Мэтью Марсден был примерно на дюйм выше брата и мог бы показаться ослепительно красивым, не стой он бок о бок с Уиллом. По части внешности мистер Мур далеко уступал братьям Марсденам, но у него было доброе, приятное лицо, открытый и честный взгляд.

– Мистер Марсден, вы слишком любезны, – запротестовала Лиззи. – По результатам опросов я всего лишь на третьем месте.

Мистер Марсден рассмеялся:

– Значит, опросы проводились неправильно. Прошу, мисс Бесслер, садитесь.

Она села, снова терзаясь страхом, что сейчас Уилл вежливо поинтересуется, зачем она пожаловала в его дом. Но мистер Марсден не собирался ставить ее в неловкое положение.

– Мы тут сплетничаем, мисс Бесслер, – сказал он. – По крайней мере пытаемся. Мой брат и мистер Мур только что вернулись в Англию после двухлетнего отсутствия и жаждут выслушать самые последние и самые скандальные новости. Увы, я их разочаровал – ведь теперь я не вращаюсь в обществе, как раньше. Что, если мы обратимся к вам, и вы расскажете нам что-нибудь забавное?

– Что ж, – ответила Лиззи, успокаиваясь. – На прошлой неделе я столкнулась с леди Эйвери и леди Сомерсби.

Вышеупомянутые дамы были ходячими хрониками страстей и безумств лондонского общества. Разумеется, они и не подумали бы делиться особенно пикантными подробностями с молодой незамужней леди, Тем не менее Лиззи получила отчет о матримониальных планах и успехах нескольких джентльменов, имена которых были знакомы и братьям, и мистеру Муру. В течение следующего получаса они обсуждали возможности, которые открываются предприимчивым людям, стоит лишь дойти до алтаря, – презренный металл, власть, привилегии.

– Ах, я совсем забыла сказать, что младший Фонтейн ухаживает за леди Барнаби, – прибавила Лиззи.

– Леди Барнаби – это вдова сэра Ивлина Барнаби? – вскричал мистер Мур. – Но она старше Фонтейна лет на двадцать!

– И на двадцать тысяч фунтов богаче, – заметила Лиззи. – Богатая женщина никогда не покажется слишком старой.

– Думаю, ты гораздо больше подошел бы вдове сэра Ивлина, чем Фонтейн, – сказал Мэтью брату.

– Что? Оставить бедность? Никогда! – рассмеялся мистер Марсден.

– Что ж, можно быть бедным, но независимым и никому не обязанным, – сказал мистер Мур.

– Но когда престарелая невеста испустит дух, можно стать и богатым, и независимым, и никому не обязанным, – поправила Лиззи.

– Завидное положение, – заметил мистер Марсден. – Но я придерживаюсь твердого убеждения, что мужчине следует продавать себя только по необходимости, но не ради роскоши.

Мэтью Марсден и мистер Мур присвистнули. Лиззи приподняла бровь:

– Что вы считаете необходимым, мистер Марсден?

– Уголь. Вино, камамбер, книги и… – Марсден бросил на Лиззи лукавый взгляд. – Время от времени – билеты на симфонический концерт.

– Да, – с серьезным видом заметил Мэтью Марсден. – Полностью согласен. Симфонический концерт – одно из необходимых удовольствий в жизни. Бывали времена, когда я изнывал от желания туда попасть.

Рассмеявшись, Лиззи поперхнулась чаем. В ее распоряжении тут же оказались три носовых платка. Мистер Марсден беззвучно рассмеялся, его плечи дрожали. Мэтью Марсден и мистер Мур обменялись озадаченными взглядами. Лиззи взяла платок мистера Марсдена и вытерла лицо. Ей было так весело, что она не испытывала ни малейшей неловкости.

– Что здесь смешного? – спросил Мэтью Марсден.

– Потом объясню, – пообещал старший брат. – А теперь вам пора идти, не то опоздаете к чаю у мисс Мур.

Мистер Мур поспешно вскочил:

– Тетя терпеть не может непунктуальности. Быстро, ради строчки с моим именем в ее завещании!

Все рассмеялись. Мэтью Марсден и мистер Мур сердечно пожали руку Лиззи и понеслись вниз по лестнице, как стадо бизонов.

