– Ясно, – сказала я. – То есть ты был счастлив, а потом разбогател, появились живые женщины, которые по сравнению с этими оказались намного хуже?

– Да, – сознался он. – Ты такая умная, что я не хочу тебе врать. Именно так. Но с ними было просто. С тобой труднее.

– Почему?

– Потому что ты первая, кого я хочу больше, чем их, – он имел в виду и своих нарисованных красавиц, и девушек из фильмов и Интернета.

Я не понимала, приятно это мне или неприятно. Скорее все-таки не очень приятно, потому что такие ситуации разговорами не кончаются, дальше следует что-то практическое и непредсказуемое.

– Поэтому я и говорю, – повторил он уже без крика и без топания ногами. – Лучше исчезни. Побеждай там на своих конкурсах, живи там с кем-нибудь. Подальше от меня. Я болеть и с ума сходить не хочу. И без того, как идиот, выставку устроил. Я же понимаю, что надо мной смеются. Дилетантский абсолютизм выдумали, идиоты. Там же мертвое всё. Может, это им и нравится – сами мертвые потому что...

Константин Константин продолжал пить, но, несмотря на слабость характера и организма, совсем не пьянел. Зато от него меньше пахло человеком, как обычно, а пахло вином. И свет был у этой комнатки, где мы стояли, какой-то голубоватый, как на его картинах, будто инопланетный. Всё казалось искусственным и привлекательным. Он сам был похож на персонажа какой-то грустной космической истории. Мне стало жаль его, захотелось утешить и приласкать. Мне захотелось устроить праздник человеку, который всю жизнь страшился праздника.

– Откуда ты знаешь? – сказала я. – Иногда невозможное становится возможным.

– Только не дразни, – сказал он стонущим голосом и замахнулся бутылкой.

Я улыбнулась, взяла бутылку из его руки, отшвырнула. Она разбилась о белую стену коридора и окрасила ее своим выплеском. А ковер в коридоре был густым мягким, как альпака, это такой сорт искусственного меха75.

И я повлекла Башмакова на пол нежным движением, он опустился, не веря всем своим органам чувств, дальнейшее я взяла на себя, и вот уже мы с ним находились в том состоянии, которое он только наблюдал со стороны. Правда, привычка что-то в стороне видеть, наверное, осталась, потому что в один из кульминационных моментов я заметила, как он посматривает на свою синюю Аолу. Я повернула его лицо ко мне. И он уже не отворачивался.

Последствия этого вечера были неожиданные. Башмаков выкинул все картины из своей тайной комнаты, все фильмы, без малейшего сожаления расстался со всем наглядным эротическим материалом, который наполнял его предыдущую жизнь.

Я насторожилась и сказала почти официально:

– Константин Константин, напоминаю, что по условиям договора о найме на работу (а такой договор меж нами был составлен) я имею право вас покинуть в любую минуту. Мне было с тобой приятно, – сказала я уже с бóльшим сердечием, – но этот был только раз, случай.

– Пусть, – сказал он. – Мне этого хватит на всю оставшуюся жизнь!

Однако прошел день, прошел вечер, и я вдруг почувствовала, что не прочь повторить наш вчерашний опыт в более комфортных условиях. И сказала Башмакову об этом. Он чуть не заплакал от восторга. Я слышала, как он два часа плескался в ванной – зная о моей аллергии и стремясь смыть с себя всё человеческое. Потом он сдобрился одеколоном, а я приняла свои обычные антиаллергенные таблетки.

...В общем, Володечка, это была очередная странность на Highway vjtq ;bpyb? Rjulf z gjnthzkf rjynhjkm yfl cj,jq b cdjbvb xedcndfvb/76

Ничего не было оригинального и завлекающего в Башмакове. О внешности не стоит и говорить. Талант? Смешно. Я сама его продвинула, но я понимала ему настоящую цену. Человеческие качества? Да, он был добрым, вежливым, скромным, тихим, но это не имеет отношения к тому, что я испытывала. Может быть, он был искусный любовник? Отнюдь. Короче говоря, в нем не имелось ничего хорошего, но это были дни, когда я с удивлением чувствовала, что меня всё устраивает. Я училась, готовилась к конкурсу, была очень занята, но к вечеру старалась неизменно вернуться домой. И еще за полчаса до встречи я чувствовала наперекор себе, как всё мое женское естество стремится к неказистому, неумелому и, если уж говорить откровенно, неидеально пахнущему, несмотря на душ и одеколоны, телу Башмакова.

