Внезапно Арман перестал ее ласкать, и Элиза с протестующим стоном потянулась к нему. Он подхватил ее на руки, и их губы слились в жарком поцелуе. Желая полнее почувствовать близость мужчины, Элиза проворно стянула с Армана рубашку, и ее грудь оказалась прижатой к его теплой и сильной груди. Это прикосновение возбудило обоих, и они поспешно избавились от остальной одежды, а затем, не осознавая, что происходит, подчиняясь одному всепоглощающему чувству, преодолели последнюю грань, разделявшую их. В какую-то минуту наслаждение стало таким непереносимо острым, что Элиза громко закричала, впиваясь ногтями в мускулистую спину мужчины и изгибаясь в его объятиях всем телом. А вслед за этим волны безграничного экстаза затопили ее всю целиком, заставив на время отрешиться от действительности.

Обессиленная, Элиза лежала на груди Армана, мысленно переживая все, что сейчас произошло. Она чувствовала себя опустошенной накалом собственных чувств. Боже! Она даже не подозревала, что близость с мужчиной может дарить столь прекрасные ощущения! Так хорошо ей не было даже с Гордоном. Конечно, ее герцог был искусным любовником и знал, как доставить женщине наслаждение, но с Арманом все получилось как-то не так. Острее, ощутимее, более непосредственно и захватывающе. Но почему, в чем секрет очарования этого мужчины? Отчего ее так неудержимо, так мучительно влечет к нему? Ответа на эти вопросы Элиза пока найти не могла.

Вынырнув из пелены блаженного тумана, Элиза приподнялась и нерешительно посмотрела на Армана. Он лежал рядом, небрежно поигрывая длинными прядями ее волос. Встретив ее взгляд, Арман чуть прищурился, и в его небесных глазах появился легкий вызов.

– Ну что? Надеюсь, ты не раскаиваешься в том, что все случилось столь поспешно? – спросил он, и его лицо чуть заметно напряглось.

Элиза глубоко вздохнула, не сразу подыскав для ответа нужные слова. Раскаивалась ли она? Святая Дева, конечно же, нет! Но в то же время чувство самосохранения подсказывало ей, что она должна быть осторожной и не давать больше воли своим чувствам. Все, что с ней сейчас происходит, – всего лишь обычное приключение, не более того. Во всяком случае, эта история не должна перерасти во что-то большее, и она, Элиза, позаботится об этом.

Постаравшись успокоиться, Элиза безмятежно улыбнулась и благодарно, но едва ощутимо коснулась губами щеки Армана.

– Нет, – сказала она, принимаясь расправлять свою измятую одежду, – я ни в чем не раскаиваюсь, Арман. Глупо сожалеть о том, что уже произошло. К тому же мне было очень хорошо с тобой.

– Приятно это слышать, – с легкой иронией отозвался он.

Одевшись сам, Арман помог Элизе облачиться в амазонку и с сожалением посмотрел на опустевшую корзинку.

– Зря мы съели все сразу, – заметил он с отрывистым смешком. – Сейчас нам совсем не помешало бы подкрепиться, да?

– Но у нас еще осталось вино!

– Неужели? Но это же просто замечательно!

Наполнив небольшие фарфоровые бокальчики, Лаваль протянул один из них Элизе, а другой осушил сам. Потом, глубоко вздохнув, посмотрел на Элизу, и игривое выражение вдруг слетело с его лица.

– Наверное, сейчас самое время сказать, что я очарован тобой, моя принцесса, – тихо проговорил он, несмело коснувшись ее руки.

Его непривычная робость показалась Элизе несколько забавной, учитывая, насколько он был совсем недавно напористым, и она с трудом сдержала улыбку. Но небесные глаза Армана смотрели так серьезно, что ей вдруг совсем не захотелось смеяться. Одарив Лаваля ласковой улыбкой, Элиза нежно прильнула к нему и так же тихо сказала:

– Я безумно рада, что мы встретились вновь, Арман.

Из его груди вырвался нервный смешок, и он шутливо потрепал возлюбленную по волосам.

– Не совсем то, что я надеялся услышать. Но это не важно. Главное – ты рядом. И впереди нас ждет много-много чудесных минут.

