Возвращаясь к Мэлори — вернее, к моей интерпретации его интерпретации — хочу выразить надежду, что этим дело не кончится, и что основной текст выйдет в сопровождении интерпретации (то бишь пояснения) уже моей интерпретации. Я продолжаю писать, несмотря на все сложности, возникающие в ходе работы. Что меня раздражает больше всего, так это вопиющая абсурдность большей части повествования. Две трети материала вообще не имеют никакого смысла — так, детский лепет в темноте спальни (если Вы когда-нибудь проводили лето в скаутском лагере, то поймете, о чем я). Сначала у меня просто руки чесались повыбрасывать всю эту ерунду из текста. Но затем я вспомнил бесконечные прения в нашем конгрессе, слушания по делу Сакко и Ванцетти… или же разглагольствования о «превентивной войне» и нашей политической платформе, а также расовые проблемы, которые никак не удается уладить… и внутригосударственные отношения, и движение битников — и тогда мне стало ясно, что весь наш мир построен на абсурде. В рамках этой схемы рыцарские странствия выглядят ничуть не глупее того, что происходит в современном мире. Очевидно, бессмыслица заложена в самой человеческой природе. Попробуйте проанализировать поведение людей с точки зрения здравого смысла, и Вы убедитесь в моей правоте. Раскритиковав в пух и прах все человечество, я оглянулся на собственную жизнь и увидел, что и сам-то не слишком отличаюсь от порицаемого мною большинства. Я тоже принадлежу к той же самой глупой породе и барахтаюсь в той же луже, что и все человечество. Склонность к бессмысленным поступкам у меня в крови, и тут уж ничего не поделаешь. Однако, открылось мне, абсурд этот тоже имеет смысл. Он напоминает откровения дельфийских пифий, которые под воздействием наркотических воскурений несли всякую околесицу. И лишь потом, задним числом, их предсказания приобретали некую осмысленность.
Сейчас я пишу главу о Гавейне, Ивейне и Мархальте. Мне пришлось изрядно покорпеть над образами этих парней. Дело в том, что у Мэлори концы не сходятся с концами. Просто какое-то нагромождение ненужных деталей, невыполненных обещаний и неоконченных сюжетов. Взять хотя бы тот же белый щит — он появляется, а затем исчезает, так больше и не всплыв на протяжении романа. К чему он был, для чего? Непонятно… Хочется верить, что мне удалось вдохнуть немного жизни в этот эпизод (боюсь только, что совсем немного). Со временем я чувствую себя все более свободно в рамках повествования. Правда, здесь тоже требуется чувство меры. Необходимо сохранять уважение к материалу, ибо, отвергая какие-то сюжеты, вы отвергаете и действующих персонажей.
В творческой среде существуют люди двух типов. Основная масса вообще предпочитает не задумываться. Они глубоко убеждены, что золотой век человечества миновал и возврата к нему нет. Эти люди приспособились к существующему положению вещей и пытаются его сохранить — по принципу «как бы хуже не вышло». Но время от времени среди нас попадаются люди, которые верят в совершенствование, верят в прогресс. И пусть таких людей немного, и борьба их чаще всего не эффективна — но все же это представители совсем иной породы. Смех и слезы — и то, и другое вызывает сокращение мелких лицевых мышц. И в этом смысле они не так уж отличаются друг от друга: оба служат проявлением чувств, оба исторгают соленую влагу из глаз, и оба дарят нам в конце концов облегчение. Известно, что марихуана вызывает у людей немотивированный смех, а побочным эффектом алкоголя являются пьяные слезы. И тем не менее оба стимулятора сопровождаются похмельем. Когда мы читаем, что «рыцарь настолько расстроился, что без чувств упал наземь», не принимайте это за поэтическую гиперболу. Я думаю, именно так все и было — рыцари падали в буквальном смысле слова. Тогда так было принято, от них этого ждали, и они вели себя традиционным образом. Господи, знали бы Вы, сколько поступков я совершал в своей жизни исключительно из потребности соответствовать чужим ожиданиям (интересно, а бывало ли когда-то иначе?)
