– Спешно? – спросил Куррели.

– Спешно, – подтвердил Де Пизис.

– От меня что-нибудь ускользнуло? – не унимался Куррели.

Де Пизис прокашлялся.

– Нет, – квакнул он.

У Прекосси был такой вид, будто у него срывалась интимная вечеринка.

– Елена Маркуччи действительно приходилась бабушкой по материнской линии Стефано Крешони.

Куррели издал короткий смешок. Его всегда забавляла мелочность заместителей. Считая в уме, он стал ждать, не задавая больше вопросов.

На счете «пять» вопрос задал Де Пизис:

– Вам известно, о каком Крешони идет речь?

– О кандидате в мэры, – просто сказал Куррели.

От такой наивности Де Пизис заморгал глазами.

А Прекосси уселся поудобнее.

– Совершенно верно, – произнес Прекосси. – И этим все сказано, не находите?

– Не нахожу, – сказал Куррели голосом синхронного переводчика.

Де Пизис подпрыгнул на стуле. Прекосси поднял брови, словно его ослепило неожиданной вспышкой света.

– Расследование еще идет, выводов экспертизы пока не имеется, заключение судебного медика ожидается только завтра… – Куррели старался придать фразе бюрократический оттенок.

– Но у нас есть подозреваемый, жилец из квартиры напротив… – Прекосси плохо знал Куррели.

– …который все отрицает.

Де Пизис развел руками:

– Можно подумать, это такая новость, что подозреваемый все отрицает.

Куррели не сдавался:

– С теми данными, что у нас имеются, мы не можем отправить его в камеру.

– Это мы поручим уладить предварительному следствию, что скажете? – Саркастический тон вполне подходил Прекосси. – Есть показания жильцов и Крешони. Подозреваемый… – Прекосси поискал глазами Де Пизиса, прося о помощи.

– Порцио Фабио.

– Да, Порцио Фабио был в натянутых отношениях с Еленой Маркуччи, которая к тому же являлась его квартирной хозяйкой и норовила его выселить…

– Я работал. Я, когда работаю, всегда включаю музыку на полную громкость и держу входную дверь открытой, чтобы не прерывать работы, если кто-нибудь придет. – Вид у Порцио был очень усталый.

– Вы были один? – Нельзя было сказать, чтобы Куррели его прижимал.

Порцио смотрел на комиссара, не отвечая.

– Вы были один? – повторил Куррели, и на этот раз в его голосе не было прежней вальяжности.

– Да, – ответил Порцио, но через пару секунд.

– Правда? А у нас выходит, что с вами кто-то был. Если верить синьоре, которая живет под вами, это женщина, с которой вы ссорились…

– Синьора ошибается. – Было не похоже, чтобы Порцио собирался сотрудничать со следствием.

– Ну хорошо, вы работали… И что произошло потом?

– Может, она услышала музыку, я поставил громковато… Я работал, потом вышел в ванную за растворителем. А когда вернулся, увидел его.

– Вы уверены, что он вошел?

– Но ведь ее задушили, к тому же я уверен, что увидел его. Со спины, но сразу узнал… Наверное, так и было…

Тут Маркини его перебил:

– То есть, по-вашему, Стефано Крешони находился в доме в тот день, когда была убита его бабушка.

Порцио подтвердил, и Маркини испытующе на него уставился.

– А у нас так не получается, – сказал он. – Доктор Крешони представил алиби на весь вечер того дня.

Порцио опустил голову.

– Он здесь был, – сказал он.

– Если Крешони здесь был, то очень жаль, что никто, кроме вас, не может это подтвердить. – В констатации комиссара слышалась плохо скрытая надежда.

Порцио не ответил.

– Это все усложняет. Особенно учитывая то, что у вас был мотив расправиться с Еленой Маркуччи.

– Она была невыносима. Теперь ее объявляют чуть ли не святой, но в доме ее терпеть не могли. Все, даже собственный внук.

– Значит, вы утверждаете, что никогда не продавали и не дарили своего рисунка Елене Маркуччи?

– Что? Мой рисунок этой?.. Что я, псих? Я его даже не закончил, я только работал над эскизом.

