— Ну и не надо, — раздраженно сказал Энакин.

— А какое отношение все это имеет к сооружению твоего мерзкого оружия?

— Светомеч — это больше, чем обыкновенное оружие. Каждый джедай конструирует свой собственный светомеч. Части его связываются Силой и волей джедая, и образуется нечто большее, чем сумма своих составляющих. Он становится живым существом в Силе.

— Он состоит из неживых частей. Он не может быть живым.

— Все живые существа состоят из неживых частей, если посмотреть достаточно близко, — заметил Энакин. — Нет ничего совершенно неживого. Как я сказал, Сила везде. В моем светомече будет что-то от меня, и что-то от этого светляка — во мне.

Вуа Рапуунг задумчиво кивнул головой:

— Теперь я начинаю видеть корни вашей поганой ереси. Вы пользуетесь мерзостями, потому что каким-то образом считаете их живыми?

Энакин резко поднялся на ноги.

— Я объяснил, что я собираюсь делать. Ты будешь мне препятствовать? Нападешь на меня, когда я подниму светомеч против твоих?

Вуа Рапуунг уставился на него в тусклом свете светляка. Было слышно, как он скрежещет зубами.

— Боги привели меня к тебе, — промолвил он наконец. — Не Йун-Шуно, многоглазая матерь хнычущих, но сам Йун-Йуужань. Он сказал мне в видении, что неверный-джиидаи с клинком из света приведет меня к мести и оправданию. Вот почему я последовал за тобой сюда, хотя мои инстинкты кричали против этого. Вот почему я не убил тебя, когда ты применил первую мерзость. Все, что ты говоришь — для меня ложь. Доказательства, которыми ты убеждаешь меня примириться с твоим оружием, — это вздор. Но Йун-Йуужань говорил со мной.

— Значит, ты согласен с тем, что я рассказал тебе о Силе?

— Конечно, нет. Как я ранее сказал, я признаю то, что мне сообщают мои органы чувств, без веры в твои бессмысленные обоснования. Твое оружие может быть угодно богам; твоя ересь — нет. Делай свой меч.

Сказав это, Рапуунг шагнул в темноту.

— И ты говоришь, что мои слова — вздор, — вздохнул Энакин.

Энакина охватила досада, но он переборол ее.

Он чувствовал светляка — не в Силе, не так, как остальные детали меча. Все было на месте, все было подогнано и готово работать. Но то, что он сказал Рапуунгу, было правдой; миг, когда светомеч действительно становился оружием джедая, наступал тогда, когда через него протекали первые амперы питания, когда каждый кусочек его становился частью другого и частью джедая, создавшего оружие.

Но светляк сопротивлялся этому. Ну, не то чтобы сопротивлялся, но и в схеме работать не хотел.

А время шло, и каждый миг Тахирай приближалась к чему-то ужасному.

«Сконцентрируйся», подумал Энакин. «Не пытайся — делай».

Но кто делает, тот ошибается, и где-то была ошибка. Слова мастера Йоды, вся его философия, требовали присутствия Силы во всем.

Но в йуужань-вонгах Силы не было. Ее не было в их биотехнологии. С ними можно было сражаться лишь опосредованно, с помощью того, что ощущалось в Силе.

Тут ему будто вкатили оплеуху — тот, кто ударил, замахивался очень долго.

Мастер Йода ошибался.

Джедаи ошибались, а Вуа Рапуунг был прав. Если джедаев не интересовало ничего, кроме баланса Силы, тогда ему было ни к чему драться с йуужаньвонгами. О, он может спасти Тахирай; в конце концов, не дать ей стать темным джедаем — это было в сердцевине всей философии. Но действия йуужаньвонгов — какими бы злыми и нехорошими они не выглядели — нужно ли противостоять этим действиям и самим йуужань-вонгам, если они никак не влияют на Силу?

Ясно было то, что чужаки убивали людей, и это всегда создавало возмущения в Силе. Но нарушало ли это баланс? Йуужань-вонги не собирали вокруг себя темную энергию. Если кто этим и рисковал, то как раз джедаи — вроде Кипа или самого Энакина. Похоже, борьба против йуужань-вонгов способна больше разбалансировать Силу, чем любые действия самих йуужаньвонгов.

