– В руки противно брать, – буркнул Руслан. – Засаленные до блевотины.

– Это моя, – указал на фотографию Гали Сева. – Я ее беру.

– Не вижу Насти, – огорчился Руслан. – Попроси еще, Мурад. Мне «блонд» скажи. Беленькую. И молоденькую… э… лет восемнадцати.

– На молоденьких его потянуло, – хихикнул Сева.

– Заткнись, – чуть слышно огрызнулся Руслан. – Если Настю мне не дадут, узнай у Гали, сколько здесь людей. И где тот «низ», про который она говорила.

Мурад переговорил с хозяином, вернулся.

– Твой Гала занят, – сказал. – Ест девушка блонд, но товар плох. Зато с товар можно делат, как хотишь. Это стоит болше.

– Странно, товар плох, а стоит больше, – пожал в недоумении плечами Руслан. – Давай плохой товар. Вымогает с нас бабки дед.

Мурад принес всего две фотографии, кинул на стол. Руслан торжествующе показал Севе и Мураду Настю, не комментируя. Мурад доплатил, хозяин позвал старуху из кухни. Уходя со старухой, Руслан шепнул:

– В случае чего берите на прицел тех двоих.

Старуха привела его в паршивую комнатенку, находившуюся в полуподвальном помещении. За тонкой стеной слышались мужские стоны – кто-то получал удовольствие. А в комнате на кровати сидела девушка, поджав под себя ноги. Увидев Руслана, она сжалась в комок и стала дрожащими пальцами перебирать угол простыни. Растрепанная Настя была не той Настей с фотографии в доме отца. Она походила на затравленного зверька, который мало что понимает, лишь боится всего на свете. Одни глаза и остались на бледном лице да белокурые волосы. Руслан осторожно приблизился к девочке, боясь ее дополнительно напугать, заговорил шепотом:

– Настя, не бойся меня. Ты ведь Настя? Скажи мне. – Нет, она плохо его понимала, широко открыла глаза и сжала угол простыни, ожидая подвоха. Как же ее растормошить? Она должна доверять ему, а не оказывать сопротивление. – Ты маму помнишь, Настенька? А папу? Они меня прислали за тобой. Хочешь домой?

– Домой, – повторила Настя.

Она произнесла слово, не понимая его смысла. В этом слове не было желания попасть домой, не было веры в то, что это возможно. Вот что означает «плохой товар», но с «плохим товаром» можно делать все. Девочка не в себе, ее поставили на поток, пока не подохнет.

– Да-да, домой, – все равно обрадовался Руслан и подсел к ней на кровать. – Ты пойдешь со мной? Дай мне руку.

Настя сидела не шевелясь, не мигая, смотрела на Руслана. Он сам взял ее за руку и потянул на себя. Девушка внезапно проявила агрессию, мгновенно укусила Руслана и отодвинулась. Он отдернул руку, чуть не вскрикнув от боли. Поведение Насти тоже определяло «плохой товар». Она так просто не сдается, видимо, у нее вошло в привычку встречать клиентов агрессивно. Наверное, кому-то это нравится, потому и стоит она дороже. Содержатели борделя хорошо знают спрос, потому и установили на садизм высокую цену. Он мучительно соображал, что делать. Время, черт возьми, время поджимает, необходимо срочно убраться отсюда, но Настя должна сама идти, не тащить же ее волоком. Только память способна заставить Настю уйти. Но нельзя было напирать, Руслан это понял. Он заговорил тихо под стоны за стеной:

– Настенька, тебя ждет твой отец, Виктор Иванович. И мама ждет. Они волнуются. А помнишь Розу? (Она еще шире раскрыла глаза, значит, помнит.) Роза вернулась домой к Фаине Султановне. Ты же знаешь Фаину Султановну, вы когда-то жили рядом. Роза рассказала, как тебя найти в Турции, мы приехали за тобой. Мне тоже хочется домой, Настя. Там у нас еще тепло, можно купаться в море. Я люблю ездить на мыс (это место любят все в городе), потому что там народу почти нет. И твой брат любил там купаться, мне Виктор Иванович говорил…

– Брат? – вдруг спросила Настя. – Его нет.

– Да, ты права, – почесал он в затылке. Может, про брата не стоило говорить? – Но ты-то есть, и тебя ждут. Да, твои игрушки целы, в твоей комнате. Обезьяну помнишь, с которой ты спала?

– У нее нет уха, – проговорила Настя.

– Точно, – грустно сказал Руслан. Она совсем еще ребенок, свою обезьяну не забыла. – Уха нет. А куда оно делось?

