– Ладно, все равно у меня выбора нет, кроме как верить тебе, – сказал тот в тональности Сербина. – Да и устал я, всю ночь гулял.

– Держи, – протянул ему сверток следователь.

– Что это?

– Еда. Бутерброды. Вода в углу в бидоне. Гараж только прикрою, так что ты сможешь его открыть. Но если уйдешь, уж будь добр, повесь и защелкни замок. План Шаха я заберу с собой. Все, выходи.

Оставшись один, Бельмас нашел старое пальто, разложил его на полу и прилег. Сон сморил его сразу же.

– Дверь действительно незаметна под лестницей, – отчитывался Оленин, тогда как Сербин, то и дело нажимавший на клавиши телефонного аппарата, казалось, был далек от доклада. – Ключ от пожарной двери хранится на щите запасных ключей, пожарный их никому не давал, но взять его несложно... Кому вы звоните?

– Не обращай внимания, – сказал Сербин, продолжая набирать номер. – Я слушаю. Дальше.

– Теперь свидетели. Живущие на площадке с Белоусовой соседи действительно ничего не могли видеть. Только в четверг они обнаружили, что глазок на дверях залеплен жвачкой, раньше не замечали. Надо полагать, преступник залепил перед тем, как позвонить к Белоусовой.

– А вы-то как пропустили?

– Да тоже не обратили внимания. В общем, свидетелей нет. Ну, пока нет. Ребята опрашивают жителей всех домов, окна которых выходят во двор, авось повезет. Если, конечно, кто-то из них находился во дворе и видел, как входил Вадим в подъезд.

– Он входил в подъезд, – сказал Сербин. – Сам мне сказал вчера. Но отрицает, что утопил Белоусову.

– Все отрицают...

– Нужны свидетели, которые подтвердили бы, что он вошел в квартиру. Это могут быть те, кто живет этажом ниже или выше. Те, кто случайно вышел из квартиры, например, мусор вынести, покурить. Опросить надо всех, вплоть до младенцев. Ты вот что... Поезжай сейчас в дом Гринько, посмотри на месте расположение комнат, план нарисуй и привези мне. Меня интересует, кто занимает комнаты рядом с Вадимом, кто под ним и над ним.

Оленин убежал, а Сербин, вспомнив, что сегодня суббота, достал клочок бумаги, набрал домашний номер Кушнарева, который получил от заместителя прокурора по великой дружбе. Дело в том, что всякое ведомство блюдет свои интересы, отсюда существует своеобразная конкуренция, хотя дело-то вроде одно делают. Но упустить пальму первенства не любит ни один начальник, а помощь подчиненных конкурирующей стороне воспринимает как предательство. Такова жизнь, дураков много, всем не угодишь.

Трубку взяла женщина.

– Мне нужен Аркадий Петрович, это по работе.

Его попросили подождать, и через пару минут он разговаривал с Кушнаревым:

– Вас беспокоит следователь прокуратуры Сербин Виктор Серафимович. Нам необходимо встретиться. Срочно.

– По какому поводу?

– Не по телефону.

– Давайте в понедельник...

– Простите, срочно – это значит сегодня, сейчас. Поймите, вопрос серьезный, и в ваших же интересах не откладывать его решение.

Недолгая пауза. После чего Кушнарев согласился:

– Хорошо. Где и когда?

– Подъезжайте к скверу на Парковой улице.

– Прямо сейчас?

– А чего тянуть? Я жду вас.

Сквер недалеко от прокуратуры, время в запасе было. Сербин выкурил сигарету, думая, правильно ли он поступил. Впрочем, поздно оценивать поступок с точки зрения морали начальства, а он уже в том возрасте, когда карьера на закате и хочется о себе оставить легенды.

Бельмас спал крепко, но мгновенно подскочил, услышав скрип железа. В гараж торцом въехала машина, рядом с Сербиным сидел здоровенный мужик, по виду крестьянин, эдакий сорокалетний скотник с кулачищами, которые держали лишь стакан водки и молот для забивания скота. Бельмас приготовился к худшему варианту, но Сербин пригласил его в машину:

– Садись и повтори все, что мне рассказал.

Бельмас залез на заднее сиденье, осведомился:

– С кем имею честь говорить?

– Это и есть Кушнарев Аркадий Петрович, – представил незнакомца Сербин. – Давай, Бельмо, во всех подробностях.

