Женщина, что приносила мне коньяк, стала около моего столика. Наверное, я заметила ее не сразу. Терпеливо, видимо, уже повторяя свои слова, которые доносились до меня даже не издали, а просто из иного мира, она спросила:

— Простите, вы мадемуазель Лонго?

— Да.

— Вас просят к телефону.

— Меня?

— Вы мадемуазель Лонго? Казалось, меня уже ничем не удивить, но, как это ни странно, я все же удивилась. Я встала и направилась вслед за женщиной. Только когда мы проходили через зал, я вдруг увидела помещение, где просидела больше часа: скатерти в красную клетку, полным-полно посетителей, запах горячего теста и майорана. Телефонная будка находилась на первом этаже, рядом с плитой, где готовили пищу, и воздух в ней был гнетущий, сухой.

Его голос показался мне немного другим, но это был он.

— Ты еще долго будешь так сидеть, Дани? Мне уже осточертело, я сейчас на все плюну. Дани! Ты меня слышишь?

— Да.

— Дани, можно договориться.

— Ты где?

— Недалеко.

— Ты видел меня, когда я вошла сюда?

— Да.

— Филипп, пожалуйста, скажи, где ты? Он не ответил. Я слышала в трубке его дыхание. Я поняла, что он боится, тоже боится. Наконец он заговорил каким-то свистящим голосом, от которого задребезжала мембрана.

— Откуда ты знаешь мое имя?

— Сегодня утром я заглянула в твой бумажник.

— Зачем?

— Чтобы знать.

— Ну и что же ты знаешь? Теперь не ответила я.

— Дани, послушай, если ты точно выполнишь то, что я тебе скажу, мы можем где-нибудь встретиться.

— А если нет?

— Тогда я немедленно отправляюсь в участок, который ты видишь напротив.

Ты меня слышишь?

— Слышу. Но не понимаю.

Снова молчание.

— Филипп?

— Не называй меня по имени.

— Где ты хочешь встретиться?

— В конце пристани есть дорога, которая ведет в бухту Пор-Миу. Если не знаешь, спроси. Так вот, километрах в двух-трех от этого городка ты увидишь гостиницу "Белла Виста". Там для тебя заказана комната.

— Для меня?

— Я звонил туда. Я бы предпочел комнату здесь, в Кассисе, но нет ни одной свободной. Поезжай туда на машине.

— Я не хочу больше садиться в эту машину.

— А я хочу, чтобы ты угнала ее отсюда и чтобы тебя видели в ней. В гостинице переоденешься, снимешь свой костюм. Я позвоню туда через двадцать минут, убедиться, что ты уже там. И тогда встретимся.

— Где?

— Сначала поезжай туда. И учти, Дани: не пытайся надуть меня, твое положение гораздо опаснее моего.

— Ты так думаешь?

— О да. И не забудь: сними этот костюм, переоденься.

— Я не буду ничего этого делать.

— Как хочешь. Значит, я звоню через двадцать минут. А нет, тем хуже для тебя.

— Но почему бы нам не встретиться здесь сейчас?

— Ты ведь хочешь, чтобы мы встретились? В таком случае условия ставлю я, а не ты.

— И все-таки я ничего не понимаю.

— Тем лучше.

Он повесил трубку. Я тоже, дрожащей рукой.

Было уже совсем темно, когда я села в "тендерберд". За моей спиной по краям огромной площади светились ярмарочные балаганы. Сквозь звуки венского вальса из тира доносились выстрелы. Дальше высилась эстрада для оркестра, украшенная к завтрашнему вечеру гирляндами лампочек.

Я медленно ехала мимо пристани. По шоссе, вдоль которого тянулись террасы кафе, вдыхая запах моря и аниса, текла беспечная толпа, которая неохотно расступалась передо мной. Я спросила дорогу. За городком шоссе круто поднималось, потом проходило вдоль новых домов, где на балконах ужинали люди, а дальше шло над освещенным луной пустынным пляжем из белой гальки.

Гостиница "Белла Виста" с башнями в мавританском стиле возвышалась на скалистом мысу, среди пиний и пальм. Здесь было очень многолюдно и очень светло. Я поставила "тендерберд" у въезда в парк, отдала чемодан портье с золотыми галунами, подняла верх машины, заперла на ключ багажник и обе дверцы.

