– Мне жаль, – прошептала она Сету.

Адвокаты помогли им выбраться из зала суда.

Эверетт, как представитель прессы, взялся снимать для «Скупа». Лезть к Саре в такой тяжелый для нее момент не хотелось. Но выбора не было, и на улице он бросился к ним среди прочих фоторепортеров и телекамер. Работа у него такая. Сет, чуть ли не рыча, продвигался через толпу, а у Сары, следовавшей за ним к поджидавшей машине с водителем, было полуобморочное состояние. Окруженные толпой, они сели в автомобиль и в считанные секунды уехали.

Эверетт увидел Мэгги на ступенях здания суда. Она не смогла подобраться к Саре, чтобы сказать хоть слово. Эверетт махнул ей рукой. Заметив его, она подошла. На ее лице застыло скорбное выражение, хотя вердикт ни для кого не явился неожиданностью. Все предвидели суровость наказания. Сколько дадут Сету, никто не мог сказать, но все не сомневались, что много. Ведь Сет, в надежде на высокооплачиваемых адвокатов, даже не признал себя виновным и выбрал судебное разбирательство, на которое ушли деньги налогоплательщиков. Однако все оказалось напрасным. Не признав себя виновным, Сет лишь ухудшил свое положение, по сути, отказавшись от снисхождения. Теперь судья с большой долей вероятности даст ему по полной, притом, что у судьи в случаях с подобными преступлениями имелась определенная свобода действий в вынесении приговора. Мэгги боялась самого сурового наказания для Сета, а значит, и для Сары.

– Как же мне ее жалко, – говорила Мэгги, идя с Эвереттом к его автомобилю в гараже, арендованному за счет «Скупа».

Его работа в Сан-Франциско была окончена. Он прилетит только в день вынесения приговора и, быть может, сделает несколько снимков Сета, конвоируемого в федеральную тюрьму. Через тридцать дней для Сета будет все кончено. А пока его выпустили на свободу под залог. Как только поручитель вернет Сету деньги, они пойдут на покрытие гражданских исков, инициированных против него обманутыми инвесторами. Признание судом его вины являлось для них неоспоримым подтверждением, полностью оправдывавшим их иски и обещавшим успех. Саре с детьми после покрытия их исков не останется ничего. Она это прекрасно сознавала, как и Эверетт с Мэгги. Она оказалась обманута так же, как и инвесторы Сета. Только инвесторы могли подать иски против него, правительство было вправе наложить на него штраф, а Саре оставалось одно – подбирать осколки их прошлой жизни. Мэгги это казалось ужасно несправедливым, но в жизни всякое случается. Смотреть, как нечто подобное происходит с достойными людьми, было больно, и Мэгги выглядела подавленной. Они сели в машину.

– Понимаю, Мэгги, – мягко сказал Эверетт. – Мне тоже это не нравится. Но его невозможно было спасти. – Неприятная история с печальным концом, без хеппи-энда для Сары, которая надеялась всю жизнь прожить с Сетом, чего ей желали и все остальные.

– Надо же такому случиться!

– Да уж!.. – Эверетт завел мотор. Тендерлойн находился недалеко от здания суда, и всего через несколько минут он затормозил перед домом Мэгги.

– Вы сегодня уезжаете? – грустно спросила Мэгги.

– Наверное. Завтра утром мне нужно в редакцию. Я должен просмотреть снимки и подготовить материал. Не пообедать ли нам до моего отъезда? – Ужасно не хотелось с ней расставаться, но он уже и так больше месяца провел в Сан-Франциско, и в «Скупе» ждали его возвращения.

– Я, кажется, не могу есть, – честно призналась Мэгги и, с задумчивой улыбкой посмотрев на него, сказала: – Я буду скучать по вас, Эверетт.

За это время она так привыкла видеть его каждый день – и в зале суда, и за его пределами. Почти каждый вечер они вместе ужинали. С его отъездом в ее жизни образуется пустота. Хотя это при всем остальном также давало ей возможность проверить свои чувства. Ей, как и Саре, предстояло принять важное решение. Если Сара надумает остаться с Сетом, хорошего от жизни ждать нечего, кроме его освобождения, до которого далеко, как до луны. Он еще даже не начал отбывать срок, который еще и не объявили. А когда объявят, она будет отбывать срок вместе с ним. Мэгги это казалось ужасно жестоким и странным наказанием. Что касается ее самой, то любой ее выбор окажется конструктивен, хотя в каждом случае она что-то теряет тоже. Но ведь и приобретает. Отделить одно от другого невозможно. В этом-то и состояла главная трудность.