– Оторвалось. Давно.

– Вот видишь, ты все помнишь. Пойдем, Настенька, обезьяна тоже тебя ждет. (Она не двинулась, но была взволнована.) Ты хочешь, чтобы я ушел? (Она молчала, судорожно сжимая край простыни.) Настя, если я сейчас уйду, ты останешься здесь навсегда. Слышишь? Пойдем. Пожалуйста, пойдем.

Руслан встал с кровати. Затем сделал несколько шагов к двери. Если девчонка не пойдет по доброй воле, придется силой тащить. Столько из-за нее претерпеть и найти это жалкое создание, не способное ни на что! Он обернулся.

– Ты хочешь остаться? Оставайся.

– Не хочу, – вдруг сказала она и спрыгнула с кровати. – Меня не отпустят.

– Отпустят. Только ты ничего не бойся, верь мне. Дай руку.

Настя протянула руку. Когда Руслан взял ее, Настя крепко сжала его пальцы; он понял: Настя ему доверяет, но боится. Может, еще не все потеряно, они явились сюда не зря и наступит время, когда девочка придет в себя? Он вывел ее из комнаты, тихонько повторяя, чтобы Настя ничего не боялась, что он защитит ее.

Едва Руслан появился с Настей в заведении, двое за столом зашевелились. Сева и Мурад вынули пистолеты и направили на них. Те подняли руки, а бармен за стойкой быстро заговорил на турецком языке. Настя сжалась, Руслан обнял ее за худенькие плечики и говорил на ухо ободряющие слова. Прибежала из кухни старуха, ахнув и заголосив, убежала, вернулась с бумажками, стала тыкать по очереди налетчикам, непрерывно тараторя. Сева догадался, что за бумажки принесла старуха, выдернул из руки и поджег от зажигалки. После этого прорычал:

– Всех рюс давай! Мурад, переводи!

Услышав требования молодого человека, бармен залепетал что-то, отрицательно мотая головой. Старуха выкрикивала проклятия – это было так понятно, что ей пригрозили пистолетом. Руслан, заметив некоторое движение среди турков за столом, тоже выхватил пистолет и прицеливался в каждого по очереди. Турки присмирели.

– Галю давай и еще рюс! – цедил Сева, Мурад переводил. – Веди, карга.

Карга повиновалась, ругаясь уже себе под нос, поднялась по короткой лестнице, тяжело переваливаясь, указала на дверь. Мурад по просьбе Руслана принялся связывать мужчин. Тем временем Сева ногой выбил дверь, впрочем, держалась она на честном слове, поэтому вылетела запросто. Картину Сева узрел замечательную: голую задницу.

– Мужик, вставай, – приказал он, размахивая стволом.

Турок просто скатился с кровати, испуганно отполз к стене.

– Живо одевайся, – приказал Сева Гале. – Со мной пойдешь.

Галя метеором натянула платье, сунула ноги в тапочки.

– Кто еще из русских здесь? – спросил Сева. – Скажи ей, чтоб привела.

Галя, как ведьма, налетела на каргу и врезала ей пощечину, выкрикивая отдельные турецкие слова не хуже турчанки. Старуха взвыла, махала руками…

– Быстрее! – прошипел Сева.

Снизу раздался разбойничий свист. Он понял: пора сматываться. Остальных девчонок придется оставить. В сердцах схватив каргу за локоть, швырнул ее на кровать:

– Отрабатывай сама!

Вдвоем с Галей сбежали вниз. В доме началось оживление, видимо, шум потревожил клиентов. Но это было еще не все. Внизу стоял Мустафа, он о чем-то с жаром говорил Мураду. Через секунду снаружи стали выбивать дверь.

– Там Бурак, – указывая на дверь, сказал Мурад. – Он не один.

– Здесь есть второй ход, – крикнула Галя и первая ринулась в кухню.

За ней рванули остальные. Руслану пришлось подхватить апатичную Настю на руки. Выбежали во двор, затем через низкую калитку в каменной стене пробрались в другой двор. Потом преодолели несколько каменных ступенек, ведущих вверх, так попали в соседний двор, перелезли через каменную ограду и очутились на улице. Настю хотел взять Сева, но она не далась. Далее всех повел Мустафа, знающий Анкару, как собственные хоромы. Все бежали без остановки, сделав крюк, вернулись к машине. По счастью, около автомобиля никого не было. Они загрузились в машину и умчались. Мустафа рассказал, как заметил троих человек, поднимающихся по улице, один из трех был Бурак. Отъехав далеко от злачного места, Руслан все же высказал удивление: