— А откуда вы? — оторопел Тимур.
— Вы скоро все узнаете. Так что?
— Да какие могут быть вопросы?
На следующий день Тимур приступил к работе в Центре.
ГЛАВА 22
Отче, хоть мне с ним и худо, но я превосходно знаю, как преследовать, как настигать, следить, подсматривать и поослушивать, таиться и прятаться, как ломать на пути препятствия, подкрадываться, обманывать, кружить и сжимать петлю кругов, причем, исполняя все это быстро и безошибочно, я становлюсь орудием неумолимой судьбы, и это доставляет мне радость, которая, наверное, с умыслом была вписана пламенем в мое нутро…
Станислав Лем. Маска
Первым пришло понимание, что он живой. Потом зверь ощутил свое дыхание. Оно разрывало легкие холодом и мириадами запахов, которые бесновались вокруг, в мире тревожном и непознанном. Следующим пришло зрение — сначала появились туманные образы перед глазами, но туман постепенно рассеялся, и он увидел свои руки. Он знал, что это руки, но не знал, почему это называется именно так. Руки изменялись — на них росли длинные коричневые когти. Сколько времени ушло на это? Минута или вечность? Зверь не понимал, что такое время. А время не понимало, что такое зверь. Болело тело, его сдерживали путы, причинявшие страшную боль. Но те волокна, что давили, в конце концов лопнули и упали на землю, не выдержав напора растущего тела. Боль уходила, но в тело стали впиваться новые ощущения, которых он не знал до сих пор. Зверь медленно подобрал под себя ноги и, еще слабо сохраняя равновесие, выпрямился во весь свой более чем двухметровый рост. Не было тумана перед глазами, не было боли. Были голод и жажда. Вой, от которого содрогнулся лес, прорезал тишину. Зверь хотел крови, хотел убивать, хотел жрать. Запахи из разрозненных кусочков складывались в мозаику плотного смрада мутировавшей плоти, гадкой и несъедобной. Легкий ветерок приносил издалека дух хорошей плоти. Зверь, взяв след, ринулся вперед, но тут с ним произошло что-то странное.
Словно проснулся кто-то другой в его голове, неизвестный, невидимый, но сильный. Он заставил зверя вернуться к тому месту, где он лежал, и, разворошив обрывки ткани, найти маленький прямоугольный предмет. Впрочем, зверь не понимал, ни что такое обрывки, ни что такое прямоугольный. Зверь пока не знал ничего. Но нечто заставило его сделать то, что он сделал. Зажав предмет в лапе, зверь заорал от страха перед тем, что с ним случилось, и ринулся навстречу запахам. Мотая на бегу головой, он сумел прогнать наваждение, пытавшееся захватить его мозг, и неизвестный исчез. Или затаился.
Лес внезапно кончился. Впереди черной полоской еле угадывались другие заросли, но открытое пространство испугало зверя. Вернее, не то чтобы испугало, а встревожило. Поколебавшись мгновение, он ринулся вперед, туда, куда звало его чутье и запах. Очень скоро, когда ноги уже привыкли к мягкому грунту, зверь увидел пищу. Небольшое пушистое существо с длинными ушами вяло прыгало по земле. Зверю ничего не стоило схватить его свободной лапой за уши, клыками распороть шкуру и, высоко задирая вверх морду, оторвать горячий кусок мяса. Зверь даже не остановился, съев зверька на бегу. Добыча была маленькой, она только усилила голод, но прибавила сил. Он, не замедляя движения, ворвался в новый лесной участок. И стал как вкопанный.
