И все же он жив и только что уничтожил три самых опасных семейства из оставшихся на Восточной Ладони. Более того, у него в руках средний сын Сандре – он послужит для общества доказательством существования заговора на все последующие дни. Извращенец, который, как говорят, получает удовольствие от боли. Альберико позволил себе слегка улыбнуться в тени своего капюшона.

Все будет сделано по закону, открыто, как он всегда поступал почти с того самого дня, когда пришел к власти. Никаких беспорядков, вызванных произвольной демонстрацией силы. Они могут его ненавидеть – конечно, они его ненавидят, – но ни один житель его четырех провинций не сможет усомниться в справедливости или отрицать законность его ответа на заговор Сандрени.

Или не заметить, насколько всеохватным будет этот ответ.

С осторожной предусмотрительностью, составлявшей истинную основу его характера, Альберико Барбадиорский начал продумывать свои действия на следующие несколько часов и дней. Высокие боги Империи знают, что этот далекий полуостров – место постоянной опасности и нуждается в суровой власти, но ведь они не слепы, они видят, что он знает, как дать то, что необходимо. И велика вероятность, что там, дома, советники императора, которые не более близоруки, чем боги, увидят то же самое.

А император уже стар.

Альберико запретил себе останавливаться на этих знакомых, слишком соблазнительных мыслях. Он снова заставил себя сосредоточиться на деталях; в таких делах детали решают все. Точно продуманные пункты его планов со щелчками становились на свои места, подобно бусинам на нитке четок из джарры. Сухо, аккуратно он перебрал те приказы, которые отдаст. Единственные из этих приказов, которые вызывали в нем вспышку хоть каких-то чувств, касались Томассо бар Сандре. По крайней мере они не подлежали огласке и не будут ей преданы. Стены дворца должны покинуть только признание и разоблачающие подробности. То, что будет происходить в глубоких подземельях, можно сделать исключительно тайно. Он слегка удивился самому себе, когда его охватило радостное предвкушение.

В какой-то момент он вспомнил, что хотел приказать поджечь охотничий домик перед отъездом. Потом решил: пусть младшие Сандрени и слуги обнаружат мертвецов, когда придут туда на рассвете. Пусть они поразятся и ужаснутся. Их сомнения продлятся недолго.

Затем он внесет полную ясность.

– О Мориан, – прошептал Алессан горестно. – Я мог бы прямо сейчас отправить его на твой суд. Даже ребенок смог бы отсюда попасть ему стрелой в глаз.

«Только не я», – с грустью подумал Дэвин, оценив освещение и прикинув расстояние от того места, где они спрятались среди деревьев к северу от дороги, по которой только что проехали барбадиоры. Он с еще большим уважением, чем прежде, посмотрел на Алессана и его арбалет, который тот достал из тайника по пути сюда.

– Она призовет его к себе, когда будет готова, – прозаически заметил Баэрд. – И потом, ты сам все время повторяешь: нельзя допустить, чтобы кто-нибудь из них умер раньше времени.

Алессан застонал.

– Разве я выстрелил? – ядовито спросил он.

Зубы Баэрда сверкнули в лунном свете.

– Я бы все равно тебя остановил.

Алессан выругался. Затем, через мгновение, расслабился и улыбнулся. Манера этих двоих общаться друг с другом говорила о давних близких отношениях. Дэвин видел, что Катриана не улыбается. По крайней мере ему. С другой стороны, напомнил он себе, из них двоих именно ему следовало сердиться. Однако при данных обстоятельствах это было затруднительно. Он испытывал тревогу, гордость и волнение одновременно.

И он единственный из четверых не заметил Томассо, проехавшего мимо на своей лошади со связанными руками и ногами.

– Нам лучше проверить охотничий домик, – предложил Баэрд, хорошее настроение которого быстро улетучилось. – А потом, по-моему, нам придется поторопиться. Сын Сандре назовет тебя и мальчика.

– Лучше сначала поговорим о мальчике, – сказала Катриана таким тоном, что Дэвин вдруг с легкостью вспомнил о своем гневе.

