— Так что, ты хочешь сказать, что аномалии — они вашими молитвами появились? А Зона уже была готова каждую гадость сохранять и зло множить?

— Да ничего я не хочу сказать! Так, вспомнилось, — отрезал Сухой. — И хватит про это, вон, гляди, «воронка» слева.

«Воронку» Гера заметил давно без напоминаний сталкера и передал Клаве на ее коммуникатор предупреждение. Зона учила быстро.

— Ну а потом война эта идиотская. — Сухой не успокаивался. — Где это видано, чтобы такая была война? Комедия одна!

— Да, тогда весело было. Если, конечно, война веселой бывает. Воевали и наши, и ваши, и все против одного врага — ваших властей. — В памяти Малахова всплыли события недавней войны. — Да и какая, на фиг, это война — так, перемещения вооруженных сил без боестолкновений.

— Ну, мейндауны всерьез участвовали. У них уже тогда крыша поехала. Говорят, из-за психотронного оружия. На иглу посадили, вот им и нужна была подпитка пси-полями. Иначе мозги просто разжижаться начинали. — Сухой помрачнел. — Но какие из них вояки? Только языками на форумах чесать или толпой сто на одного. Понятно, были и те, кто свято верил и… Ну, ты понял. А потом всех их, болезных, сюда пригнали.

— Слыхал я, но вот только одно непонятно. Что, прямо как Сталин — в вагоны и в Зону штабелями? — Вадим вел разговор с Сухим через плечо, глядя на дорогу, которая уже скоро должна была привести к окраинам Припяти и требовала внимания. — Они же такие гордые и свободолюбивые, как же так, не сопротивляясь — и в Зону?

— Как же ж, вагонами. В один день, как стадо баранов, сами потянулись сюда. И главное — никто не остановился и даже слова не сказал. Они же, как раз когда битва за Киев была, опять поорали на Майдане и поперли пехом на Чернобыль. Как саранча какая-то.

— А они что, все из Киева?

— Да какое из Киева! — Сухой даже подскочил от возмущения. — Шваль всякая приехала в город, да и осталась там срать, пардон, гадить в подворотнях. А последний год они табором на площади жили. Ну, тогда уже вообще никакой власти не было. Разгул демократии и свидомии. Ну, приехали они сюда, но ведь не были они зомби еще, не были! — продолжал не на шутку разволновавшийся сталкер. — Сначала просто бешеные какие-то были. Все рвались воевать, стали лагерем в Припяти, палатки разбили. Загадили, как всегда, все вокруг, ленточками все разукрасили. А потом в один прекрасный момент — хлоп, и нету никого. Словно выключатели в голове у них сработали, и они все врассыпную. А чуть позже они в стаи сбились. На людей нападать стали.

— А они что, не люди? Тогда были уже не люди? — удивился Герман.

— Уже нет. Ты понимаешь, всегда легко отличить зомби от человека. Они сначала просто неадекватные были, а потом… Да ну их. Не надо о гадости вспоминать. Встретите — мочить надо, не ждать.

— А где они сейчас в основном толкутся? — поинтересовался Малахов.

— Ну, в основном они, конечно, вокруг забора, который Саркофаг закрывает. Как туда подходишь — надо всегда ухо востро держать. Хотя зомби бояться — это такое. Только слабонервного может испугать. Тьфу — безделица. Так, вот сейчас давайте направо. — Сухой пальцем ткнул в направлении основной дороги, пересекающейся с грунтовкой, по которой плавно катил «Патриот». — Лучше через мост, чем по путям прыгать.

Теперь шоссе шло вдоль железнодорожного полотна, иногда сквозь просветы в деревьях мелькали остовы мертвых поездов, почти сливавшиеся с бурым ландшафтом. Через пару километров свернули налево и оказались на прямой как стрела дороге, ведущей в Припять. С моста над железнодорожными путями открылся вид на Саркофаг.

— Вот вроде рукой подать, а попробуй доберись, — пробормотал Сухой. — Многие пытались через забор сигануть, да не вернулись. Не нравится мне эта затея. Может, лучше я покажу, где пустышек много?

