– Если у тебя есть другие предложения в плане фамилии и отчества – я готов их выслушать в частном порядке, – холодно сказал Алексей. Улыбка на его лице осталась, но выглядела, словно румянец: только подуй холодным ветерком – и вот его уже нет.

– Конечно, есть! – захохотал Толик. – Например, один вариант…

– Заткнись, – раздалось со стороны дивана, и Саша Прокофьев выпустил Кристину из своих объятий, – Чувак, тебе не кажется, что пора бы выпить кофе?

– Нет, мне не кажется, чувак, – пьяно покачиваясь, Толик поднялся на ноги и шагнул в сторону Алексея. – Я задал вопрос и хочу услышать ответ.

– Ответ? – Лёша шагнул навстречу и спокойно развел руки. – Толь, здесь не может быть никакого ответа. Ты ставишь под сомнение мое отцовство? Ты ставишь под сомнение преданность моей жены?

– Да, ставлю! – с апломбом заявил Толик. – И то, и другое!

Алексей замер на мгновение, потом вдруг улыбнулся и кивнул устало:

– Ты наш гость. Давай выпьем, Толь. Раз за мою дочь ты пить не хочешь – то за всех присутствующих, надеюсь, не откажешься?

– Не откажусь.

В полной тишине гости чокнулись бокалами и опустошили их. Лиза начала накладывать на тарелку Алексею закуски, а Кристина еще раз обожгла тяжелым взглядом мужа.

– Прокофьич, по коньячку? – предложил Лёша минуту спустя. – Лизок, включи музыку, а то как на похоронах сидим.

– С удовольствием, – оживился Саша и поднялся на ноги, – Господа, предлагаю выпить за хозяев этого дома. И пожелать им счастья, здоровья и огромного терпения. Ура, товарищи!

Это простодушное «ура, товарищи» растопило лёд, и вскоре все уже общались, как ни в чем ни бывало. Все, кроме Лизы. Она сидела на стуле у окна и, игнорируя компанию, смотрела на вечерний двор и одинокую фигуру на лавочке.

Эта фигура… Что-то смутно знакомое почудилось в ней Лизе. Большой плащ, или пальто. Опущенные плечи и голова. Осанка…

– Я сейчас приду! – воскликнула Лиза, вскакивая и убегая из комнаты. – Развлекайтесь!

Пальто. К черту! Ботинки… Заедает молния. Рывок. Еще один. К черту! Где тапочки?

Ступеньки кидаются в глаза одна за другой, сердце колотится где-то под горлом, и не вздохнуть, не выдохнуть – совсем остановилось дыхание.

Улица. «Здравствуйте, теть Тань» – соседке. Двор. Ступни вязнут в песке, так и тянет споткнуться и упасть на землю.

Лавочка. Темная фигура на ней.

Здравствуй…

– Здравствуйте, – сидящий на лавочке мужчина обернулся и недоуменно посмотрел на Лизу, – Я здесь жду одного человека, так что не стоит беспокоиться…

– Я не беспокоюсь, – медленно прошептала, – Извините… Обозналась.

Спотыкаясь и пытаясь сдержать ком в груди, поднимающийся к горлу, Лиза пошла в сторону подъезда. Нечто очень печальное и трагическое было в её опущенных плечах и сжатых в замок ладонях. Как будто из жизни разом ушла вся радость. Как будто ничего хорошего уже никогда не будет.

Мне так плохо без тебя. Я стараюсь, стараюсь держать себя в руках, не думать о тебе, я выбрасываю из памяти всё, что было с тобой связано, но я не могу… Не могу без тебя. Не хочу без тебя.

Такое чувство, словно в сердце засунули руку, сжали в кулак и вырвали оттуда всё, что поместилось в ладони. Я собираю себя по кусочкам, но даже если собрать все осколки разбитого стакана – ты получишь всего лишь жалкую его копию.

Я не могу предать своего мужа. А тебя – предала… Тебя, и себя, и собственную дочь, и Лёшку… Всех – одним махом. Одним враньем. Я попыталась убедить себя и всех вокруг, что смогу без тебя жить. И не смогла.

Я слабая, слабая… Нет выхода. Нет выбора. Ничего не осталось…

– Лиза!