Выражение лица Куррели очень не понравилось Маркини. Он слишком хорошо знал напарника, чтобы понять, что надолго его не хватит. Собственно, вопрос был прост: было ли убийство Елены Маркуччи следствием давно сдерживаемой вражды? В этом плане показания жильцов отличались единодушием: Маркуччи всеми силами старалась выжить Порцио. Он был чудак, он якшался с людьми, которые старухе должны были казаться худшими из отбросов общества. К тому же, якобы во имя искусства, он каждый день являлся с новой дамочкой. И потом, вечно эта музыка на полную мощность и привычка держать дверь настежь…

Сейчас вся загвоздка заключалась в следующем: из показаний Крешони вытекало, что между Порцио и старухой произошла ссора и та позвонила внуку и сказала, что Порцио пытался наладить отношения, подарив ей рисунок. Скорее всего речь шла об эскизе, который, по замыслу художника, должен был изображать сирену или что-то вроде того. На рисунке красовалась полуодетая женская фигура в окружении волнистых росчерков голубого и лазурного мелка. Она, то есть старуха, была не из тех, кому нравятся такие подарки. Да и сам факт подношения старуха сочла провокацией, потому что обыкновенно Порцио обзывал ее старой ведьмой. В общем, с подарком или без подарка, а Елена Маркуччи чувствовала себя в опасности и боялась за свою жизнь. Порцио, в свою очередь, все отрицал: не было никакой ссоры со старухой и никакого рисунка он ей не дарил. Еще чего не хватало, эскиз «Танцующей наяды» – да за кого его принимают?! Мелки и акриловая краска на картоне… Порцио нарисовал эскиз в тот же день вечером: задумал неплохо, но получилось неуклюже, все надо переделывать…

И все-таки «Танцующая наяда», удачная или нет, как получилось, была в наличии на месте преступления и лежала на столе неподалеку от трупа.

Разберемся спокойно: Порцио утверждает, что Крешони был в доме бабушки вечером в день убийства, но этого не подтвердил никто из соседей. Крешони утверждает, что Порцио подарил старухе рисунок, но художник это отрицает. Алиби Порцио не подтверждено, потому что нет следов той женщины, которая, похоже, находилась в доме в тот вечер. Порцио наотрез отказывается помогать следствию. Что же до алиби Крешони…

Маркини медленно вел машину, и со стен домов на них глядело лицо Стефано Крешони.

– На предвыборных плакатах он что-то больно молодо выглядит. Он что, фотографировался в день первого причастия? – обронил Куррели.

Маркини ничего не ответил, но где-то внутри у него притаился смешок.

– Спрашивается: это что, наипервейшая задача кандидата – выглядеть молодым во что бы то ни стало? Если ты нехорош собой, значит, у тебя нет хороших идей и с честностью не все в порядке… Вот уж с чем не согласен: я знаю многих мерзавцев, у которых лица, как картинки…

Маркини вел, не прибавляя скорости, и ждал, когда шеф наконец спустит пары, потому что останавливать его было бесполезно.

– Ломброзо…[51] Мы вернулись к Ломброзо, только поначалу воображали, что можем по лицу распознать преступника, а теперь любой тип со смазливой физиономией считается честным по определению.

Маркини резко тормознул, чтобы не столкнуться с внезапно вывернувшим мопедом. Этого хватило – Куррели замолчал.

– Извините, – сказал Маркини, снова набирая скорость. – Как бы то ни было, а ситуация щекотливая, и этот парень, Порцио, не из тех, кто внушает доверие.

– Как? И ты туда же! Почему это Порцио не внушает доверия? Потому что он художник, потому что по неделям не бреется, а в июле ездил в Геную?

– Да нет, при чем тут это… Просто у него такой вид, словно ему есть что скрывать.

– Как и у большинства людей, с которыми я знаком. Приведу пример: что, если бы тебе сказали, что все полицейские взяточники, фашисты и все распускают руки?

– Я бы ответил, что есть комиссары полиции, которые уволились с работы, чтобы не прогибаться под тех, кто представляет собой реальную опасность внутри полицейских подразделений.