На ночь они не вернулись в город. Арман привез Элизу в небольшую деревенскую гостиницу, где им сдали уютную комнатку в мансарде, под самой крышей. За этот день они так вымотались, что уже не могли ничем заниматься, кроме как только лежать рядом и смотреть друг на друга. Приподнявшись на локте, Элиза с восхищением рассматривала многочисленные шрамы Лаваля, полученные в разных сражениях. Их было очень много, и все они были разными. Короткие и длинные, застарелые, побелевшие от времени, и относительно свежие, еще не поджившие розовые полоски…

– Боже мой, сколько же их у тебя, – изумленно протянула она, покачивая головой. – Просто не представляю, как ты вообще остался жив после такого числа сабельных ударов! Наверное, тебе часто приходилось испытывать боль, да?

– Кто боится боли, тому нечего делать на войне, – с усмешкой ответил Арман. – Но должен заметить, что мне обычно везло. Большинство ранений были легкими и лишь подпортили мне шкуру. Надеюсь, тебе не очень неприятно видеть эти отметины?

Он пристально посмотрел ей в глаза, словно не доверяя словам.

– Вовсе нет, с чего ты взял? – возразила Элиза с легким смущением. – Просто это так непривычно. Раньше мне не приходилось видеть…

Она растерянно замолчала, сообразив, что говорить такие вещи не совсем прилично.

– А многих мужчин ты знала за свои двадцать лет, дорогая? – внезапно спросил Арман.

– Всего двух, кроме тебя, – бывшего мужа и Сазерленда.

Лаваль усмехнулся, качнув головой:

– Плохо.

– Почему?!

– Потому что это значит, что ты все время будешь сравнивать меня со своим, гм, покровителем, как ты его называешь.

– Но ты ничуть не уступаешь ему! Ах, Арман, как ты можешь говорить такие непристойности? – возмутилась Элиза. – Право, ты совсем не утонченный человек!

– Но откуда же мне быть таким? Я провел свою молодость в походах, а не в светских гостиных.

– Жаль, что ты родился не в знатной семье.

Приподнявшись, он окинул ее долгим, изучающим взглядом:

– Элиза, я родился в достойной, уважаемой семье. И никогда не сожалел о том, что мой отец был торговцем. Неужели для тебя имеет такое огромное значение происхождение?

– Конечно! То есть, я хотела сказать, не очень. Кстати, Арман! – резко сменила тему Элиза, заметив, что разговор приобретает опасное направление. – Я сохранила ту записку, которую ты передал мне после возвращения в Париж. Ну, помнишь, за которой Гордон отправлял своего шпиона.

– Да? – Взгляд Армана сразу потеплел. – Признаться, я был поражен, когда ко мне явился незнакомый человек и попросил черкнуть пару слов для графини Шепард. Как тебе пришло такое в голову? Ты не доверяла Сазерленду?

– Нет, просто хотела убедиться, что он сдержал свое слово. Так, на всякий случай. Но, если честно, эта идея принадлежала герцогу. Он видел, что я никак не могу успокоиться, и решил предоставить доказательства.

– А ты не могла успокоиться? – чуть дрогнувшим голосом произнес Лаваль. – Так сильно тревожилась за меня?

Элиза посмотрела на него с легкой обидой.

– А ты сам так не думал? Наверное, ты-то забыл обо мне сразу, как только вырвался за пределы Англии!

Вместо ответа он нежно привлек ее к себе и поцеловал в висок. Забыл? Он мог бы рассказать ей о том, как она снилась ему по ночам и как он потом весь день не мог найти места от безысходной тоски. Как радовался тому, что находится на войне, где некогда предаваться посторонним размышлениям и грустить о несбыточном. Но Арман знал, что не сделает этого. Два дня назад, когда они ехали в Варшаву, Элиза поведала ему о себе много такого, чего никогда не рассказала бы в более спокойном состоянии. В том числе и о своих бесчисленных поклонниках, пытавшихся всеми правдами и неправдами отбить ее у Сазерленда. Чего будет стоить для нее его признание в любви? За эти два года она слышала их так часто, что перестала ценить. Еще одно не вызовет даже удивления. Оно будет воспринято как должное и всего лишь укрепит уверенность избалованной аристократки в своей неотразимости.

– Спи, любовь моя, – проговорил он, заботливо укутывая ее одеялом. – Иначе завтра у тебя не будет сил отправиться на новую прогулку.