Даже странно, какие порой возникают неожиданные ассоциации. С месяц назад, когда я обдумывал замысел книги, мною была сделана короткая запись в рабочем блокноте. Сейчас мне хотелось бы ее воспроизвести:
«Когда я читаю о расширяющейся вселенной, новых звездах и красных карликах, о звездных вспышках, исчезновении старых солнц и нарождении новых — то есть узнаю все те новости, которые доносят до нас световые волны, до меня вдруг доходит, что все эти события и явления имели место быть многие миллионы лет назад. И тогда я начинаю думать, а что там происходит сейчас? Откуда мы знаем, что все эти процессы, оставшиеся в далеком прошлом, вдруг не изменились самым радикальным образом? Вполне возможно, что той действительности, которую ежедневно регистрируют наши мощные телескопы, давным-давно не существует. Все эти жуткие катаклизмы исчезли вместе с самими звездами задолго до того, как наш мир сформировался. И Млечный Путь — не более чем воспоминание, долетевшее до нас на крыльях света».
ЭРО
Сомерсет, июнь 1959 г.
Увы! Я вынужден с Вами согласиться — Артур был полным простофилей. Глядя на то, что он вытворяет, так и хочется завопить: «О, нет, только не это! Неужели опять! Смотри в оба, болван — у него же в кармане пушка!» Ну, точь-в-точь, как старых фильмах, когда наш любимый герой намеревается по собственной глупости угодить в ловушку мерзкого злодея. С Артуром у меня было полное ощущение дежавю. Мало того, глупость начинала расползаться, захватывать даже весьма сообразительные персонажи. Взять хотя бы Моргану: как может эта женщина — достаточно умная и даже коварная, чтобы замыслить убийства короля, — так вот, как может она веселиться и заниматься своими делами, даже не убедившись, что ее план приведен в исполнение? Что поделать, это литература. Вспомните, если хотите, Иегову из Нового Завета. Этакий Бог, который — подобно новичку на «Дженерал моторс» — не может найти себе занятия. Он раз за разом совершает ошибки, злится и в ярости ломает свои игрушки. Или другой пример — злополучный Иов. Так и кажется, что литература не может обойтись без воплощенной глупости. Ведь посмотрите, ум и сообразительность здесь почти исключительная прерогатива отрицательных персонажей. Поневоле задумываешься: а может, в самой человеческой природе заложено неприятие ума, и потому все хорошие герои традиционно глупы? А ум почти автоматически приравнивается к злу? Удивительно, но факт.
У меня такое чувство, что в описаниях странствий Гавейна, Ивейна и Мархальта я достиг значительных высот. Во-первых, сама история получилась намного лучше других, а во-вторых, это я ее открыл. Можно сказать, что Мэлори заронил зерно — посеял этот эпизод и позабыл о нем. А я наткнулся на него и подобрал. История и так-то не маленькая, а я еще ее удлинил. Пусть Вас это не пугает, я разбил ее на три отдельные части. Так или иначе, а я получил огромное удовольствие, пока ее писал.
Я не устаю удивляться отношению Мэлори к женщинам. Он их очень не любит, в особенности тех, которые не желают быть просто предметом домашней обстановки. И вот еще: неприязнь к карликам — здесь уже попахивает патологическим страхом перед мужественностью. Однако же мы знаем, что в пятнадцатом веке люди отнюдь не являлись сплошь простофилями. Мы знаем — из переписки Пастонов и прочих источников, — что тогдашние люди были достаточно энергичными и вполне могли о себе позаботиться. Человек пятнадцатого столетия так же мало похож на персонажей Мэлори, как какой-нибудь герой вестерна на реального человека с Дикого Запада. Просто и в том, и в другом случае мы имеем дело с проявлением почти детской тоски по минувшим временам, когда жизнь была проще, а великие мира сего могли позволить себе роскошь не быть самыми умными. В ситуации Мэлори нашелся же какой-то ушлый злодей, который чуть не полжизни продержал гениального писателя в тюремной камере. И даже не дал ему возможности предстать перед судом. И дело здесь не в каких-то преимуществах. Просто некоторые облеченные властью люди не желали, чтобы скандальный аристократ маячил у них перед глазами. В то время, когда Мэлори писал свой роман, мир уже не был юным и невинным. Напротив, он был достаточно старым и греховным. И циничным. И уж тем более не является юным и невинным современный мир, в котором процветают вестерны и дешевое чтиво. Неужели же будущее нашей литературы связано лишь с Микки Спиллейном и иже с ним? Не могу поверить!
