– Ну как дела? – спросил Сет, когда Оливер потопал вперед.

Мальчик уже начал ходить. Молли тоже бросилась к елке за подарками. Сет купил ей розовый трехколесный велосипед, куклу с нее ростом и еще много всякого. С деньгами у него, как и у Сары, было туго, но он в отличие от жены привык их транжирить. Сара теперь старалась экономить. Тратила зарплату и то, что Сет ей давал на детей, с оглядкой. Помогали родители. Они пригласили ее на праздники к себе, но Сара предпочла остаться дома, чтобы не разлучать детей с отцом. Ведь это Рождество могло стать его последним праздником на свободе, и Саре не хотелось лишать его детей, а детей – отца.

– Нормально, – ответила Сара и заставила себя улыбнуться – все-таки праздник.

На самом деле от их отношений остались лишь обломки. Оба это понимали. В глазах Сары отражалось горькое разочарование от жестокого предательства, так неожиданно открывшегося. Сара до сих пор не понимала причину случившегося и по-прежнему корила себя за то, что не смогла вовремя распознать в Сете то, что роднило его с людьми вроде Салли, а ей было абсолютно чуждо. И это пугало. С ней под одной крышей жил чужой человек. Знакомиться с ним теперь было поздно, да она и не хотела. Этот чужак сломал ей жизнь. И теперь она медленно, но верно снова выстраивала ее – сама. За ней начали ухаживать мужчины, они назначали ей свидания, но это ее не интересовало. Сара продолжала считать себя замужней женщиной, пока решение о разводе не принято. Она отложила его до окончания суда, если только оно само не придет к ней раньше ослепительной вспышкой. Они с Сетом все еще продолжали носить обручальные кольца, по крайней мере пока.

Сет вручил ей подарок. Сара тоже кое-что ему приготовила – купила кашемировую куртку и несколько свитеров. Сет подарил прекрасный норковый полушубок, как раз такой нравился Саре. Полушубок оказался великолепный, темно-коричневого цвета. Распаковав подарок, Сара тут же его надела и поцеловала Сета.

– Спасибо, Сет! Ей-богу, не стоило.

– Стоило, – печально ответил Сет. – Ты заслуживаешь гораздо большего. – В былые времена он преподнес бы ей какое-нибудь шикарное украшение от Тиффани или Картье, но в этом году не мог себе этого позволить и уже, наверное, никогда не сможет. Драгоценности Сары месяц назад наконец продали. Вырученные с продажи деньги были заморожены вместе со всеми остальными средствами, тогда как счета за судебные издержки росли как на дрожжах.

Сара оставила у него детей до завтра. Для Олли Сет купил кроватку, а Молли намеревался положить в постель к себе: в его маленькой однокомнатной квартирке не было больше места.

Поцеловав его, Сара ушла. На душе скребли кошки. Свалившиеся на них беды казались неподъемными. Но ничего не поделаешь, выбора нет.

Утром на Рождество Эверетт отправился на собрание «Анонимных алкоголиков». Именно на этом собрании ему хотелось обязательно выступить. Собралось много молодежи, несколько вконец опустившихся типов, горстка богачей из Голливуда и даже несколько бездомных. Эверетту такой набор нравился: компания выглядела естественно, не в пример тем, что он наблюдал в Голливуде или Беверли-Хиллз – слишком уж там все были чистенькие и прилизанные. Он предпочитал состав участников попроще и поближе к жизни. Это собрание как раз отвечало его требованию.

Во время официальной части он представился, назвал свое имя, сказал, что тоже был алкоголиком, и полсотни присутствовавших в зале хором отозвались: «Привет, Эверетт!» Даже сейчас, спустя почти два года после первого приветствия, у него потеплело на душе, и он почувствовал себя здесь как дома. Свои выступления он никогда не готовил заранее и никогда не репетировал – просто говорил, что приходило в голову или волновало в данный момент. На этот раз он заговорил о Мэгги, признался, что полюбил монахиню. Она тоже его любит, но верна данному ею обету. А потому он не должен ей звонить. Он и не звонил. Он переживал, но уважал ее желание. В машине по пути домой Эверетт продолжал размышлять о своей судьбе. О том, что он любит Мэгги так, как никого еще не любил. А ведь это чего-то да стоит… А правильно ли он поступил? Может, стоило за нее побороться? Это как-то раньше не приходило Эверетту в голову. Он резко развернул машину и направился в аэропорт. Дорога в рождественские праздники была свободна. Он успевал на рейс Лос-Анджелес – Сан-Франциско в тринадцать ноль-ноль. Значит, около трех часов он приземлится в аэропорту. И не было в тот момент силы, способной остановить Эверетта.

