Миша – эстет. Он был нежен, женственно красив, имел какие-то претензии к своему носу. Пошёл и сделал пластическую операцию. Нос стал короче, но кончик носа не приживался, грозил отвалиться. Миша объяснил, что ему сделали трансплантацию бараньего хряща, а нужно было взять хрящ от свиньи, потому что у свиньи много общего с человеком.

Маша и Феликс посоветовали Мише полечиться в нервной клинике и даже договорились с главным врачом.

Миша поехал в больницу на автобусе, но посреди дороги ему показалось, что пол автобуса сейчас провалится и он упадёт под колёса. Миша заметался, стал кричать.

Автобус остановился.

Миша куда-то пропал. Его не было два месяца. Потом он появился – тихий и толстый. С одутловатым лицом. Его чем-то накололи. Миша выздоровел и стал неинтересен. Из него как будто что-то ушло. Тот, сумасшедший и тонкий – он был тревожный и талантливый.

И невероятно красивый, даже с усечённым носом. Но этого, адекватного, – они тоже любили. Миша был слабый, требовал заботы. Маша и Феликс чувствовали за него ответственность, как за ребёнка, которого они не родили.

Мысль о загубленном ребёнке стала посещать их все чаще. Конечно, это был не ребёнок, даже не эмбрион, – всего лишь клетка. Но через какие-то девять месяцев это был бы целый человек, их сын или дочка. А они в здравом уме согласились на убийство и ещё были рады, когда все удачно прошло.

– Давай сделаем ребёночка, – произнёс однажды Феликс.

С одной стороны, ребёночек был некстати, а с другой стороны – ребёнок кстати всегда. Женщины рожали на войне и в окопах. А тут все-таки не война и собственный угол. Пусть не собственный, но все равно – целая комната в коммуналке.

В эту ночь они впервые за долгое время отдавались друг другу безо всяких предосторожностей и опасений, с весёлыми прибамбасами. Пусть ребёнок будет весёлый, как Феликс. Над ними сияли любовь, нежность и свобода. И благодарность за полное доверие. Маша и Феликс ощущали свою парность, как пара ног – левая и правая.

Можно, конечно, жить и с одной ногой, но очень неудобно. Друг без друга они – калеки.

Маше очень нравилось училище. У неё был восхитительный педагог – пожилой еврей. Он ставил ей руку, развивал технику. Маша бегло читала с листа, приносила к уроку половину партитуры, на что другим требовался месяц.

Педагог часто заболевал – у него была гипертоническая болезнь, и тогда Маша ездила к нему домой.

Педагог и его жена Соня жили в пыли, как две черепашки в песке. Они не замечали пыли и грязи, поскольку у них были другие жизненные приоритеты. Для них не важно, что вокруг, а важно – что в них: их ценности и идеалы.

Маша – девушка с хохлацкой кровью, была чистоплотна, как все хохлушки. Она физически не могла существовать в такой запущенной берлоге. Первые дни она терпела, но когда освоилась, – набросилась на уборку засучив рукава. Она отодвигала кровати и шкафы, доставала оттуда шары пыли, как перекати-поле. Мыла окна, ножом отскабливала затвердевшую грязь с полов и подоконников.

Соня и Яша – так звали педагога – не замечали беспорядка. Но когда оказались в чистоте, то с восторгом заметили, что так гораздо лучше. Оказывается, чистота – это не то, что вокруг и вне тебя. Оказывается, это взаимодействие человека и окружающего пространства. И если улучшается пространство, то меняется и взаимодействие, и сам человек.

– Маша, когда вы появляетесь в доме – как будто солнышко пришло, – сознавалась Соня.

Яша и Соня – бездетная пара. Они переносили свою родительскую любовь на кота и на Машу. Помимо любви, Соня дарила Маше свои вещи, которые ей надоели, как она говорила. Но это были новые дорогие платья и обувь. Просто они берегли Машино самолюбие. Кое-что перепадало и Феликсу: вельветовая рубашка с погончиками.

Феликс надевал вельветовую рубашку и шёл в институт. Их режиссёрский курс объединяли с актёрским для курсовых работ. Режиссёры ставили, актёры играли.