Я решила не рушить себе голову этой загадкой, полагаясь на жизнь, которая сама всё расставит по местам. Как говаривали мудрые хохландцы: «Не мучать над завданням, якщо відповідь є в кінці підручника, а якщо його немає, подумай, чи так він тобі потрібен», то есть – «Не мучайся над задачей, если ответ есть в конце учебника, а если его нет, подумай, так ли он тебе нужен». Что, правда, не помешало им совершить ошибку и заключить в 2019 году военнополитический союз с Албанией, Великой Объединенной Румынией, Турцией и Арменией против России, причем сгоряча Украина не заметила, что Турция и Армения находились в состоянии пограничной войны77.

Письмо двадцать первое

Так уже было, Володечка: в конце двадцатых, когда ты связался с Сreation-Destroy78 и пропадал на дни, на целые недели, я металась, не находила в себе места, но одновременно чувствовала себя готовой к любому действию, была, как ни странно, почти оптимистичной. И наоборот, когда в середине тридцатых ты поехал, уже вполне респектабельный, знающий, что тебе нужно, на полугодовой семинар соларо-энергетиков, я не находила себе места, постоянно тебе звонила и ждала твоих звонков, будто вы находились в жерле вулкана, а не на вполне благоустроенной, курортной, самой мирной на земле палестинской территории. Такова извечная суть человека: с доисторических времен для него экстремальное есть нормальное, а нормальное – подозрительно. И даже губительно, как считали ваши лидеры-дистроевцы.

Возможно, время, которое я прожила с Башмаковым, было самое спокойное в моей жизни, но именно тогда мне было почему-то тревожно, страшно, неуютно. У меня были какие-то предчувствия – и они оправдались.

Башмаков не бросил рисование. Но если раньше он всё делал чистосердечно, наивно, от души, то теперь не мог без смеха смотреть на свои творения, будто отношения со мной его переделали настолько, что даже изменили эстетическое отношение к действительности и собственному искусству. Но спрос на его картины был, поэтому он начал прикалываться, он рисовал их левой ногой, только не подумай, Володечка, это не буквально, это метафора – то есть в то время была метафора, а в тридцатые годы самые модные картины были именно у ножных художников. Как ни странно, картины стали получаться живее, с оригинальной палитрой, с некоторым юмором – но тут же упал спрос. Марат Гельман объяснил Башмакову: постмодерн надоел, сейчас вовсю

79 только натуральное. Наив – натуральный. Дебилизм – натуральный. Натурализм – натуральный. А эти подделки всем уже надоели.

И, надо сказать, Константин Константин ничуть не огорчился. Деньги у него и так были, да еще была я, в славе он не нуждался, гениальным художником перестал мечтать стать (да никогда особо и не мечтал), зато появилась у него страсть вывозить меня повсюду и горделиво посматривать по сторонам. Раньше сидел дома, а теперь его поманило на люди, захотелось мной похвастаться. И простодушно радовался, глядя, с каким восхищением на меня все смотрят. Но потом вдруг в один момент помрачнел, увез меня домой и буквально запер. Я лишилась иметь возможность даже поехать на занятия. Решила поговорить с Константином Константином серьезно. А он стал вдруг сразу же грубить, говорить нелепые вещи, что я стремлюсь на волю, чтобы найти кого-то другого, что я только и делаю, что думаю об этом – то есть чтобы сменить его на другого. Я оскорбилась и сказала, что с этой минуты прекращаю с ним отношения. Он закричал, что я не имею права и что он мне платит. Я оскорбилась еще больше и пошла из дома, уверенная, что ничем он меня не остановит. Но Башмаков забежал вперед, упал на колени и стал просить прощения. Сказал, что с завтрашнего дня все будет по-прежнему, а сегодня он просит одну только ночь переночевать с ним – так, как было в последнее время, то есть с контактом.