Мотор покашлял, фыркнул, но заводиться и не думал.

– Похоже, от путешествия в Индию придется отказаться, – попыталась пошутить Адриана.

– Можем поехать в автобусе, – миролюбиво заметил мальчуган. – У меня есть два билета!

Адриана снова несколько раз сердито попробовала включить зажигание.

– Мотор захлебнется, – буркнул Карло.

– Да ты-то что в этом понимаешь?

– Моторы мне нравятся. Когда я вырасту, может, стану механиком. У нас внизу живет механик. Он мне объяснял, что все зависит от газа и от искры. Когда он так тарахтит, значит, нет искры, а газ продолжает поступать; если ты жмешь на педаль, машина начинает пыхтеть и вонять, но не едет. Это значит «захлебнулась»…

Адриана раздосадованно вздохнула. Впервые с тех пор, как она взялась заниматься этим странным мальчиком, ей пришла мысль, что задача ей не под силу. И может, не стоит проводить с ним все запланированные часы. Ей надо было в туалет, потом поймать такси, потом отыскать подходящий ресторан, потом отвезти мальчишку по адресу, которого она не помнила… А Карло все время так и будет смотреть на нее с коровьей доверчивостью. Вот если бы сейчас разжиться дозой кокаина, тогда другое дело, все показалось бы проще некуда…

– Ну что, поехали в автобусе?

Они выбрались из автомобиля. Карло прислонился к парапету. Адриана выронила ключи, тихо выругалась и нагнулась их поднять, но они снова выскользнули из руки. Что за черт, вещи прямо взбунтовались! Когда она наконец собралась выпрямиться, прямо в лицо ей заглянула круглыми добрыми глазами огромная собачья морда, и ее окутало густое облако терпкого собачьего запаха. Ключи в третий раз звякнули уже где-то под автомобилем, и сверху раздался низкий, мелодичный голос, который произнес с иронией:

– У вас дурная привычка терять вещи!

На нее смотрел не просто человек, на нее смотрел гигант. Длинные взлохмаченные волосы падали на воротник смешного старомодного пальто. Она успела, однако, отметить, что этот белобрысый великан хорош собой. Он был красив забытой красотой актеров прежних времен, силачей, которые кого угодно могли стереть в порошок, при этом даже не вспотев. На крупном, гладко выбритом лице читалось выражение застенчивой нежности. Лицо это могло одинаково принадлежать аристократу и шуту, и было в нем что-то античное…

– Я… не понимаю, о чем вы, – вспыхнув, пробормотала она.

– Сверток, – улыбнулся гигант, указывая на собаку. – Мама Ирина говорит, что он ваш, а она никогда не ошибается!

Сверток, пакет с костюмом Бефаны. Он лежал перед зверюгой, которая неистово виляла хвостом, словно в ожидании бог весть какой награды. Черный трюфель собачьего носа протянулся к самому носку сапога Адрианы. Псине явно понравился ее запах, а может, она сама понравилась хозяину, и в системе собачьих ценностей это стало безоговорочным пропуском к общению…

– Я… я могу забрать его, если хотите… – поспешно прошептала она. Потом сунула руку в карман, нащупала там смятую банкноту и протянула гиганту. – И это тоже возьмите…

Но гигант на нее и не взглянул. Его внимание целиком переключилось на Карло, который явно заинтересовался собакой, но не решался к ней наклониться.

– Можешь ее погладить, она добрая!

Тогда Карло протянул кулачок к черному трюфелю, и Мама Ирина его старательно обнюхала, а потом завалилась на спину, покорно и доверчиво подставив белый живот с тугими розовыми сосками.

– Как ее зовут?

– Мама Ирина.

– И у нее бывают щенки? – осведомился Карло, почесывая белое брюхо, а собака при этом подвывала от удовольствия.

– Каждый раз, как встретит настоящего кобеля! – засмеялся гигант.

– А какой она породы?

– И сам не знаю. – Великан запустил пальцы в длинные волосы. – Что-то от волка, что-то от венгерской гончей… а я говорю, что ее порода зовется Мама Ирина!

– Дашь мне щенка?

– Надо подождать четыре месяца, последний раз она ощенилась весной… Потом щенок должен по крайней мере дней пятнадцать провести рядом с Мамой Ириной… И тогда, если не раздумаешь, приходи к Витасу – и получишь щенка.