В актрисы шли самые красивые девушки страны. Принимали самых талантливых. Так что перед Феликсом возникли самые красивые и талантливые. Он даже не знал, что бывают такие. Просто не представлял. Особенно Дина.

Рядом с ней все остальные девушки казались жалкой поделкой. Она была высокая, белая, высокомерная, с кошачьим разрезом зелёных глаз. К Дине было страшно подойти. Феликсу казалось, что она его лягнёт, как копытом.

Репетировали пьесу Артура Миллера. Дина играла героиню – наркоманку, прообраз Мэрилин Монро. Видимо, любовь Миллера к Монро была самым сильным потрясением его жизни. Пьеса – странная, как будто стоишь на оголённых проводах.

Феликс работал с полной отдачей. Сводил счёты с прошлым. Когда-то он был хуже всех – нищая безотцовщина. Теперь – лучше всех. Он ещё покажет, на что он способен. Он доставал из Дины Мэрилин Монро. Они понимали друг друга: Дина – Феликса, и Дина – Мэрилин. В них срабатывал один и тот же механизм: порок и чистота, и тяга к разрушению. Добро и зло. Бог и Дьявол – в одном человеке.

Феликс сам одуревал, как от наркотика. Ему хотелось беспрестанно репетировать, искать... В какую-то минуту он обнял Дину, прижал. Он рисковал быть убитым её копытом, но она, как ни странно, не ударила и не оттолкнула. Все произошло мгновенно, страстно, на полу, на жёстких досках, к тому же ещё могли войти. Страх и опасность обостряли чувства.

За первым разом последовал второй, потом третий – и разразился роман. Феликс и Дина ходили взявшись за руки. Вместе ели в столовой, не разлучались. Феликсу казалось, что Маше нет места в его жизни. Какая Маша...

Но он приходил домой. Маша его вкусно кормила и гуляла перед сном. Привычно молчали или беседовали, проговаривая свой день. Им была интересна каждая деталь, каждая подробность жизни другого. Например, Феликс пугался, когда узнавал, что Маша попала под дождь, а потом полдня провела в мокрых туфлях. Какая ещё Дина?

Бред какой-то...

По ночам они зачинали своего ребёнка. А утром Феликс уходил в институт и видел Дину – такую сильную, самодостаточную. Начиналась другая жизнь, в которой он любил Дину.

Феликс хотел, чтобы Дина всегда была рядом, но не ВМЕСТО Маши, а ВМЕСТЕ с Машей. Он любил обеих, Такой он был гаремный человек, как петух в куриной стае.

Он – самый пёстрый и наглый. А они – вокруг него. Он бы их любил, каждую по-своему, и за каждую отвечал: добывал червяка и мял, чтобы несли яйца. Все, как положено.

Откуда в Феликсе была эта гаремность? Может быть, таким петухом был его отец Илья Израйлевич? А может быть, отец ни при чем. Он сам такой, Феликс. В этом его самоутверждение и самореализация.

Дина ждала от Феликса поступков типа развода с женой, официального предложения руки и сердца. Но Феликс тянул, медлил, ни на что не решался. Дина стала нервничать, в ход пошли спиртные напитки и скандалы.

Это стало утомительно и не по карману. Феликс переместил свои интересы с Дины на Зину. А пока Зина разобралась, что к чему, Феликс окончил институт и защитил диплом, С отличием.

Он мог бы остаться в Москве, но захотел вернуться в Одессу. Там – море. А здесь его нет.

Когда Феликс ходил по центру Одессы, он знал, что можно сесть на любой вид транспорта, и тот за полчаса привезёт к морю. Можно встать у кромки и смотреть, как дышит море – параллельный мир, со своей жизнью внутри, зависимостью от Луны. Может быть, море влюблено в Луну, в этом причина приливов и отливов.

А здесь, в Москве, среди каменных домов, он спохватывался иногда: а где же море?.. Потом вспоминал, что его нет. И становилось так грустно...

Феликс и Маша вернулись в Одессу. Началась новая взрослая жизнь, Феликс искал и не мог найти нужный материал для своего первого фильма. То, что ему нравилось, – не принимали. А то, что предлагали, – фальшиво, неинтересно, воротило с души. Но надо было жить, есть, на что-то опираться. Феликс опирался на Машу.

Маша пошла работать в музыкальную школу, преподавала сольфеджио.