— Могу я чем-нибудь помочь вам?

Она обернулась на голос и улыбнулась.

— Надеюсь, что да.

Симпатичная женщина лет шестидесяти остановилась возле двери с табличкой «Секретарь».

— Вы, наверное, хотели бы записать к нам своего ребенка? — поинтересовалась она.

— Хотелось бы. Школа у вас хорошая. Но у меня нет детей, — объяснила она, и женщина изумленно взглянула на нее.

— Понимаю. Но чем же я могу быть полезна?

Роз достала визитную карточку.

— Розалинда Лей, — представилась она. — Можно мне поговорить с директором?

— Прямо сейчас? — удивилась женщина.

— Да, если она, конечно, свободна. Если нет, мы можем договориться о встрече, и я подъеду потом.

Женщина взяла из рук Роз карточку и внимательно изучила ее.

— Позвольте поинтересоваться, о чем вы хотите поговорить? Роз неопределенно пожала плечами.

— Мне хотелось бы узнать общие сведения о школе, а также о том, какие девочки приходят сюда учиться.

— Вы случайно не та самая Розалинда Лей, которая написала книгу «Сквозь зеркало»?

Роз кивнула. «Сквозь зеркало» была ее последней и самой лучшей работой. Книга хорошо продавалась и получила несколько лестных отзывов. Роз удалось провести анализ изменения восприятия женской красоты с годами. Теперь она удивлялась самой себе: как же ей удалось тогда набраться сил, чтобы написать эту вещь? Но она трудилась с любовью и интересом, потому что тема полностью захватила ее.

— Я читала вашу книгу, — улыбнулась женщина. — И могу согласиться только с некоторыми вашими заключениями. Однако она мне понравилась, потому что заставляет хорошенько задуматься. Вы хорошо пишете. Впрочем, я уверена, что вы и сами это знаете.

Роз рассмеялась. Женщина нравилась ей все больше.

— Что ж, по крайней мере, это откровенное признание.

Женщина взглянула на часы.

— Давайте пройдем в мой кабинет. Через полчаса я должна встретиться с родителями одной нашей ученицы, а пока что я с радостью расскажу вам о нашей школе. Пожалуйста, сюда. — Она открыла дверь с табличкой «Секретарь» и попросила Роз пройти в смежный кабинет. — Присаживайтесь, пожалуйста. Хотите кофе?

— Да, если можно.

Роз устроилась на предложенном ей стуле, внимательно наблюдая за хозяйкой кабинета, занимающейся приготовлением кофе.

— Так вы и есть директор школы? — поинтересовалась она.

— Да.

— В мое время директорами были только монахини.

— Значит, вы тоже воспитывались при монастыре? Я так и подумала. Вы пьете кофе с молоком?

— Черный и без сахара, пожалуйста.

Директор поставила дымящуюся чашку на стол перед Роз и села напротив гостьи.

— Дело в том, что я тоже монахиня, — сообщила она. — Сестра Бриджит. Мой орден решил отказаться носить монашеские одеяния несколько лет назад. Мы решили, что наша форма создает искусственный барьер между нами и остальным обществом. — Она усмехнулась. — Не знаю, как это отражается на религии, но простые люди пытаются избегать нас, если им предоставляется такая возможность. При этом они считают свое поведение единственно правильным. Все это вызывает горькое разочарование, а разговор с такими людьми, как правило, становится неестественным.

Роз скрестила ноги и устроилась на стуле поудобнее. И хотя она не сознавала этого, но глаза сейчас выдавали ее: они светились теплом и добрым юмором. Еще год назад так было всегда, но горькая жизнь заметно уменьшила эту способность ее глаз.

— Все дело в чувстве вины, — высказала Роз свое предположение. — А кроме того, нужно следить за своим языком, чтобы не спровоцировать поучение, которое мы заслуживаем. — Она отпила глоток кофе. — А почему вы подумали, что я тоже училась в школе при монастыре?

— Из-за вашей книги. Вы хорошо в ней прошлись по многим установленным религиям. Мне показалось, что вы, должно быть, или бывшая иудейка или бывшая католичка. Протестантское бремя легче сбросить, если учесть, что оно не столь тягостно.

— Дело в том, что я не была бывшей, когда писала эту книгу, — улыбнувшись, пояснила Роз. — Тогда я была доброй католичкой.

Сестра Бриджит сразу уловила нотку цинизма в голосе собеседницы.

— Но не теперь.

— Нет. Для меня Бог умер. — Она снова чуть заметно улыбнулась, обратив внимание на понимающий взгляд сестры Бриджит. — Да вы, наверное, сами читали об этом. В таком случае, не разделяю вашего вкуса в отношении выбора газет.