После их ухода Лиззи осталась стоять. Мистер Марсден, искоса бросив на нее спокойный взгляд, подошел к окну. Время шло к вечеру, и солнце вот-вот должно было исчезнуть за крышами домов на противоположной стороне улицы. Последний луч света, описав угол, ударил в окно, озарив фигуру мистера Марсдена. Его светлые волосы вспыхнули ореолом, словно выписанные Вермеером,[26] прядь за прядью.

– Мне понравился ваш брат. Он кажется очень хорошим человеком, – нарушила молчание Лиззи. Она снова заробела, оставшись наедине с мистером Марсденом. Ей и раньше приходилось бывать с ним с глазу на глаз, но сейчас в его гостиной чувство уединения усилилось.

Марсден ответил:

– Мэтью просто ангел.

– А мистер Мур?

– Нет, мистер Мур просто друг. Возлюбленный Мэтью умер три месяца назад – он все еще оплакивает его.

– Ох, я не знала.

– Мэтью очень скрытный человек. Я бы сказал – под стать мистеру Сомерсету.

Упоминание имени жениха вернуло Лиззи к действительности. Она вспомнила, зачем пришла. Ей лучше приступить прямо к делу – слуг в доме нет, так как сегодня воскресенье, но ее отец скоро пробудится от послеобеденного сна и удивится: куда ушла дочь, одна, без сопровождения?

– Я позвоню, чтобы принесли еще чаю? – спросил мистер Марсден.

Лиззи покачала головой. Поскольку ей нечем было предварить вопросы, которые она собиралась задать, она решила вовсе обойтись без вступления.

– Это вы посылали мне цветы, когда я болела? Марсден подошел к столу и плеснул в чашку остывшего чаю. Прозрачная жидкость янтарного цвета сверкнула серебром, подхваченная последним лучом солнца, который, казалось, преследовал мистера Марсдена по пятам.

– Вам потребовалось так много времени, чтобы догадаться?

– Да. Ваше поведение не давало возможности вас заподозрить.

– Безразличным притворяться всегда легче. Другими словами, он был к ней неравнодушен. Сердце Лиззи возликовало – и болезненно сжалось. Боже, до свадьбы пять недель.

– Я думала, это мистер Сомерсет.

– Вы слепы, мисс Бесслер.

– Да, я была слепа. – Лиззи скомкала его влажный носовой платок и бросила на чайный столик. Потом расправила, пригладила уголки.

– Значит, вы… испытывали ко мне привязанность?

– Значит, так англичане называют одержимость к посещению симфонических концертов в любое время дня и ночи?

Лиззи схватила чашку с холодным чаем и осушила ее до дна.

– Вы сами англичанин и прекрасно знаете, как это называется.

– Что ж, хорошо. Я питаю к вам привязанность, против которой бессильны любые доводы. Все это ужасно несдержанно и страшно осложняет жизнь. Нет ли у вас разумного совета, как справиться с напастью?

Лиззи вовсе не считала его чувство напастью.

– Почему вы не дали мне знать раньше?

– Когда думал, что вас больше интересуют полногрудые подруги, чем мужчины?

– Вы, кажется, не проявили должной осмотрительности в выборе объекта своей привязанности, мистер Марсден.

– Привязанность выбирает сама. Мы лишь находим резоны для ее оправдания.

– Какие же резоны были у вас, когда вы полагали, что я – последовательница Сафо?

– Что мадам Белло могла и ошибаться.

– Почему не спросили меня?

– Боялся убедиться в ее правоте. Но позже, когда вы собрались замуж за мистера Сомерсета, я не смог сдержаться и потом горько сожалел о своем порыве.

Лиззи пристально смотрела на собеседника:

– Почему? Вы же хотели, чтобы мадам Белло оказалась не права. Теперь вы точно знаете – она ошибалась.

– Да, но мне было легче смириться с вашим браком с мистером Сомерсетом, если бы я по-прежнему считал иначе.

– Так вот почему вы наконец раскрыли карты! Не могли больше терпеть мысль, что я выйду за мистера Сомерсета.

Марсден было схватил со стола кокосовое печенье, но тут же положил его обратно. Долю секунды они стояли так близко, словно собирались танцевать вальс, – слишком близко, чтобы просто разговаривать. Но Лиззи не шелохнулась.

Она как завороженная смотрела на его серебряную булавку, которая поначалу показалась ей слишком простой. Вблизи, однако, можно было разглядеть, что она сделана в форме тюльпана. Лиззи начинала нравиться его манера одеваться без особых затей и вычурности. Впрочем, иногда с большой фантазией – вроде крылатых кораблей на обоях гостиной.