– Я тоже, – сказал Эверетт, улыбаясь. – Увидимся, когда приеду на вынесение приговора. А может, и так как-нибудь вырвусь на денек, если захотите. Это зависит от вас. Только позвоните.

– Спасибо, – тихо поблагодарила Мэгги, не сводя с него глаз. Эверетт наклонился и поцеловал ее. У нее замерло сердце. Она на миг прильнула к нему, удивляясь, как можно отказаться от этого, и одновременно зная, что, возможно, ей придется это сделать. Они любили друг друга, но сказать друг другу им пока было нечего.

Чтобы убедиться, что Сет не наделает глупостей, Сара зашла с ним в его квартиру на Бродвее. Он то злился, то впадал в оцепенение, его нервы натянулись как струны. Казалось, он вот-вот снова заплачет. Ехать к Саре он отказался – не хотел встречаться с детьми. Его внутренний разлад и отчаяние тотчас передались бы им. Они, конечно, ничего не понимали, но чувствовали: с родителями происходит что-то неладное. На самом деле неладное началось уже давно, когда Сет впервые решился провести инвесторов, полагая, что все останется шито-крыто. И вот теперь Салли предстояло отправиться за решетку в Нью-Йорке. А за ним и ему, Сету.

Не успел он войти в квартиру, как сразу же принял две таблетки успокоительного и налил полстакана скотча. Сделав большой глоток, он остановил взгляд на Саре. Видеть в ее глазах страдание было невыносимо.

– Мне жаль, детка, – проговорил он между глотками. Он не обнял ее, не стал утешать. Все его мысли были только о себе. Как всегда.

– Мне тоже, Сет. Ты сможешь побыть ночью один, иди мне остаться с тобой? – Оставаться ей не хотелось, но пугали таблетки и скотч. Сет вполне мог, пусть даже случайно, убить себя. После удара, которым стал для него вердикт присяжных, нельзя было оставлять его одного. И если бы он захотел, Сара осталась бы. Ведь он ей все-таки не чужой человек, он ее муж, отец ее детей, хотя, по всей видимости, никогда не задумывался, каково им. Ведь в тюрьму-то сядет он, рассуждал Сет, а не жена. Однако Сара по его милости на самом деле уже давно находилась в тюрьме, уже одиннадцать месяцев, с той самой майской ночи, когда разразилось землетрясение, и рухнула их жизнь.

– Со мной все будет нормально. Сейчас напьюсь до беспамятства. И буду пить, не просыхая весь следующий месяц, все тридцать дней, пока этот урод не засадит меня за решетку до конца жизни. – Причем тут судья? Сет сам себе все это устроил, но не понимал этого. – Поезжай к себе, Сара. Со мной все будет в порядке. – Его голос звучал не очень убедительно, и Сару не отпускало беспокойство. Как всегда, он думал только о себе. Но тюрьма грозит все же ему, а не ей, что правда, то правда. Так что в таком его состоянии нет ничего удивительного, хотя виноват во всем только он. Сара могла уйти от случившегося. Сет не мог. И через месяц, он знал, его жизнь кончится. В тот вечер о разводе он не заикался – не мог слышать об этом от Сары, а она не нашла в себе сил начать разговор. Тем более что она еще ничего не решила и даже не успела подобрать слов выразить это состояние.

Вопрос о разводе возник через неделю, когда Сет, забиравший детей к себе, привез их назад. Он брал их на несколько часов. Выдержать больше не смог – слишком был подавлен, на него больно было смотреть. Сара исхудала. Одежда на ней висела, черты лица заострились. Карен Джонсон настоятельно рекомендовала ей пройти обследование. Но Сара и так знала, что с ней происходит. Жизнь распадалась на части, муж надолго отправится за решетку. Они все потеряли, и вскоре она лишится того последнего, что у нее осталось. Ей больше не на кого полагаться, только на себя. Вот так все просто.