Конечно, в этом был определенный смысл. Почти то же самое сказали бы Джесин и дядя Люк. Однако все это основывалось на аксиоме, что Сила присутствует везде.

Но на самом деле было не так. И в то время как реальность смотрела им в лицо, никто из джедаев не нашел в себе мужества бросить вызов новой реальности. Вместо этого они вели себя как испорченные дети, жаловались, что йуужань-вонги играют нечестно и нарушают их черно-белые правила. Поэтому Кип отправился их убивать — чтобы избавиться от проблемы путем ее уничтожения. Джесин отступил в нерешительности. Возможно, он был прав.

Нет. Йуужань-вонги не имели права вырезать целые планеты. Они не имели права обращать в рабство людей. Эти действия были плохими, неправильными, и с ними нужно было бороться. Если Сила не вела этим путем, а лишь била тревогу о великой опасности Темной стороны — тогда, возможно, Энакин служил не Силе. Точнее, он служил чему-то более фундаментальному, чем Сила; Сила была проявлением этого, эманацией — инструментом. Не боги Рапуунга и вообще не божество, а некая фундаментальная истина, встроенная во вселенную на субатомном уровне. В этой галактике слугой такой истины была Сила. Там, откуда были родом йуужань-вонги, должно было существовать какое-то другое проявление. Но свет оставался светом, а тьма — тьмой. И, что бы не случилось с йуужань-вонгами, они давным-давно повернулись к темной стороне. Если бы Империя Палпатина победила и отправила завоевательную экспедицию в другую галактику — в галактику, где Сила неизвестна, — какое понятие имели бы тамошние жители о светлой стороне Силы? Знали бы они, что Империя — лишь отклонение от того, что должно быть? Нет. Точно так же Энакин не знал — не мог знать — от какого проявления света отказались йуужань-вонги. Но они отказались.

Может, это был результат полного обращения целого народа к темной стороне. А может, Сила просто отвергла их, или они ее.

Это не значило, что все они злые, так же как не были злыми все те, кто служил Империи. Но из этого следовал вывод, что с йуужань-вонгами нужно бороться. Без гнева и ненависти — да. Но они должны быть остановлены, и Энакин Соло никогда не свернет с этого пути.

С нахлынувшей вдруг уверенностью он потянулся в Силе к деталям светомеча и прижал их покрепче друг к другу.

Итак, он должен косвенным образом работать с йуужань-вонгами и их вещами. Хорошо. Но за кажущейся разобщенностью должно быть единство.

И тут его озарило. Связующим звеном между светомечом и светляком был Энакин Соло. Перемена должна была произойти в нем.

Энергия выплеснулась и затрещала, пещера отозвалась шипяще-свистящим эхом, и где-то зарычал Вуа Рапуунг.

Энакин взглянул на лиловое сияние светомеча и почувствовал, как ухмылка делит его лицо пополам.

— Я снова джедай, — тихо сказал он.

Возможно, джедай совершенно нового вида.

— Два цикла начались и закончились, — пробурчал Вуа Рапуунг через несколько секунд. В лиловом свете его черты казались глубоко запавшими. — Кажется, твое мерзкое оружие работает. Теперь уже можно не прятаться? Можем мы наконец встретиться с нашими врагами?

— Ты встретишься с ними, — сказал Энакин. — Я намерен с ними расправиться. Твоим формовщикам нужны джедаи? Один уже идет.

Межань Куад закрутила свою прическу в знак того, что она узнала Нен Йим, когда та вошла в лабораторию.

— Опиши свои успехи, адепт, — сказала наставница. Слова ее звучали отрывисто, а положение щупалец свидетельствовало о раздражении.

— Мы добились неплохих успехов за время вашего отсутствия, наставница, — осторожно произнесла Нен Йим. — Я думаю, что при минимальной генетической корректировке имплантанты памяти станут постоянными. Она сопротивляется уже меньше, чем когда вы последний раз были здесь.

— Да, — ответила Межань Куад, в гневе подергивая щупальцами. — Пропущены ценные дни. — она повернулась к Нен Йим. — Но по крайней мере здесь была ты, мой адепт, способная продолжать работу.