– А Витас – это кто? – спросил Карло, который и так понял, кто такой Витас, но ему понравилось, как по-особому тот произнес конечное «с», и ему хотелось еще раз услышать.

– Я и есть Витас! – заорал гигант, ткнув себя пальцем в грудь, и звонко расхохотался.

– И ты правда дашь мне щенка?

Тут гигант поднял глаза, взглянул на Адриану и хитро прибавил:

– Если мама позволит!

– Мама не хочет, – помрачнел Карло. – Она говорит, что от собак вонь и грязь, и потом, она работает, и некому будет вывести собаку сделать свои делишки…

– Я точно знаю, что, когда твоя мама увидит щенков Мамы Ирины, она сразу передумает!

Адриана поняла, что великан принял ее за мать Карло, но не стала его поправлять. Пусть так и думает. И пусть скорее убирается. Но он упорно не замечал протянутую банкноту.

– Мы идем обедать или нет, Карло?

Мальчик неохотно оторвался от собаки.

– Пока, – сказал Витас.

Никто из двоих ему не ответил. Мама Ирина заворчала, хвост ее снова пришел в движение.

Сто тысяч евро! И ни одной меченой купюры! Приду за ними в пять! Лаура сухо отпихнула заботливо протянутый Джанджильберто стакан виски.

– Бред какой-то, – прошептал он, стараясь стряхнуть капли с шарфа, который она подарила ему на Рождество, – у тебя… то есть у нас, нет таких денег!

Лаура, зарычав, как тигрица, бросилась на белый кожаный диван в своем обиталище матери-одиночки.

– Ты что, не понимаешь? Этот человек знает все!

– Кто? Тот, кто звонил? Что он знает?

– Все о банке, идиот! Знает, где я работаю, знает, где у меня сейф… и знает, что, если я хочу снова увидеть сына, я должна взять оттуда деньги…

– А какие гарантии он дает, что Карло…

– Ясно, никаких! Я должна, и все тут! Он сказал… Он сказал, что я должна оставить деньги в двух конвертах у английского кладбища в Тестаччо… и возвращаться домой. И Карлетто уже будет там меня ждать…

Джанджильберто нежно обнял ее за плечи:

– Напрасно ты не дала мне с ним поговорить.

– Ну что ты такое говоришь!

Джанджильберто вздохнул:

– Я говорю, что надо бы вызвать полицию, не рисковать…

– Это не твой сын! И если ты его ненавидишь… А ты его ненавидишь!

Боже, избавь от истерики, пусть даже тихой. Джанджильберто изобразил на лице огорченную улыбку, голос зазвучал покровительственно и ободряюще:

– Прости меня. Но тебе не хватает трезвости рассудка, чтобы…

– Слушай, – вскинулась Лаура, – сделай милость, уходи, а? Видеть тебя не хочу. И не путайся под ногами. Убирайся!

Джанджильберто вознесся на пик своей мужественности:

– Нет, я тебя не брошу. Ну, ругай меня, вызверись, если тебе от этого станет легче. Я не уйду. Мое место здесь, рядом с тобой!

– Но я не хочу!

– Это неправда. Когда этот тип увез Карлетто, ты сразу подумала обо мне. И позвала меня. Кроме тебя, обо всем знаю только я. Я твой единственный близкий человек, Лаура. Ты мне доверяешь – и правильно делаешь. Потому что я никогда тебя не брошу. Я останусь с тобой, и все, что нужно, мы будем делать вместе.

Лаура глядела на него, словно видела впервые. Джанджильберто – верный друг, прочная скала, на которую можно опереться в миг опасности. Она плохо о нем думала. Он – не случайное приключение, он – последняя отчаянная надежда не утонуть в одиночестве, с розовыми мечтами за спиной и с черной перспективой воспитывать трудного мальчика впереди. Лаура и сама не заметила, как оказалась в его объятиях. Джанджильберто шептал ей ласковые слова. По его красивому, слегка потасканному лицу пробежала усмешка: ну конечно, ты получишь своего чудика обратно. План удался на славу, никто не пострадает, я все продумал. Турок получит свой долг. И если все обойдется и тебя не выгонят из банка, мы снова окажемся в постели. Да ладно, все пойдет как по маслу!