Купив билет, он сел в самолет и уставился в иллюминатор. Внизу проплывали облака, еще ниже – поля, леса и дороги. Ему не с кем было встречать Рождество, но если Мэгги откажется его видеть, много он не потеряет, только время да деньги за билет туда и обратно. Попытка не пытка. Последние три месяца он совсем извелся от тоски и беспрестанно вспоминал Мэгги – ее мудрые советы и замечания, звук голоса и яркие голубые глаза. Не терпелось поскорее увидеться с ней. Их встреча была бы самым лучшим и единственным для него рождественским подарком, И у него для Мэгги, кроме любви, тоже ничего не было.

Самолет приземлился на десять минут раньше, еще не было и двух. Когда Эверетт на такси подъехал к дому Мэгги в Тендерлойне, было двадцать минут третьего. Эверетт чувствовал себя школьником, который решил зайти к подружке, но сомневался, впустят ли его. На входной двери был домофон, так что их переговоры могут завершиться очень быстро, но попытаться все же стоило. Нельзя вот так просто позволить ей уйти из его жизни. Любовь – такой редкий и ценный дар, что им нельзя разбрасываться. Никто еще не был ему так дорог, как Мэгги. Он ее считал святой. Впрочем, как и все остальные, кто ее знал.

Расплатившись с водителем, Эверетт в тревоге подошел к подъезду и поднялся по разбитым, выщербленным ступеням. Тут же на лестнице два пьяных типа распивали бутылку. По тротуару в поисках клиентов прохаживались проститутки. Все как всегда, Рождество не влияло на их расписание.

Эверетт набрал номер квартиры. Никакого ответа. Он уже собрался позвонить Мэгги на сотовый, но побоялся, что она узнает его по номеру. В джинсах и толстом свитере, он сел на ступеньку. Было холодно, но солнечно, а потому хорошо. Он не уйдет отсюда, пока не дождется Мэгги. А она в это время наверняка раздает нищим где-нибудь в столовой рождественский ужин.

Пьянчуги на ступеньках продолжали попеременно прикладываться к горлышку. Один из них, взглянув на Эверетта, протянул ему бутылку. Пили они бурбон, самый дешевый, в самой маленькой бутылке, на которую удалось наскрести. Пьяные в стельку, они распространяли вокруг себя ужасное зловоние, и оба улыбались беззубыми ртами.

– Пьешь? – заплетающимся языком спросил Эверетта один из них. Другой, казалось, уже был в невменяемом состоянии.

– Парни, а вам никогда не хотелось вступить в общество «Анонимных алкоголиков»? – дружелюбно обратился к ним Эверетт. Тот, что держал бутылку, с отвращением покосился, затем толкнул приятеля в бок и кивнул на Эверетта. Оба, не говоря ни слова, поднялись и побрели к другой лестнице, где продолжили начатое. «Слава Богу, я избежал этого», – глядя им вслед, подумал Эверетт. Куда лучше провести Рождество в ожидании любимой женщины.

Мэгги с Сарой хорошо посидели в ресторане. Им подали отменный ужин. К чаю – булочки, пирожные и канапе. Они непринужденно болтали за чашкой чаю «Эрл Грей», но Мэгги отметила, как подавлена Сара, хотя тревожить ее расспросами не стала. Ей и самой было не по себе – она тосковала по Эверетту, их веселым беседам, зная при этом, что теперь они никогда больше не увидятся. Встретив его вновь, Мэгги не смогла бы устоять. Она исповедалась и укрепилась в своей решимости. Но тоска не отпускала – очень уж близко Мэгги подпустила Эверетта к себе.

Сара рассказывала о встрече с Сетом, говорила, что скучает по нему и по ушедшей безмятежной жизни. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь наступит такой конец?..