Кое-где на земле лежали конские лепешки. Фессания сморщила нос.

– Приношу извинение за такое состояние, – обратился к ней Гибил. – Все делалось в спешке. Через несколько месяцев сад будет иметь столь же восхитительный вид, как и дом.

– И навоз пригодится, – заметил практичный Музи.

– Тем, что привлечет мух? – полюбопытствовала Фессания.

– Навоз хорошо питает цветы.

– Но в нем самом их нет, любезный мой супруг. Обычно он содержит тысячи семян диких трав. – Она повернулась к своему рабу. – Алекс, пожалуйста, убери эту дрянь. Почисти здесь, наведи порядок. И обязательно полей бедные розы. Они так страдают от недостатка внимания.

– Тебе это не угрожает, мой цветочек! – успокоил ее галантный Музи, бросая ностальгический взгляд на темнеющие тут и там кучки.

Из-за дома, заливаясь лаем, выскочил, волоча за собой обрывок поводка, здоровущий пес,

– Тикки! Тикки!

Музи соскочил с колесницы, перехватил животное прежде, чем оно успело натворить бед – сбить кого-то с ног или перевернуть тележку, – и, позабыв о богато расшитом свадебном наряде, повалил своего любимца на спину и пощекотал ему брюхо.

Собачий смотритель показался из-за угла с некоторым опозданием. Это был опрятный, средних лет мужчина, по виду отставной солдат. Пока он привязывал к ошейнику новый поводок, Музи продолжал возиться с псом.

– Тикки определенно по мне соскучился, – сказал он невесте, поднимаясь наконец с земли и отряхиваясь от пыли. – Но я подумал, что брать его на свадьбу немного рискованно.

– Кто тот человек, который присматривал за собакой?

– Мой слуга Ирра. Ирра, познакомься с твоей новой госпожой.

– Госпожа. – Экс-солдат коротко кивнул. Поклону, если таковой даже входил в планы Ирры, помешал неугомонный Тикки.

Алекс заметил внимательный взгляд, которым Фессания смерила смотрителя.

– Посади эту тварь на цепь! – резко бросила она. – И не спускай без надобности. Смени кожаный ошейник на металлический.

– Он безобидный, – запротестовал Музи. – Просто любит побаловаться.

– Я не потерплю, чтобы зверь испачкал мое платье или покусал моего раба, пока он будет приводить в порядок эту пустошь. Что касается тебя, Ирра, то не думал ли ты обрадовать меня, спустив с поводка это скачущее слюнявое чудовище? Я не терплю собак. Я – дочь льва.

Ирра вытянулся по стойке «смирно». Но смотрел он при этом не на Фессанию, а на Музи.

– Да, привяжи Тикки. Смотритель повернулся.

– Ирра! – Пронзительный крик остановил даже бывалого солдата.

– Госпожа?

– Когда я отдаю распоряжение, Ирра, его нужно исполнять.

– Да, госпожа. Но что, если вы, предположим, прикажете перерезать Тикки горло? Прошу прощения, я всего лишь спрашиваю.

Гибил торопливо сошел с колесницы и, подойдя к слуге, отвесил ему полновесную пощечину.

– Как ты смеешь в присутствии рабов и других слуг ставить под сомнение власть госпожи? Ты… – Он повернулся к Фессании. – Извините, я вступил на вашу территорию.

– С тебя удержат три шекеля. Но ты сможешь вернуть их с процентами через девять месяцев, если меня устроит твоя служба.

– Воистину мудрое решение! – провозгласил Гибил. – Мудрая жена – сокровище, – добавил он, обращаясь к сыну на тот случай, если тот еще не дошел до этой истины. Госпожа Гибил неуверенно кивнула.

в которой после содержательной паузы мы встречаем слитки, спорынью и абрикосы

Как на войне, так и в жизни, на смену короткой вспышке суетной активности приходит долгий период затишья. За быстрой кампанией следует продолжительная пауза, заполненная лагерной рутиной. А так как вавилоняне больше внимания уделяют не войне, а деньгам, то можно сказать так: за начальными инвестициями идет неспешный процесс накопления прибыли.

