых он излагал бы учение об искуплении и требовал от своих последователей участия в каких-либо ритуалах и жертвоприношениях или иных формах священнического служения.
Мы вскоре увидим, как спустя некоторое время христианство оказалось раздираемо на части спорами о природе Троицы. Но нет достоверных свидетельств, что апостолы Иисуса были знакомы с этой доктриной. Не претендовал Иисус и на то, чтобы называться «Христом», или не считал свою причастность божественной природе тем, чему следует придавать первостепенное значение. Поражает его повеление ученикам (Мф. 16:20): «Тогда (Иисус) запретил ученикам Своим, чтобы никому не сказывали, что Он есть Иисус Христос». Сложно понять это запрещение, если предположить, что он считал этот факт основополагающим для спасения.
Соблюдение иудейской субботы, перенесенное на воскресенье — митраистский день Солнца, — является важной чертой многих христианских обрядов. Но Иисус намеренно нарушил это правило и сказал, что не человек для субботы, а суббота для человека. Он не сказал ни слова о почитании своей матери Марии в облике Исиды, Царицы Небесной. Многому из того, что является непременным атрибутом христианства в поклонении и обряде, он не придавал значения. Некоторые скептично настроенные авторы даже заявляют опрометчиво, что Иисуса вообще нельзя назвать христианином. Чтобы пролить свет на эти бросающиеся в глаза расхождения с его учением, читателю следует обратиться к своим собственным религиозным ориентирам. Здесь мы просто напоминаем про эти неувязки в связи с теми трудностями, которые из них вытекают, но нам незачем подробно распространяться об этом.
Совершенно очевидна первостепенная значимость, которую Иисус придавал учению о том, что он называл Царством Небесным, и его сравнительная незначительность в обряде и доктрине большинства христианских церквей.
Это учение о Царстве Небесном, которое было основным для Иисуса и которому отведена столь малая роль в христианских верованиях, — безусловно, одно из наиболее революционных учений, которые когда-либо затрагивали и изменяли человеческое сознание. Неудивительно, что мир в то время оказался не в состоянии раскрыть подлинное его значение и в испуге отшатнулся от него, почувствовав в нем небывалый вызов устоявшимся обычаям и институтам человечества. И стоит ли удивляться тому, что ученики и новообращенные, будучи не в силах побороть этот страх перед новым, вернулись впоследствии к знакомым представлениям о храме и алтаре, жреце и магии, свирепом божестве и жертвоприношении и продолжили жить по старинке, ненавистью и выгодой, соперничеством и гордыней. Ибо учение о Царстве Небесном в том виде, в каком его преподал Иисус, было не более и не менее, как решительным и бескомпромиссным приказом полностью изменить и очистить жизнь нашего борющегося рода, очиститься снаружи и изнутри. Чтобы познакомиться с тем, что сохранилось от этого мощного учения, читателю следует обратиться к Евангелиям; здесь же мы сосредоточимся лишь на том потрясении, которое вызвало это учение в мире устоявшихся идей.
Иудеи были убеждены, что Бог, единый Бог всего мира, был праведным, но они видели в нем также торговца, заключившего с их праотцом Авраамом сделку — и очень выгодную для них сделку — о том, что он в конечном итоге приведет их к мировому господству. Какое разочарование и злобу вызывали, должно быть, у них слова Иисуса, отвергающие то, что казалось им гарантированным. Бог, учил он, не торгуется, и не будет ни избранного народа, ни любимцев в Царстве Небесном. Бог — это любящий отец для всех живущих, и он так же не оказывает никому предпочтения, как не делает этого солнце, одинаково сияющее всем. И все люди братья — будь то грешники или возлюбленные сыновья — для этого божественного отца. В притче о милосердном самаритянине Иисус обличил природную склонность каждого из нас превозносить свой народ и преуменьшать праведность другой веры и другой расы. Своей притчей о работниках он отверг самовольные притязания евреев на обладание неким исключительным правом на Бога. Со всеми, кого Бог принимает в свое царство, учил Иисус, он обращается равно, потому что его щедрость не знает границ. Но с каждого из нас, как следует из притч о зарытом таланте и о двух лептах вдовы, он спросит сполна. В Царстве Небесном не знают привилегий, не дают отсрочек и не принимают оправданий.