Сталкер опять, словно вспомнив о чем-то, стал отговаривать от поиска Сферы. Но как-то безнадежно отговаривать, неуверенно.

— Ты нас до забора доведи, а там посмотрим, силой тебя никто не потащит, — ответил Малахов. — Нам бы по городу проехать без приключений, но что-то мне подсказывает, что их мы еще на собственную шурупу получим по полной.

— Это точно, еще получим. Только зачем нам в город? Мы сейчас направо свалим и прямиком к реактору, делов-то, — удивился сталкер. — А город нам не нужен!

— Эх, а еще сталкер, чему вас только на биофаке учат, — протянул Малахов.

— А при чем тут биофак, при чем? — неожиданно взвился Сухой. — Ты к чему это?

— Да к тому, уважаемый Валериан Андреевич, что плохо вы легенду свою держите, у вас стилистика речи нестабильна, то почти как биндюжник разговариваете, то о жизни ученых рассуждаете, ну вот я и заинтересовался. — Малахов тронул за плечо Германа и попросил: — Гера, выведи инфу, что из Центра пришла сейчас. Ага, читаю вслух. Валериан Андреевич Сухомлинов, кандидат биологических наук, бывший заведующий отделом киевского института имени Богомольца, специалист по генным мутациям, в Зоне работал с девяносто шестого года, в две тысячи шестом оставил работу. Женат, двое детей. Так что, Сухой, ты давно семью проведывал? Квартира-то у тебя в самом центре Киева. На улице того же Богомольца.

— Был Сухомлинов, и не стало. Вышел весь. — Сухой сидел, нахмурившись и сжавшись, словно ожидая удара. — А почему — не тебе судить. И семью я не видел уже шесть лет, так, деньги передаю только. С перекупщиками. И нет у меня никакой легенды. Я — Сухой. Все.

— Да чего ты? Я не думал, что ты так расстроишься. Нет так нет, — спокойно ответил Малахов и примирительно глянул на Сухого.

— Если ты не хочешь о себе говорить, не надо, мы же не биографию твою изучать приехали, — сказал Вадим. — У нас, ты ведь сам видишь, другие цели. А вот про город… Ты помнишь все слова Гасла?

— Какие еще слова? — Сталкер ответил резко, все еще раздраженный. — Он много чего говорил.

— Ну как же? Про то, как вход найти, не помнишь? Про колесо — не отставал Вадим. — Неужели забыл?

— И про волхвов, — неожиданно вспомнила Клава.

— Что про волхвов? Это все знают. Только проверить нельзя.

— Так, новая теория? — с легким раздражением спросил Малахов.

— Да только ленивый про это не думал! — развел руками Сухой. — Там такое народ говорит.

Сталкер, словно перед долгим рассказом, церемонно достал пачку сигарет и, не предлагая никому, закурил. Выпустив первую, аппетитную струю сизого дыма, он начал очередной рассказ.

— Ведь как было, Русь-то когда крестили, думаете, все это было, как выборы очередной Рады? Все довольны, и светлое «потом» маячит? С кровью крестили. И самое ужасное, идолов-то не только в Киеве с круч кидали, а и севернее на веревках тягали, глумились. Ну вот волхвы, ну они же тогда за это дело, за веру-то, отвечали и решили…

— Слушай, Сухой, ты вовсю в роль сталкера вжился? Мы в общем-то немного историю изучали, не надо нам талдычить, как на базаре для теток, — перебила его Клава. — Ты можешь использовать даже научные термины, мы поймем. А то сейчас начнешь еще «иже-паки» всякие.

— Вот я и говорю, со слов Гасла, он тут был вроде апологета главного этой теории, надо сказать, весьма сомнительной. — Сухой даже не глянул на Клаву. — Волхвы, после того как их мир порушен был полностью, сдаваться не хотели. Они здесь устроили… ну, скажем, сходку. Я не знаю, как тогда это называлось. Не вече же! В общем, что решали тут волхвы, никто не знает. Они, как народ говорит, как раз на том месте, где четвертый блок, в лесу и сидели у костра. И Гостомысл, и Олег Вещий, и Недеря… все!