Пришлось повторить. Да Бельмас готов был повторять без конца, лишь бы вытащить заложников, заодно дурака Артура. Закончил предложением:

– Вы не хотите взять штурмом дом Шаха и сразу покончить с ним?

– Какой ты быстрый, – усмехнулся Кушнарев. – Чтобы тебя охладить, скажу сразу... Знаешь, почему Шаха трудно взять?

– Ну и почему?

– Он не оставляет свидетелей. Никогда.

– То есть? – У Бельмаса нутро сжалось, и вопрос он задал скорее от растерянности, уже зная ответ.

– Это значит: ни женщины, ни Артур живыми оттуда не выйдут, – пояснил Кушнарев. – Да и тебя он использует, а потом закопает где-нибудь в лесопосадке. Не забывай еще одно обстоятельство: заложников он мог перевезти в другое место, подозревая, что ты попробуешь их освободить. Поэтому штурмовать его дом нецелесообразно.

– Так что теперь – лапы с печки свесить? – раскипятился Бельмас. – Там моя дочь! Я нашел ее недавно... Неужели и после того, как я принесу документы, он...

– Не отдаст, не отдаст, – заверил Кушнарев.

– То-то его пацан молчал, как рыба, – вставил Сербин.

– Какой пацан? – спросил Кушнарев.

– Да Бельмо подкинул в отделение милиции связанного парня, висевшего у него на «хвосте», с табличкой «Убийца Гринько». – Кушнарев расхохотался. – Тот всю ночь пролежал связанный с кляпом во рту, на допросах откровенно хамил, но ни слова по делу не произнес. Против него ничего не было, пришлось отпустить.

– Молчал, потому что жизнью дорожит, – сказал Кушнарев. – Предателей у Шаха не просто убивают, а устраивают показательные казни. Парню легче было в тюрьме отсидеть.

– Вариантов нет? – с робкой надеждой спросил Бельмас, вернувшись к больной теме.

– Подумать надо.

– Подумать! – пыхнул Бельмас, в сердцах ударив себя по коленям ладонями. Вспышка была мгновенная и очень короткая, уже в следующую секунду он говорил упавшим тоном, но ироничным: – Мне всегда не хватало остроты, чего-то ощутимого, что заполняет без остатка. Я терпеливо пережидал временные неудобства, думал, выйду на волю, и будет то самое – большое и чистое, как вымытый слон. А всего два раза в жизни и был по-настоящему счастливым – когда у меня появилась Нина и когда я увидел дочку. Теперь у меня это большое и настоящее опять отнимают. И кто? Человек, про которого говорят: он не оставляет свидетелей. Раз не оставляет, он их мочит, так? А раз мочит, он кто? Убийца и преступник. Так? Куда ж вы смотрите, граждане начальники? Почему он до сих пор не на казенных харчах?

– Сел бы на наше место, умник, посмотрел бы я на тебя, – ворчливо бросил ему Сербин.

– На ваше место меня точно никто не посадит, – вздохнул Бельмас, будто всю жизнь мечтал уголовников ловить. – Но мне что делать? Я хочу вернуть Сандру, Ксению и пацанов. Им что, погибать ни за что?

Кушнарев, молчавший долгое время, очнулся от задумчивости:

– В конце концов, надо использовать все шансы. Но учти, Бельмо, Шаха обмануть очень сложно, у него волоски на коже, как антенны, ловят мизерную опасность. К тому же он невероятно хитер и коварен.

– Я согласен! – с жаром заверил Бельмас.

– Шах сказал, что снабдит тебя всем необходимым, значит, ты должен вернуться к нему?

– Если надо, вернусь.

– Надо. Мы поставим тебе «жучок»...

– Нет. Обыскивают. Думаю, когда вернусь, тоже обыщут.

– Хорошо, – с решимостью в голосе заговорил Кушнарев. – Тогда работаем так...

Одна была просьба у Бельмаса – отвезти его на хутор, мол, надо бабу Мотю предупредить, что девочку не бросили. Ехать своим ходом опасно, а то ненароком встретятся люди Шаха, проследят и заберут Дуню. Сербин сам отвез его на хутор, где Бельмас из сарайчика забрал воровской набор инструментов, а после оба выслушали причитания бабы Моти, высказанные с типичной для этих мест скороговоркой и на высоких нотах: