Мы также съездили в Керн-Аббас, посмотреть на местную достопримечательность — Дорсетского Великана. Он представляет собой изображение огромного мужчины (ростом в несколько сот футов), вырезанное на склоне мелового холма. В одной руке он держит занесенную вверх дубинку и вид имеет самый устрашающий. Великан изображен обнаженным, с внушительным фаллосом. Джон утверждает, что у наших предков он считался символом плодородия. А мне кажется, что фигуру вырезали для того, чтобы пугать до смерти местных дам. Представляю, как они возвращаются домой и заявляют своим мужьям: «Только, пожалуйста, не говори мне, что вы собираетесь сражаться с этими!»
Прочитали Ваше письмо, в котором Вы пишете о Бодмин-Муре и Карлионе на Уске. Собственно, я вожу его с собой — вместе с нарисованной Вами картой и другими нашими путеводителями. Джон сразу же загорелся, хочет в ближайшее время посетить оба места.
Поскольку сейчас самый сезон для малины и клубники, то в Девоншире мы досыта наелись топленых сливок. Я узнала рецепт, и теперь, когда кто-то из соседей угощает нас молоком, я готовлю это блюдо дома. Все достаточно просто. Молоко надо вылить в неглубокую посуду и поместить в теплое место, например, на плиту. Затем, по прошествии времени, я переставляю кастрюльку на пол — он у нас на кухне каменный, и выдерживаю еще несколько часов. Потом снимаю поднявшиеся сливки и ставлю в холодильник. Подавать лучше всего с ягодами. Вкуснотища неимоверная! Я здесь не расстаюсь со своей поваренной книгой — называется «Кулинарные рецепты Констанс Спрай», уже научилась вполне прилично готовить индийское карри. Все ингредиенты мы заказываем в лондонском универмаге «Бомбей Импариум». Собираемся по осени устроить карри-вечеринку.
Надеюсь завтра получить рукопись. Я разговаривала с нашей машинисткой, миссис Уэбб. Она как раз перепечатывала то место, где подруга одного из рыцарей стирает его белье и развешивает на просушку на кустах крыжовника. Все это происходит вечером, после чего они проводят ночь в лесу. Миссис Уэбб улыбнулась и спросила, известно ли мне, что в Англии детей находят не в капусте, а под кустами крыжовника. Я, естественно, этого не знала. Джон тоже — и очень развеселился, услышав эту историю.
ЭРО И ЧЕЙЗУ
Сомерсет, 13 июля 1959 г.
Естественно, я так и не делаю записей. Каждый день обещаю себе, но все руки не доходят. Зато я многое обдумал. Собираюсь заново переписать начало главы о Ланселоте. Мне кажется, теперь я знаю, как это должно выглядеть. А после Ланселота планирую вернуться к началу романа, кое-что переделать. Надеюсь, теперь все получится. Время покажет.
Чейз, очень благодарен Вам за работу по Мэйден-Каслу. Я все еще мучаюсь сомнениями относительно названия. Главным образом потому, что имею на сей счет мексиканский опыт — видел, как там все происходило. Испанцы приехали, услышали какие-то ацтекские названия и переиначили на свой, испанский лад. Таких примеров сотни. Взять хотя бы Куэрноваку — сейчас это переводится как «коровий рог». А изначально ацтеки называли это место «Куанахуатль», что означало «орлиное место». Вот пожалуйста — созвучие названий в некоторой степени сохранилось, а смысл полностью исказился. Однако тогда людям было важнее, как звучит имя, нежели что оно обозначает. И я подозреваю, что первая часть названия Мэйден-Касл сохранилась из какого-то более древнего языка (скорее всего, индоевропейского), утратив на протяжении веков первоначальное значение.
