Обладая небольшой музыкальностью, при полном отсутствии вокальных данных и не получив специального хореографического образования, но владея каким-то невидимым магнитным полем, он значительно раньше вошедшей ныне в моду Джуны сумел влюбить в себя многих.

Мы горды, что руководство Дома актера все-таки опомнилось и перенесло это сомнительное мероприятие в помещение ЦДРИ, где большая вместимость позволит познакомить с этим безобразием не только членов высшего общества ВТО, но и работников смежных театральных профессий – стоматологов, гинекологов, а главное, тружеников торговой сети, для которых ЦДРИ, Дом актера, Дом кино давно стали уже родным домом.

Неужели великая Мария Гавриловна Савина, а потом Александра Александровна Яблочкина создали театральное общество для проведения таких антихудожественных мероприятий. Ведь если так пойдет и дальше, дело может кончиться тем, что завтра на Олимпийском стадионе может быть организован вечер памяти МХАТа!

С уважением народная мстительница РСФСР Мария Миронова, заслуженный мститель той же республики Александр Менакер.

Никаких твоих достоинств, Ледя, я перечислять не буду. Было бы прекрасно поговорить о твоих недостатках.

Мне, например, обидно, что когда я привожу тебе свои наблюдения из Одессы, ты потом выдаешь их за свои.

Но я на всю жизнь очарован твоим южнорусским сдвоенным «н». Его не существует. Оно нужно для слова «юность». Только в этом слове оно есть.

Но не об этом речь. Ты – вся наша жизнь.

(Поет на мотив песни «Дорогие мои москвичи»)

Прежде всего, что такое Союз писателей. Союз писателей – это не союз писателей, а союз членов Союза писателей. Я, например, не писатель, но я член Союза. А бывает наоборот: писатель, но не член Союза. Это Пастернак.

Я литературовед. И сразу: какая разница между литературой и литературоведением. Скажем, «Я помню чудное мгновенье». Это литература. А если вы скажете в одном из своих выступлений: «А. С. Пушкин заявляет, что помнит чудное мгновенье», – это литературоведение.

Писатели различаются по мгновеньям. Например, Пушкин помнит одно чудное мгновенье. Не густо. А Юлиан Семенов помнит 17 мгновений. На этом примере мы видим, как мы обогнали классиков.

Если говорить о Леониде Осиповиче, то, конечно, хоть это антиюбилей или юбилей, надо прямо сказать: это певец без голоса. Почему? Что такое голос? Я считаю, что голос это – «О скалы грозные дробятся с ревом волны». Это голос. Или на худой конец – «Шапки прочь – в лесу поют дрозды». Понимаете? Ну, это уже как отдать. Дальше отступать некуда. А весь вокал Леонида Осиповича исчерпывается одной фразой «Товарищ, я вахту не в силах стоять». Ну, не в силах, так не стой, то есть не пой. Сущность Утесова не в вокале. Тут другие грани. Вообще, он такой многогранный, что о нем можно написать поэму «За гранью грань».

Я только о некоторых скажу. Во-первых, популярный и невероятно эпистолярный. Я за несколько дней до этого вечера пришел к Леониду Осиповичу. Он показал горы писем к нему. Мы взяли наугад письмо женщины. Она пишет: «Не знаю такой любви, как на сцене, но мне кажется, что вы можете расшевелить даже покойника. Подари мне одну ночь, но такую, чтобы небу стало жарко, а главное, чтобы я забыла, что я педагог».

Я бы никогда в жизни не сочинил такое сам. Я только посоветовал Леониду Осиповичу это опубликовать в «Учительской газете».

Теперь другая грань Леонида Осиповича. Это – король смеха. Насчет смеха я хочу напомнить свое соображение, что некоторые думают, что смех нам помогает жить и работать. Они путают смех с песней, которая действительно «нам строить и жить помогает», как это пел и поет Утесов. Смех же нам помогает не жить и работать, а выжить, несмотря на все то, что мешает нам жить и работать.

И тут я подхожу к главной грани Леонида Осиповича. Он, конечно, поэт.

Он щедро дал мне все свои стихи и поэмы, чтобы уж здесь никакого сочинения с моей стороны не было. Мне очень понравились строчки из поэмы о Союзе писателей. Прекрасное там начало:

Прекрасное владение стихом! И дальше:

Что здесь, как говорят, меня греет? У Пушкина и Лермонтова муза дарила цевницу – что-то неясное. А у Леонида Осиповича образ отдающейся музы очень смелый. И когда он пишет, он находится в таком экстазе, что ему не до грамматики. Например:

Понимаете, как надо волноваться, чтобы так написать! Или вот из поэмы, посвященной, простите, мне, совершенно крылатые строчки:

Замечательно! Леонид Осипович пишет, как дышит. Он – наша гордость, наша радость, наше хорошее настроение. А живой человек с плохим настроением – такой же абсурд, как мертвый человек с хорошим настроением.