Какая-то молодая женщина помогла мне заполнить карточку для приезжих.

Отвечая на вопрос, кто я и откуда приехала, я вспомнила о гостинице в Шалоне, и перед моими глазами вдруг всплыло лицо Филиппа, обезоруживающе красивое, и это немного приободрило меня. Нет, решительно, я законченная психопатка.

Комната была совсем маленькой, с ванной, облицованной кафелем в цветочек, с новой мебелью, с вентилятором, который лишь перегонял горячий воздух, открытое окно выходило на море. Я бросила взгляд вниз, на освещенный бассейн, где с громкими криками плескались какие-то юнцы, потом разделась и, стараясь не замочить волосы и забинтованную руку, приняла душ.

Когда я вытиралась, в комнате зазвонил телефон.

— Ты готова? — спросил Филипп.

— Через несколько минут. Что мне надеть? Выбор у меня невелик.

— Что хочешь, только не костюм.

— Почему?

— Меня и так уже достаточно много видели в его обществе. Через час встречаемся в Марселе.

— В Марселе? Это нелепо. Почему не здесь?

— Меня достаточно видели "здесь". К тому же я в Марселе.

— Я не верю.

— Веришь или не веришь, но это так. Ты знаешь Марсель?

— Нет.

— Черт побери! Дай мне подумать.

— Филипп, — тихо сказала я ему, — я назначила тебе встречу запиской, она на холме, на том месте, где ты бросил меня.

— Встречу?

— На случай, если бы ты вернулся. В десять вечера, у дома номер десять по улице Канебьер.

— Ты знаешь, где она находится?

— Нет, но, наверное, ее нетрудно найти.

— Ладно. В половине одиннадцатого. Машину оставишь на другой улице, а сама придешь пешком. Я буду тебя ждать.

— Погоди, не вешай трубку.

Но он уже повесил. Я спросила у телефонистки, откуда мне звонили. Из Марселя. Поколебавшись, что надеть — брюки, в которых я ходила накануне, или муслиновое платье, — я надела платье. Я выбрала его потому, что поняла: он не хочет, чтобы я была одета так, как вчера, когда его видели со мной в "тендерберде". Не будь я в таком смятении, предосторожности этого жулика показались бы мне смешными. Я причесалась и взглянула на себя в зеркало: никаких сомнений, там я, да-да, я, все было настолько реально, что я зажмурилась.

Марсель — самый растянутый, самый непонятный из всех городов, которые я когда-либо проезжала. Улочки, еще более узкие, чем парижские, расходятся в разные стороны, и, с какой бы стороны ты в них ни въезжал, они все равно никуда не поводят. Я несколько раз останавливалась у тротуара, чтобы спросить дорогу, и ничего не могла понять из объяснений, кроме того, что я бедняжка. Мне говорили: "бедная девушка", "бедная мадемуазель", "бедняжка вы, бедняжка". И все время выяснялось, что я еду в противоположную сторону от улицы Канебьер.

Наконец, около здания, которое называли Биржей, я обнаружила огромную стоянку для машин. Я заперла "тендерберд" на ключ и пошла прямо, куда глаза глядят, и эта первая же улица, по которой я пошла, сразу же привела меня на другую, очень широкую, — как оказалось, ту самую, что я искала, да еще почти напротив того места, где было назначено свидание. Дом номер десять находился в нижней части улицы, у Старого порта. На нем висела вывеска агентства путешествий. Рядом был большой ресторан — Сентра", на тротуаре толпились люди, по мостовой сновали голубые автобусы, на зданиях горели неоновые рекламы.

Филиппа не было видно, но я знала, что он откуда-нибудь следит за мной.

Я подождала его несколько минут, прохаживаясь взад и вперед, рассматривала, ничего не видя, выставленную в витрине фотооптику, потом почувствовала на своем плече его руку. На нем был все тот же светлый костюм с черным галстуком. Стоя в снующей толпе, мы долго молча смотрели друг на друга. Увидев его осунувшееся лицо, я, мне кажется, сразу поняла, что он никого не убивал и эта история потрясла его не меньше, чем меня.

— Где машина? — спросил он.

— Там, на площади.

— Он все еще в ней?

— Где же, по-твоему, ему быть?

— Дани, кто он?

— Я должна спросить это у тебя.

— Не кричи. Пойдем.