Все это очень интересно, но не более того. В настоящее время меня больше увлекает работа над «людьми» в этих историях. Очень рад, Чейз, что мое «Тройное странствие» Вас немного развлекло. По крайней мере, это как-то оправдывает появление в повествовании трех дам. Мое видение Ланселота сильно изменилось с тех пор, как я вплотную занялся его приключениями. Теперь этот образ стал больше осмысленным, и даже потянулись какие-то ниточки к дальнейшим приключениям с Граалем. С этой историей тоже проблемы. Вообще в европейской традиции всегда первостепенное значение придавалось самому Граалю, а поиски его рассматривались постольку поскольку. Но мне кажется, что процесс поиска очень интересен и важен. Я намереваюсь сосредоточить внимание именно на нем, а Грааль будет фигурировать просто как цель поиска. И вот еще что: в этой части я надеюсь избежать долгого подготовительного этапа. Довольно бесконечных обсуждений и полевых исследований. Вы получите уже готовую вещь — как свершившийся факт. Слишком много у меня в прошлом пробных прогонов. Теперь я уже все знаю, понимаю и намереваюсь писать.
ЭРО
Сомерсет, 25 июля 1959 г.
Вчера, уже после того, как получил Вашу телеграмму, я отослал Вам самую первую часть «Ланселота». Этот шаг видится мне достаточно благоразумным. Если даже текст потеряется по дороге, то в качестве страховки у меня остается копия — она бледненькая, но тем не менее вполне читаемая. Да и в конце концов у меня еще никогда ничего не терялось. Напишите, как Вам понравится рукопись. У меня такое чувство, будто текст наконец-то начинает принимать желаемые очертания. Вы сами увидите, как в ходе работы авторская позиция постепенно меняется. Теперь я не боюсь вставлять свои объяснения в особо темных местах. А кое-где приходится что-то выкидывать — там, где идет совсем уж бессмысленный текст (либо он был таковым изначально, либо стал со временем). И если повествование порой принимает несколько нереальный оттенок, что из того? У нас вся жизнь такова, что порой смахивает на сон. Многие люди проводят большую часть жизни в полусне и гордо именуют это реальностью. Там, где возможно привязать текст к современности — если ситуация одинаково верна и для того, и для нашего времени, — я, сообразуясь с собственными представлениями, так и поступаю. И поскольку вся история видится мне несколько декоративной, то я пытаюсь придать ей сходство со средневековой живописью. Ввожу некий официоз, но стараюсь делать это не слишком часто. Гораздо больше сил у меня уходит на то, чтобы «оживить» героев. В этой первой части (которая еще далека от завершенности) Ланселот пока не столкнулся с проблемой двойственности своей натуры. Ему еще только предстоят нравственные испытания. Вот почему мне так дорог этот персонаж: жизнь устраивает ему проверку на моральную прочность, Ланселот ее не выдерживает, но при этом остается честным, благородным человеком.
Элизабет, Вас беспокоит возможное влияние Винавера на мою работу. Не знаю, я, конечно, не уверен, но мне кажется, что профессор Винавер первый бы мне поаплодировал. Он вовсе не такой закосневший книжный червь, как Вам видится. И он лучше других знает, каким изменения уже подвергалась эта история. Я почти уверен: Винавер бы одобрил то, что я делаю. А если даже и нет, это уже ни на что не повлияет — я слишком далеко продвинулся на своем пути, и обратной дороги нет. Я научился доверять своему творческому воображению и теперь получаю подлинное удовольствие от самого процесса работы. Кстати, Вы не находите, что меня следует похвалить за анализ чародейства? Он и сам по себе неплох, и к тому же демонстрирует совершенно новый подход к проблеме. Насколько мне известно, раньше никто не рассматривал вопрос с этой точки зрения.
Охотно принимаю Ваши рекомендации относительно распорядка. Я и сам решил двигаться дальше с того места, где сейчас нахожусь, и только по окончании работы снова вернуться к началу романа. В этом первом наброске я также намереваюсь по возможности отсечь все боковые ответвления сюжета и сосредоточиться на главной линии. Тристан — уже совершенно иная история. Ею можно будет заняться и позже. Сейчас я занят взаимоотношениями трех персонажей — Ланселота, Гвиневеры и Артура. Посмотрю, что можно вытянуть из этого треугольника, не изменяя основного содержания романа. И знаете, будь моя воля, я бы назвал книгу именем Ланселота, а не Артура. Он мой парень, я его понимаю. А сейчас начинаю понимать и Гвиневеру. Надеюсь, через этих двух персонажей я приду и к пониманию Артура.