— Я должна просвещать, дорогая моя. И поэтому здесь мы читаем все: и бульварные газеты, и центральные. — Она не стала ни опускать глаз, ни показывать своего смущения, за что Роз была ей благодарна. — Да, я читала газеты. Я бы тоже отказалась от Бога. С его стороны это было весьма жестоко.

Роз кивнула.

— Если мне память не изменяет, — заговорила она, имея в виду свою книгу, — я посвятила религии всего одну главу. Но почему вы считаете, что с моими заключениями трудно согласиться?

— Потому что все они сделаны с учетом единого исходного условия. Ну, а так как я не принимаю ваше условие, следовательно, мне не подходят и ваши выводы.

Роз наморщила лоб.

— Какое условие?

— То, что красота — понятие поверхностное.

— Разве вы так не считаете? — удивилась журналистка.

— Нет.

— У меня просто нет слов. И это мне говорит монахиня!

— Это тут совершенно не при чем. В жизни я — кладезь мудрости.

Это утверждение прозвучало словно эхо, идущее от Олив.

— Вы действительно считаете, что красивые люди должны быть красивы во всем? Этого я не могу принять. Ведь тогда получается, что омерзительные, гадкие люди также должны оставаться гадкими во всем.

— Это вы сказали, а не я, моя дорогая. — Казалось, сестру Бриджит заинтересовала беседа. — Я просто поставила под сомнение ваше утверждение о том, что красота — величина поверхностная. — Она охватила чашку с кофе ладонями. — Такая мысль весьма удобна, то есть мы все можем сознавать себя добрыми людьми, но вот только красота в действительности является моральным качеством. Богатство позволяет нам стать законопослушными, щедрыми и добрыми. Самые бедные этого лишены. Даже доброта дается с трудом, если вы не знаете, когда и как заработаете свой следующий пенни. — Она как-то странно улыбнулась. — Бедность только тогда может поднять настроение и вдохновить, когда вы сами ее выбираете.

— С этим я согласна. Но я не вижу связи между красотой и богатством.

— Красота смягчает отрицательные эмоции, которые рождаются с одиночеством и отверженностью. Красивые люди постоянно получают разного рода вознаграждения. Так было всегда, да вы о том же говорите в своей книге. Поэтому у красивых людей меньше причин быть злобными, завистливыми и алчными. Они сами становятся центром подобных эмоций, хотя добровольно их никогда не вызывают. — Она пожала плечами. — Разумеется, всегда найдутся исключения, и о них вы тоже подробно рассказали в книге. Но, судя по своему жизненному опыту, могу сказать, что если человек симпатичен внешне, это качество как бы пронизывает всю его сущность. Можно даже поспорить, что первично: внутренняя красота или внешняя, но они, как правило, сопутствуют друг другу.

— Итак, если вы красивы и богаты, то жемчужные врата легко откроются перед вами? — Роз цинично усмехнулась. — Какая-то радикальная философия с точки зрения христианина. Если я все правильно помню, Иисус как раз проповедовал противоположное. Что-то вроде того, что легче будет верблюду пройти через игольное ушко, нежели богачу попасть в царство Божье.

Сестра Бриджит добродушно рассмеялась.

— Очевидно, ваш монастырь был просто великолепен. — Она рассеянно помешала кофе шариковой ручкой. — Да, он действительно говорил так. Но если вы прочитаете эти слова в контексте, они поддержат мою точку зрения. Если вы помните, богатый молодой человек спросил Иисуса о том, каким образом он мог бы получить вечную жизнь. Иисус ответил ему: придерживайся заповедей. Юноша сказал: я с детства их придерживаюсь, но что еще я могу сделать? Если ты хочешь быть совершенным — я подчеркиваю это слово, именно совершенным, — продай все то, что имеешь, и раздай бедным, и только потом следуй за мной. Молодой человек ушел от него опечаленный, поскольку имел много владений и не мог заставить себя продать их. Вот тогда Иисус и сделал то замечание относительно верблюда и игольного ушка. Как видите, он говорил насчет совершенства, а не просто о добродетели. — Она укусила кончик ручки. — Чтобы сказать несколько слов в защиту того молодого человека, могу только добавить следующее. Я всегда полагала, что, продавая свои владения, он должен был также продать и свои дома, и свое дело вместе с жильцами и работниками. Поэтому моральная дилемма здесь не так проста. Вероятно, Иисус хотел сказать вот что: до сих пор ты являлся хорошим человеком, но, чтобы проверить, насколько ты хорош, ты должен довести себя до крайней нищеты. Совершенство наступит тогда, когда ты, следуя за мной и соблюдая заповеди, будешь настолько беден, что воровство и обман станут для тебя почти единственными неотъемлемыми атрибутами жизни, если, конечно, ты хочешь быть уверен в том, что проснешься на следующее утро. Эта цель недостижима. — Она отпила глоток кофе. — Разумеется, это мнение может быть ошибочно. — И в глазах ее блеснул озорной огонек.