– О мальчике? – переспросил он, поднимая брови. – Мне кажется, я доказал тебе обратное. – Он холодно уставился на нее и был вознагражден, увидев, как она вспыхнула и отвернулась.

Но торжествовал он недолго.

– Это непорядочно, Дэвин, – сказал Алессан. – Я надеюсь больше никогда не слышать от тебя подобных замечаний. Сегодня утром Катриана совершила поступок, идущий совершенно вразрез с ее характером. Если у тебя хватило ума прийти сюда, то должно хватить и на то, чтобы понять, почему она это сделала. Мог бы забыть о собственной гордости хотя бы на это время и подумать о ее чувствах.

Это было сказано мягко, но Дэвину показалось, что он получил удар кулаком в живот. Он с трудом глотнул и перевел взгляд с Алессана на Катриану, но ее глаза были устремлены на звезды, сияющие далеко и высоко в небе над ними. В конце концов, пристыженный, он уставился на темную лесную почву. Он снова чувствовал себя четырнадцатилетним мальчишкой.

– Я не стану благодарить тебя за это, Алессан, – услышал он холодный голос Катрианы. – Я сама умею за себя постоять. Ты это знаешь.

– Не говоря уже о том, – небрежно прибавил Баэрд, – что тебе уж точно не стоит делать выговор любому из живых существ за то, что у него слишком много гордости.

Алессан предпочел проигнорировать его замечание. Катриане он сказал:

– Яркая звезда Эанны, ты думаешь, я не знаю, как ты умеешь сражаться? Но это другое. То, что произошло сегодня утром, не должно иметь значения. Я не могу допустить, чтобы это стало поводом для битв между тобой и Дэвином, если он станет одним из нас.

– Если он что? – Катриана быстро повернулась к нему. – Ты сошел с ума? Это из-за музыки? Из-за того, что он умеет петь? Почему пришелец из Азоли…

– Успокойся! – резко прервал ее Алессан.

Катриана тут же замолчала. Не зная, куда девать глаза и что думать, Дэвин продолжал притворяться крайне заинтересованным лесной подстилкой под ногами. Его мысли и чувства кружились в вихре смятения.

Алессан снова заговорил, уже мягче:

– Катриана, в том, что случилось сегодня утром, его вины тоже нет. Ты не должна так думать. Ты сделала то, что считала себя обязанной сделать, и не добилась успеха. Его нельзя винить или проклинать за то, что он последовал за тобой в полном неведении. Если хочешь, проклинай меня за то, что я его не остановил, когда он выходил из комнаты. Я мог это сделать.

– Так почему же не сделал? – спросил Баэрд.

Дэвин вспомнил, как Алессан смотрел на него, когда он остановился под аркой той двери, которая казалась ему тогда вратами в страну грез.

– Да, почему? – смущенно спросил он, поднимая глаза. – Почему позволил мне пойти за ней?

Лунный свет был теперь чисто голубым. Видомни ушла на запад, за вершины деревьев. Только Иларион стояла над головой среди звезд, и в ее сиянии ночь выглядела странно. «Свет призрака» – так говорил деревенский люд, когда голубая луна в одиночестве плыла по небу.

Алессану луна светила в спину, поэтому глаз его не было видно. Несколько мгновений слышны были лишь ночные звуки леса: шелест листьев на ветру, шорох травы, сухое потрескивание лесной подстилки, быстрое хлопанье крыльев в ветвях соседнего дерева. Где-то к северу от них закричал мелкий зверек, а другой отозвался.

Алессан ответил:

– Потому что я знаю ту мелодию, которой его научил в детстве отец, и знаю, кто его отец, и он не из Азоли. Катриана, дорогая моя, дело не только в музыке, что бы ты ни думала о моих слабостях. Он – один из нас, милая. Баэрд, ты испытаешь его?

На сознательном, рациональном уровне Дэвин почти ничего из сказанного не понял. Тем не менее, пока Алессан говорил, его охватывал холод. На него стремительно, как хищная птица налетает на жертву, налетело ощущение, что он достиг того, к чему вели его Врата Мориан, здесь, в сумраке этого леса, залитого светом прибывающей голубой луны.