Лёха… Родной мой, хороший… Выскочил на улицу, даже не одевшись толком. Обнимает, вытирает мягкой рукой слёзы, ведет домой. Утешает, шепчет что-то на ухо. Почему всё так расплывается в глазах? Я ничего не хочу. Не могу. Спать… Только спать.

Одежда куда-то падает, сильные руки опускают на кровать и укутывают одеялом. Голос рядом шепчет: «всё будет хорошо». Я не верю. Ничего хорошо уже не будет. Не может быть. Просто не может.

Ошибалась Лиза. Прошло время – и всё снова стало хорошо. Конечно, не сразу – слишком много было проблем с Дашей, слишком много ночей пришлось провести у её кроватки, слишком давило чувство вины и чувство отчаяния.

Но к лету всё как-то вдруг устаканилось. Лиза ожила, расцвела – как раньше – улыбкой, но понимала в глубине души, что такой, как прежде, ей уже никогда не стать.

Удивительно, но чем больше оживала Лиза, тем мрачнее становился Алексей. Нет, внешне он остался прежним – любящим, заботливым отцом и мужем. Но какая-то странная тоска прочно поселилась в его глазах…

С мая месяца он стал всё чаще ложиться спать в гостиной – молча, ничего не объясняя. Лизу это устраивало. Не то, чтобы она не получала удовольствие от близости с мужем, но… Без этого было лучше. Спокойнее. Вернее.

В остальном же всё осталось как прежде: Лёша работал, Лиза сидела с ребенком. Вечерами они втроем выходили гулять, смеялись, шутили, обсуждали старых знакомых и новости, услышанные по телевизору. Иногда заходили в кафе и ели мороженое, умиляясь Дашиным попыткам пролепетать что-то бессвязное. По выходным ездили к родителям, выслушивали многочисленные советы и наставления, и… продолжали поступать по-своему.

И все были довольны, и все были счастливы, и со стороны они казались идеальной семьей. Но так и не прошла тоска в груди, так и срывался взгляд порой на смутно знакомые фигуры, и так и не удалось забыть чувство, что прочно поселилось однажды в усталой душе…

В июне Алексей начал подолгу задерживаться на работе. Пару раз даже не пришел ночевать. Лиза не обращала на это внимания: она знала, что муж делает всё, чтобы заработать для их семьи побольше денег. В глубине души она даже рада была свободным вечерам, когда не нужно было готовить ужин, и разговаривать, и улыбаться – а можно было просто сесть в кресло у окна, приоткрыть форточку и смотреть на спящий город, гадая – где она… как она… помнит ли она…

Позже, много позже, Лиза удивлялась – где же была в то время её интуиция? Почему молчала, не предупредила, не подала сигнал? Неважно… Перемены приближались. И никто уже не смог бы их предотвратить.

В этот день Лёша пришел домой рано – засветло. Лиза вышла к нему навстречу в прихожую и молча приняла сумку.

– Что-то случилось? – спросила испуганно.

– Нет, – улыбнулся Алексей, – Я хочу поговорить с тобой, поэтому раньше пришел. Как Даша?

– Спит. Сегодня мне показалось, что она сказала «мама», но, скорее всего, это просто показалось.

– Конечно. Хотя вероятность того, что наша дочь – вундеркинд, я бы не стал так с ходу отметать.

Оба засмеялись и пошли на кухню. По пути Лиза поправила рассыпавшиеся по плечам светлые волосы и сняла фартук.

– Лёш, ужин пока не готов… Придется подождать.

– Ужин подождет. Садись и послушай.

Это было что-то новое. Раньше он никогда так с ней не разговаривал. Наверное, именно поэтому Лиза безропотно присела на табуретку и молча посмотрела на мужа.

Алексей сел напротив, нервно взъерошил собственные волосы и проговорил:

– Нам нужно развестись.

…За звезду – полжизни

За луну – свободу

Я целую небо…

А оно льет воду…

Это прозвучало так просто и обыденно, что Лиза даже не нашлась, что ответить. Она сидела в своей уютной маленькой кухне, подпирая подбородок ладонью, и молчала. Она ничего не чувствовала.

– К этому давно шло, – тем временем продолжал Лёша, – Думаю, ты и сама это видела.

– Видела, – согласилась Лиза, – Но почему именно сейчас?

– Я встретил другую женщину. Понимаешь… Я не могу так больше, Лиз. Ты не любишь меня, и я смирился с этим. Однако, жить с тобой и знать, что ты влюблена в другую – это выше моих сил.