Там, впереди, в сумраке холодного леса, его ждало нечто. Сразу стало понятно — это враг. Опять тишину Зоны разорвал чудовищный вой. Но зверь теперь выл не от страха. Это был боевой клич. Противник не испугался. С видимой неловкостью, переставляя кривые хитиновые хожни, из-за деревьев вышло несуразное создание. Словно разросшаяся до трехметрового размера медведка, которая для удобства встала на костыли, тварь двинулась к зверю. Неторопливость движений медведки была обманчива. Выждав момент, она поджала свое покрытое слизью брюхо, выпрямила его моментально, словно взведенную пружину, взвилась на несколько метров в воздух. Тварь явно рассчитывала упасть зверю на холку. Но равных ему не было в Зоне. В самый последний момент, когда казалось, что медведка коснется его ядовитыми хелицерами, он сделал молниеносный скачок в сторону, оттолкнулся ногами от дерева и прыгнул на спину мрази. Лапа зверя, вооруженная чудовищными когтями, словно нож вошла между хитиновыми пластинами. Он развернул ладонь и резким рывком оторвал голову твари. Потом, все еще в запале боя, он высоко подпрыгнул на поверженной спине врага и пятками проломил хитин на ложногруди. Удовлетворенный сочащейся светло-коричневой жижей, зверь брезгливо вытер конечности о желтую хвою на земле и опять ринулся в свой поход. Он не знал куда идет, но знал зачем — жрать.
ГЛАВА 23
Проблемы, связанные с соседством людей и животных в городах, на протяжении многих лет периодически обсуждаются на страницах печатных изданий, но все еще далеки от решения. Корни их лежат в нежелании значительного числа владельцев собак считаться с окружающими и соблюдать правила содержания домашних животных, утвержденные местными администрациями.
Ежедневная всеукраинская газета «День», № 210, пятница, 16 ноября 2001
— Сухой, что ты там своей гайкой накидал? — прокричал сталкеру Вадим, все еще морщась от боли. — Что это было?
— Я почем знаю? — ничуть не смутясь, ответил Сухой. — Словно трамплин какой-то гравитационный. Видать, он выборочно по массе объекта работает.
— Так что же ты не предупредил! Куда смотрел, проводник хренов?
— Да не было такого раньше, первый раз вижу. Теперь буду знать, — совершенно спокойно ответил сталкер. — Всем про эти трамплины расскажу.
— Как Тимура искать будем? — Вопрос Малахова был обращен ко всем. — Хоть кто-нибудь увидел, что произошло?
Никто ничего не видел. На земле не было никаких следов, в основном рваные полосы хвои, выползавшей языком из леса метров на пять от опушки.
— Так, Клава, Гера, проверить машину. Мы с Сухим лес прочешем.
Малахов проверил свой автомат, с трудом открыл примятую дверь багажника и достал еще один.
— На, держи, настоящее. А то с твоей пукалкой много не настреляешь. — Вадим протянул сталкеру оружие. — Как работает — разберешься?
— Разобраться-то я разберусь, только в лес идти… — Сухой с сомнением покачал головой.
Тут, словно подтверждая его слова, из глубины леса раздался страшный звериный вопль.
— А видимо, уже и смысла нет, — грустно продолжил сталкер. — Лес — он не выпускает.
— Много ты понимаешь. — Малахов, не обращая внимания на Сухого, зашагал к опушке.
Герман, все еще морщась от боли, прихрамывая, пошел к машине и запустил главный сканер. На коммуникатор Малахова сразу пошла картинка местности, помогая ориентироваться в лесу.
Вадим не сделал и трех шагов, как легкий порыв ветра швырнул ему в лицо комок рыжих лохмотьев, свисавших с дерева. Обожгло, словно листьями злой крапивы. Но Вадим не обратил внимания. Он осторожно, пытаясь отследить возможные ловушки, двигался в направлении, откуда раздался рев. Через сто метров он увидел то, чего больше всего боялся увидеть. На земле валялась разорванная одежда Тимура. Собрав все находки, Малахов уже решил идти обратно, но, вспомнив слова сталкера, пошел назад другой дорогой, выйдя из леса чуть дальше от того места, где он начал поиски.
— Вадим, что с твоим лицом? — встревожилась Клава.
И действительно, вся правая щека была покрыта мелкими красными волдырями. Некоторые из них лопнули и сочились сукровицей.
— Какой-то мох жгучий летает, ерунда, пройдет. Вот. — Вадим кинул на капот машины обрывки одежды. — Гера, сообщи в Центр — эвакуация отменяется.
— Вадим, но ведь это Тимур, его же голыми руками не возьмешь! — Клава и сама понимала, что надежды нет, но верить не хотела.