Сказано верно, но не в отношении финансиста Гибила, известного тем, что деньги он давал взаймы под грабительские проценты. Именно его твердость в финансовых делах и сыграет определенную роль в нашей истории. Метафоры рассыпаются. Достаточно сказать, что темп сменился с аллегро на адажио.

Днем Алекс чаще всего работал в саду или носил воду из ближайшего канала для нужд кухни, туалета и конюшен и поливки роз.

В пригороде многие выращивали в садах сливы и груши, яблони и мушмулу. Над цветами жужжали пчелы. По пути к каналу Алекс проходил мимо школы для детей богатых вавилонян, откуда неслись юные голоса, нараспев повторяющие жаргонные словечки ювелиров, категории песен, способы раздела полей, тайные значения слов и прочую полезную информацию. Дальше по улице находилась сыроварня, где со стен свисали галлоны молока в бурдюках из телячьих желудков, в которых оно, контактируя с сычугом, превращалось в похожий на топленое масло сыр. Туда его дважды в неделю посылала Мама Забала.

А дома, где он занимал теперь угловой чуланчик, окна тыльной стороны выходили на конюшни, псарню и заднюю стену, замаскированную плакучими ивами, две из которых засохли и плакали сухими веточками. Идеальный вид с точки зрения Музи, которому лошади и псы были стократ дороже роз. Дней через десять после свадьбы он оседлал верного гнедого Галлу и в сопровождении Ирры, нескольких дружков и своры собак убыл на охоту, где и провел три ночи. То был первый удобный случай для адюльтера, чем и воспользовалась Фессания, пригласив Алекса в свою комнату на верхнем этаже башни.

Утолив голод, они лежали рядом перед открытым окном, через которое вползала тьма.

– Я, должно быть, забеременела, – шепнула она. – Время месячных, а у меня ничего.

Он сжал губами мочку уха.

– Наверняка говорить рано. Может быть, ты расстроилась из-за переезда…

– Из-за нового мужа… из-за того, что в моей постели кто-то другой… или я в чужой постели…

– Как ты убедила его в необходимости иметь отдельную комнату?

Фессания хихикнула.

– Я сказала: Музи, милый, неужели мы так бедны, что должны делить одну комнату? Нет, милый, пусть у нас будет две спальни для любви. Потом еще поделилась кое-какими деталями насчет менструальных выделений, выкидышей, утренней тошноты и прочих малоприятных загадок. В общем, он даже обрадовался.

– А что у тебя с доктором Кассандром?

– Он дал Музи какую-то настойку, чтобы я принимала ее каждый вечер, провозглашая тост за нашего сына и наследника. Разумеется, как только Музи отвернулся, я выплеснула эту дрянь в окно и набрала в пузырек воды.

При доме была собственная молельня, где на каменном пьедестале установили нового домашнего бога с начертанным на спине проклятием тому, кто попытается нарушить его покой. Следуя указаниям Музи, мастер вылепил из глины воина с головой собаки, взяв за образец Тикки. Молельня находилась в северном конце дома и была наполовину открыта небу. В отличие от дома на улице Писцов, куда Мардук являлся сам и где ему не приходилось терпеть присутствие бога-соперника, здесь важно было наличие реального образа. Через несколько дней после свадьбы молельню посетил маг. Освящение прошло в присутствии всех домашних.

Музи и Фессания встали на колени и соединили руки на глиняной голове пса. Маг, чье плоское, похожее на лунный диск лицо покрывали шрамы – следы то ли оспы, то ли прыщей, – помахал курильницей и пробормотал магическое заклинание, призванное отогнать коварных духов.

На соединенные руки супругов и голову собаки посыпали сушеный тимьян.

– Теперь ваш бог оживет, – сообщил маг внимающей пастве. – Хозяйка дома должна кормить его каждое утро, чтобы он не сбежал. Сбежавший домашний бог опасен, поскольку ему больше негде жить. Все обязаны заботиться о домашних богах, потому что завистливые бродячие боги подбивают людей на грабежи, разбой, насилия и кражи. Они завидуют счастливым домам, но проникнуть туда могут только хитростью или обманом.

– И что же, многие боги покидают дом из-за отсутствия внимания? – поинтересовалась Фессания.

– Такое случается, госпожа. А иначе почему бы людям воровать, убивать и совершать другие отвратительные преступления?